Искра и Тьма

Минувший день, самый тяжелый и зловещий, прошел как во сне. Отряд двигался по Жертвеннику невероятно медленно, словно сам воздух сгустился, препятствуя им. Горыня свирепо смотрел из-под нависающих, как скалы, бровей. Накануне он избил дружинника Милена только потому, что тот вовремя не ушел с дороги. Парень со сломанными ребрами лежал в повозке, привязанная к ней же лошадь печально брела вслед.

Поведение Горыни тяготило отряд. Никто не смел перечить княжичу, лишь одна Искра решительно двинулась к фургону, где находилась бутыль с самогоном. Но не успела девушка хоть что-то предпринять, как скользкая от пота ладонь Горыни впечатала ее в дорожную пыль.

— Не смей! — услышала она его гнетущий голос.

Ярость, нараставшая в ней с каждым днем, чуть не выплеснулась наружу. В какой-то момент Искра побежала в лес. Ветки хлестали по залитому слезами лицу.

Отряд выехал на широкую просеку. С обеих сторон круто сбегающие вниз склоны заполнил лес; кое-где земля обрушилась, обнажив бурую породу; обломки деревьев, с торчащими во все стороны кривыми корнями, валялись тут же.

Горыня ни с кем не разговаривал, но и не пил. Долго так продолжаться не могло, это понимали все. Княжич, в конце концов, не выдержал — напился, однако вел себя спокойно.

Утром он подошел к Милену, посмотрел на него, похлопал по плечу, ничего не сказав; парень испуганно смотрел на княжича, ожидая неприятностей, и выдохнул, лишь когда Горыня скрылся из глаз. Искра, поняв, что он хочет поговорить и с ней, не скрывая избегала встреч.

День клонился к вечеру. Поскрипывали колеса фургонов, фыркали кони.

Неожиданно отряд наткнулся на обнаженного человека, одиноко стоящего посреди дороги. У незнакомца была шершавая кожа песочного цвета. Глаза — черная бездна.

На вытянутых руках человек держал младенца. Что-то потянуло Искру вперед, она спустилась с лошади и сделала шаг навстречу. Незнакомец положил младенца на землю и отступил. Шагнула еще…

— Не надо, не надо, госпожа… — услышала она.

Рядом шли дружинники. Мечи сверкали на солнце, сапоги шуршали по гравию.

— Остановись!..

Но Искра не остановилась. Она наклонилась и подняла теплое тельце… и сразу же с отвращением выбросила младенца. Он источал запах падали и обжег руки льдом. Ребенок падал медленно, как во сне, и его плоть осыпалась грудой камней. Щебень с глухим стуком раскатился по тракту. На земле остался лишь скелет.

Человек засмеялся. Его жуткий смех громом разнесся по ущелью, превратившись в оглушающий, вибрирующий, рокочущий гул.

У Искры помутилось в глазах, подкатила тошнота. Последнее, что она видела перед тем, как упасть в обморок, — что воины бросились на этого странного человека. Но он, продолжая завывать, покрылся трещинами. Внезапно нахлынувший ветер подхватил песчаное облако и унес в небеса.

Придя в себя, Искра увидела печальное лицо склонившегося над ней брата. На щеках играл пьяный румянец.

— Приди в себя, сестренка, — говорил княжич.

На какое-то мгновение Искра почувствовала, что на самом деле любит Горыню. Его глаза, действительно добрые, чем-то напомнили ей Светлогора и Младу. В этом сиюминутном порыве она готова была обнять его… но торопливо скрыла в глубине души свои искренние чувства, словно пряча от ненужных глаз.

Тяжело любить близких тебе людей. Волна гнева, вновь захлестнувшая девушку, принесла облегчение. Она вспомнила грубую ладонь, с такой оскорбительной небрежностью врезавшуюся в ее лицо. Грязные слова, что до сих пор жгли, точно раскаленный прут.

— Уйди от меня, мерзавец! — закричала она, отталкивая его. — Не трогай меня!

Горыня, пошатываясь, поднялся.

— Не надо, — сказал он. — Все, хватит уже…

— Ненавижу тебя! — не унималась она. — Тебя и твоего брата! За то, что вы с отцом насмехались над нами!

— Сестренка, поверь, я не…

— Думаешь, я забыла, как эта тартыгаi Светозар издевался над Светлогором? Он называл его зверем и сажал в клетку! А ты смеялся за его спиной, смеялся, как услужливый холоп!

Горыня задрожал, вцепился в волосы руками.

— Что ты хочешь мне сказать? — продолжала Искра. — Что я твоя сестра? Что ты позаботишься обо мне? А где ты был раньше? Почему ты не оплакиваешь нашу мать? Не оплакиваешь Младу, отданную на поругание этим нечистым? Что хорошего для тебя сделал Светозар? Ничего! Только тем он и запомнился, что спаивал тебя! И что, думаешь, я не знаю, что вы замышляли убить отца?

Искра мгновенно замолчала, поняв, что все смотрят на них. Горыня оглядывался вокруг остекленевшим взором. Она посмотрела на брата и всей душой почувствовала, какой удар она ему нанесла. Ей опять стало жалко его. Но, вопреки этому, она еще раз крикнула:

— Получи, мерзавец! Подавись! Пусть все знают!

И отвернулась.

Ей было стыдно. Она судорожно хваталась за борт повозки бешено трясущимися руками. Мысли вихрем неслись в голове. Ненависть и стыд, жалость, раскаяние…

iТартыга — пьяница.

8. Это священное место

Унэг почувствовал растущее беспокойство Манаса, да и сам тревожился все больше. Старик постоянно растирал колено, морщился. И поглядывал на Барха. Исподлобья. Воин задумался, что бы это могло значить. Ему показалось, что Манас винит внука в плохом самочувствии.

«Винит Барха в плохом самочувствии? — подумал он. — Что тот со стариком сделал? Так ли важно это здесь?»

Тебя ждет такой же конец. Помни об этом, багатур…

Унэг вздрогнул. Слова венежанки засели в голове. Неотступно преследовали всё время. И внезапно словно выстрелили, принеся с собой тревогу.

«Так ты мстишь, несчастная… Или нет? Или хочешь предостеречь? От чего?»

Он ощутил холод. Откуда-то изнутри. Как будто тонкая ледяная змейка, медленно замораживая все вокруг, ползет к сердцу. Воин посмотрел на Манаса. Старик же впился глазами в Барха. Взглядом, полным ненависти и страха.

Помни об этом…

Унэг поспешно отогнал мысли. Через силу попытался сосредоточиться на происходящем.

Между тем, как только Манас замолчал, Мерген встал с кресла и начал:

— Спасибо тебе, Манас-ата, за мудрые слова. Не знаю, есть ли у меня право сказать свое слово на курултае, на этот счет я несведущ. Но я все-таки должен оправдаться, ибо решается моя судьба, понимаете ли! Много обвинений я услышал, и не только сейчас, но и в последние дни. Значит, я — убийца и просто чудовище! Честно говоря, — со смешком прибавил он, — слушая вас, мне и самому стало страшновато. Однако, дорогие мои, посмотрите-ка на себя! Так ли вы безгрешны? Вот Байрак, наш друг. Рассказать вам о том, что он вытворяет в своих владениях? Не надо? Нет, я все-таки расскажу, и только об одном моменте. Те, кто был у него в гостях, знают, о чем я. К его палатам, не менее пышным, чем мои — заметь, Миху-ата! — ведет дорожка, сложенная из черепов казненных по его приказу людей. Дорожка из сотен черепов! Ну да ладно, все знают, что Байрак мясник… Кстати, это правда, Байрак-гай, что ты недавно задушил свою жену?