Искра жизни (перевод М. Рудницкий)

— Спасибо.

— Что?

— Спасибо, говорю.

Они удивленно на него уставились. В зоне благодарить не принято.

— Поможешь при раздаче? — спросил Бергер. — Иначе ваши опять все перевернут, а на этот раз новой порции не будет. Есть еще кто-нибудь надежный?

— Розен. И вон те двое рядом с ним.

Ветераны и четверо новичков вышли навстречу дневальным, которые несли еду, и взяли их в кольцо. Бергер распорядился, чтобы все снова выстроились в очередь. И лишь после этого поднесли еду.

Они встали потеснее друг к дружке и начали раздачу. У новеньких мисок не было. Пришлось им съедать свои порции тут же, у бачка, и передавать миску следующему. Розен следил, чтобы никто не пристроился по второму разу. Некоторые из старожилов барака начали роптать.

— Баланду вам завтра же вернут, — успокоил их Бергер. — Баланду мы даем в долг. — Потом он повернулся к Зульцбахеру. — Хлеб нам нужен самим. Наши люди больше ослабли, чем вы. Может, уже завтра с утра вам что-нибудь выдадут.

— Хорошо. Спасибо и на том. Завтра отдадим. А где нам спать?

— Мы освободим для вас несколько топчанов. Вам придется спать сидя. Но и тогда на всех места не хватит.

— А как же вы?

— Останемся пока тут. Потом разбудим вас и поменяемся.

Зульцбахер покачал головой.

— Если уж они заснут, вы их не добудитесь.

Часть новичков уже дрыхли с раскрытыми ртами прямо на земле у барака.

— Эти пусть лежат, — сказал Бергер и огляделся. — А остальные где?

— Уже сами улеглись в бараке, — сообщил пятьсот девятый. — В такой темноте мы их не выкурим. Придется уж на эту ночь оставить, как есть.

Бергер посмотрел на небо.

— Что ж, может, и не замерзнем. Сядем все потеснее к стенке. Три одеяла у нас есть.

— Но завтра все будет по-другому, — заявил пятьсот девятый. — Мордобоя в нашей секции мы не допустим.

Они сбились потеснее. На улице оказались почти все ветераны, даже Агасфер, Карел и Овчарка. Вместе с ними сидели Розен, Зульцбахер и еще человек десять из новеньких.

— Мне очень жаль, — сказал Зульцбахер.

— Ерунда. Вы же за других не отвечаете.

— Я могу проследить, — предложил Карел. — Из наших самое меньшее шестеро этой ночью обязательно умрут. Тех, которые умрут, можно вынести, а самим спать на их месте.

— Как же ты в темноте разбираешь, кто мертвый, а кто живой?

— Очень просто. Надо склониться над самыми губами. Который не дышит, тот и мертвый.

— Пока мы его будем вытаскивать, на его место кто-нибудь другой уляжется, — заметил пятьсот девятый.

— Так и я о том же, — с живостью подхватил Карел. — А так я приду, сообщу. Мы идем несколько человек, кто-нибудь один сразу ложится, остальные вытаскивают.

— Хорошо, Карел, — согласился Бергер. — Проследи.

Стало холодать. Из бараков доносились стоны и вскрики спящих.

— Господи, — сказал Зульцбахер, обращаясь к пятьсот девятому. — Счастье-то какое! Мы-то ведь думали, что нас в лагерь уничтожения. Только бы дальше никуда не отправили.

Пятьсот девятый не ответил. «Счастье», — усмехнулся он про себя. Но так оно и было.

— Расскажи, как все было, — немного погодя попросил Агасфер.

— Всех, кто не мог идти, расстреливали. Нас было три тысячи…

— Это мы знаем. Это ты нам уже который раз говоришь…

— Да, — понуро согласился Зульцбахер.

— Что вы по пути видели? — спросил пятьсот девятый. — Как сейчас в Германии?

Зульцбахер немного подумал.

— Позавчера вечером дали вдоволь воды, — припомнил он. — Люди иногда совали нам что-нибудь поесть. А иногда не давали. Слишком много нас было.

— Один притащил нам ночью четыре бутылки пива, — добавил Розен.

— Да я не о том, — с досадой перебил пятьсот девятый. — Города как выглядят? Разрушены?

— Нас через города не вели. Все время в обход.

— Так что, вы вообще ничего не видели?

Зульцбахер поднял глаза на пятьсот девятого.

— Много тут увидишь, когда сам еле плетешься, а за спиной то и дело стреляют. Поездов совсем не видели.

— А лагерь ваш почему расформировали?

— Фронт подошел.

— Что? Что еще ты об этом знаешь? Да говори же! Ломе — это где? От Рейна далеко? Сколько?

Зульцбахер с трудом открывал глаза, но они тут же закрывались снова.

— Да… довольно далеко… километров пятьдесят… или семьдесят… завтра… — пробормотал он наконец, уронив голову на грудь. — Утром… сейчас спать…

— Примерно километров семьдесят, — сказал Агасфер. — Я ведь там был.

— Семьдесят? А отсюда? — Пятьсот девятый начал высчитывать:

— Двести… двести пятьдесят…

Агасфер скептически пожал плечами.

— Пятьсот девятый, — сказал он спокойно. — Ты все думаешь о километрах. А ты не думаешь, что они могут сделать с нами то же самое, что вот с этими? Лагерь расформировать, нас погнать по этапу, только далеко ли? И что тогда с нами будет? Особенно долго мы ведь в колонне не продержимся…

— Кто отстал от колонны — расстрел на месте, — пробормотал на миг проснувшийся Розен и тут же снова уснул.

Все умолкли. Так далеко вперед никто еще не загадывал. Казалось, зловещая тень смертельной угрозы на миг пробежала по их лицам. Пятьсот девятый смотрел на небо, на толкотню серебристых облаков. Потом на ленты дорог, протянувшихся по долине и слабо мерцавших в лунном полусвете. «Не надо было отдавать баланду, — пронеслось у него в голове. — Нам надо выдержать этап. Но много ли проку от миски теплой жижицы? От силы на две-три минуты марша. А этих, новеньких, гнали без остановки несколько дней».

— Может, у нас они отстающих не будут расстреливать? — предположил он.

— Ну конечно! — с мрачным сарказмом подхватил Агасфер. — Отстающих будут кормить мясом, выдавать им новую одежду и на прощание торжественно махать ручкой.

Пятьсот девятый метнул в него яростный взгляд. Однако Агасфер встретил его очень спокойно. Старика уже мало что могло испугать.

— Вон Лебенталь идет, — сказал Бергер.

Лебенталь присел рядом с ними.

— Что-нибудь разузнал на той стороне, Лео? — спросил пятьсот девятый.