Искра жизни (перевод М. Рудницкий)
Шрифт:
— Ах да, верно. — Кружок света снова спрыгнул вниз на номер, потом побежал дальше. — Запишите-ка номер, Шульте.
— Так точно, — радостно отозвался Шульте молодым, свежим голосом. — Скольких сюда?
— Двадцать. Нет, тридцать. Пусть потеснятся.
Шульте и староста лагеря отсчитали тридцать человек, записали номера. Из темноты глаза ветеранов, не отрываясь, следили за карандашом Шульте. Не похоже, чтобы тот записал номер пятьсот девятого. Вебер ему этот номер не назвал. Фонарь снова погас.
— Готово? — спросил Вебер.
— Так точно.
— Остальную
Широким хозяйским шагом Вебер двинулся по дороге. Свита эсэсовцев последовала за ним. Хандке какое-то время постоял в раздумье.
— Дневальные! За едой! — буркнул он наконец.
— Вы останьтесь, — прошептал Бергер пятьсот девятому и Бухеру. — Найдем, кого послать вместо вас. А то еще, чего доброго, опять попадетесь Веберу на глаза.
— Шульте мой номер записал?
— Я не видел.
— Нет, — сказал Лебенталь. — Я стоял впереди и следил. Он не записал. Забыл в спешке.
Тридцать новичков некоторое время неподвижно стояли в прохладной ночной мгле.
— Место хоть есть в бараке? — спросил наконец Зульцбахер.
— Воды, — прохрипел несчастный, стоявший рядом с ним. — Братцы, воды! Дайте водицы, Христом Богом прошу.
Кто-то принес жестяное ведро, еще наполовину полное. Новенькие бросились на него гурьбой и тут же опрокинули; пить им было не из чего, кроме собственных ладоней. Они падали на землю и тщетно пытались зачерпнуть пролитую воду горстями. Они стонали. Губы их почернели от грязи. Некоторые просто лизали землю.
Бергер заметил, что Зульцбахер и Розен не приняли участия в свалке.
— У нас водопровод есть, это рядом с уборной, — сказал он. — Течет, правда еле-еле, но, если потерпеть, набрать можно, и напиться хватит. Возьмите ведро и принесите воды.
Один из новеньких тут же ощерился.
— Чтобы вы тут тем временем пайку нашу слопали, да?
— Я схожу, — сказал Розен и взял ведро.
— И я с тобой, — вызвался Зульцбахер, берясь за ушко с другой стороны.
— Ты останься, — сказал Бергер. — Бухер с ним сходит и покажет, где что.
Оба ушли.
— Я тут староста секции, — объяснил Бергер новичкам. — У нас порядок. Советую присоединиться. Иначе долго не протянете.
Никто не отозвался. Бергер даже не понял толком, слышал его кто-нибудь или нет.
— Место хоть есть в бараке? — немного погодя снова спросил Зульцбахер.
— Нет. Спать придется на сменку. Одни спят, другие ждут на улице.
— А пожрать есть что-нибудь? Мы весь день только чапали, и поесть не дали.
— Дневальные уже пошли на кухню. — Бергер не стал делиться своими опасениями, что на новеньких никакой еды не выдадут.
— Моя фамилия Зульцбахер. Тут что — лагерь уничтожения?
— Нет.
— Точно нет?
— Точно.
— Уф, слава Богу! И газовых камер нет?
— Нет.
— Слава Богу, — повторил Зульцбахер.
— Ты так радуешься, будто у нас тут курорт, — усмехнулся Агасфер. — Не торопись. А вас откуда пригнали?
— Мы пять дней добирались. Пешком.
Вначале нас тысячи три было. Лагерь наш расформировали. Кто не мог идти, тех расстреливали.— Да откуда вы шли-то?
— Из Ломе.
Часть новеньких еще лежали на земле.
— Воды! — прохрипел один. — Куда тот с водой подевался? Сволочь, сам напьется, а мы тут подыхай.
— А ты бы на его месте не напился? — спросил Лебенталь.
Арестант посмотрел на него пустыми глазами.
— Воды! — простонал он, но уже спокойнее. — Воды, пожалуйста!
— Так вы из Ломе? — переспросил Агасфер.
— Да.
— Мартина Шиммеля там не встречали?
— Нет.
— А Морица Гевюрца? С переломанным носом, лысый такой.
Зульцбахер с трудом попытался припомнить.
— Да нет.
— А может, Гедалье Гольда знаете? У него одно ухо, — добавил Агасфер с надеждой в голосе. — Его нельзя не запомнить. Из двенадцатого барака.
— Из двенадцатого?
— Ну да. Четыре года назад.
— О Господи! — Зульцбахер отвернулся. Идиотские расспросы. Четыре года! Почему тогда не все сто?
— Оставь его в покое, старик, — сказал пятьсот девятый. — Видишь, устал человек.
— Так это ж были друзья, — пробормотал Агасфер. — Как же про друзей не спросить?
Бухер и Розен вернулись с ведром воды. Розен был в крови. Его риза была разорвана до плеча, роба расстегнута.
— Там новенькие за воду насмерть бьются, — сообщил Бухер. — Маннер нас спас. Навел порядок. Они теперь в очередь встали. Надо и здесь сейчас очередь установить, не то они опять ведро опрокинут.
Новенькие уже поднимались с земли.
— Становись в очередь! — скомандовал Бергер. — Каждому достанется! Воды хватит на всех! Кто не встанет в очередь, вообще ничего не получит!
Подчинились все, кроме двоих, которые нагло лезли вперед. Пришлось успокоить их дубинкой — они повалились на землю. После чего Агасфер и пятьсот девятый принесли свои кружки, и раздача воды началась.
— Пойдем, посмотрим, нельзя ли раздобыть еще, — сказал Бухер Розену и Зульцбахеру, когда ведро опустело. — Может, теперь там поспокойнее будет.
— Нас было три тысячи, — механически повторил вдруг Зульцбахер ни с того ни с сего.
Вернулись дневальные с едой. Для новичков, ясное дело, ничего не выдали. Тут же поднялся гвалт. В секциях «А» и «Б» уже шла драка. Старосты ничего не могли поделать. Там почти сплошь одни мусульмане, а новенькие были половчей и еще не настолько упали духом.
— Надо что-то уступить, — тихо сказал Бергер пятьсот девятому.
— Если только баланду. Пайку ни за что. Хлеб нам нужен больше, чем им. Мы слабее.
— Именно поэтому и надо что-то уступить. Иначе они сами возьмут. Вон, погляди, что делается.
— Да, но только баланду. Хлеб нам самим нужен. Давай поговорим вон с тем, Зульцбахером, что ли.
Они позвали Зульцбахера.
— Слушай, — сказал Бергер. — Нам сегодня ничего на вас не выдали. Но мы поделимся с вами баландой.