Искусство как вид знания. Избранные труды по философии культуры

Как не возможно без языка понятие, так не может быть без него для души никакого предмета; даже внешние предметы получают для нее свою полную существенность лишь благодаря посредству языка. Но в образование и в употребление языка необходимо переходит весь способ субъективного восприятия предметов, ибо слово возникает именно из этого восприятия, и оно есть отпечаток не предмета самого по себе, а образа, произведенного этим предметом в душе. Поскольку в одной нации на язык воздействует однородная субъективность, постольку во всяком языке заключается своеобразное мировоззрение. Как отдельный звук посредствует между человеком и предметом, так весь язык посредствует между человеком и внутренне и внешне воздействующею на него природою. Человек окружает себя миром звуков, чтобы воспринять в себя и обработать мир предметов. Тем же актом, которым человек извлекает из себя язык, он вовлекает себя в

него, и каждый язык как бы обводит свой народ некоторым кругом, выйти из которого можно лишь настолько, насколько можно в то же время перейти в другой круг. Те, кто считают, что язык возникает из надобностей взаимной человеческой помощи и первоначально ограничен скудным запасом слов, неправильно представляют себе его. Язык возникает из первичной потребности в свободной человеческой общительности (Geselligkeit), и с самого начала простирается на все предметы случайного внешнего восприятия и внутренней переработки. Слова свободно текут из груди человека, и нет ни в какой пустыне орды, у которой не было бы песен. Человек - поющее животное, но при этом связывающее со звуками мысль.

Выше было сказано, что воспринимаемые языком мысли становятся для души объектом и постольку оказывают на нее чуждое действие, но объект при этом рассматривался как возникающий из субъекта, а его действие - как обратное воздействие его на субъект. С другой стороны, - с точки зрения общественной природы языка, - если иметь в виду, как язык дается говорящему на нем поколению, надо признать, что язык для него, действительно, чуждый объект, и его действие проистекает из чего-то иного, чем то, на что он воздействует. Таким образом, язык имеет своеобразное существование, которое осуществляется в каждом отдельном случае мышления, но которое в своей цельности от этого последнего независимо.

Остановимся на некоторых особенностях влияния каждого из вышеуказанных принципов на образование и развитие языка.

Человек исторгает артикулированный звук, основу и сущность всего говорения, его телесное орудие, напором своей души. Поэтому уже в самом первом своем элементе язык основывается на духовной природе человека. Ибо артикулированный звук создается, - и этим он отличается от животного крика и от музыкального тона, - намерением и способностью значить, не вообще что-нибудь значить, а значить нечто определенное, воплощающее в себе то, что мыслится. Его можно описать не со стороны его фактической обусловленности, а только со стороны его порождения, - только это характеризует его своеобразную природу, так как он есть не что иное, как намеренный прием души породить его, и содержит в себе телесного лишь столько, сколько нужно, чтобы сделаться доступным внешнему восприятию. Это его тело, слышимый звук, можно даже вовсе от него отделить и тем еще чище выдвинуть артикуляцию, как это мы и видим у глухонемых. Так как артикуляция покоится на власти духа над своими языковыми орудиями, в силу чего она вынуждена обрабатывать звук соответственно одной из форм собственного действия духа, они, т.е. эта форма и артикуляция, должны встречаться друг с другом в чем-то их связующем.

Таковым и является тот факт, что они разлагают свои сферы на основные составные части, образующие такие целые, которые заключают в себе стремление стать частями новых целых. Кроме того, мышление требует синтезирования многообразия в единство. И потому артикулированный звук должен обладать признаками двоякого свойства: с одной стороны, резко ухватываемое единство и способность вступать w определенное единство с другими артикулированными звуками, что создает абсолютное богатство звуков в языке, и, с другой стороны, релятивное отношение звуков друг к другу и к полноте и закономерности завершенной звуковой системы. Впрочем, решающим для языка является не столько само по себе богатство звуков, сколько целомудренное ограничение необходимыми для речи звуками и правильным равновесием между ними. Языковое чувство должно обладать некоторым как бы инстинктивным предчувствием всей системы, в которой язык, в данной своей индивидуальной форме, будет нуждаться. Это можно сравнить, как и язык в целом, с огромной тканью, где все части так переплетены, что, какой бы из них мы ни коснулись, мы инстинктивно чувствуем, что все они находятся во взаимном согласовании и тут же находятся перед нами. Основу всех звуковых связей в языке составляют отдельные артикуляции, но указанное ограничение состоит в том, что эти связи ближайшим образом определяются в большинстве языков им свойственным преобразованием звуков, подчиненным особым законам и-навыкам. Язык приобретает от этого большую свободу и подвижность, не теряя нити, необходимой для понимания и отыскания родства понятий. Последние или следуют за изменением звуков или предшествуют этому изменению в виде законов, - в обоих случаях язык выгадывает в жизненной наглядности.

Слог не состоит, как может показаться из нашего способа писания, из двух или нескольких звуков; он составляет только один определенный звук или единство звука. Слог становится словом, если под словом разуметь знак отдельного понятия, когда он содержит значение, для чего часто требуется связь нескольких слогов. Поэтому в слове всегда заключается двойное единство: звука и понятия. Только слова, таким образом, становятся истинными элементами речи, так как слоги, лишенные значения, таковыми названы быть не могут в собственном смысле. Но речь не составлялась из отдельных слов, как названий предметов, путем перехода от них к связи слов, а обратно, слова возникли из целого речи, хотя они и ощущаются непосредственно уже самою примитивною речью. Объем слова есть граница, до которой простирается образующая самодеятельность языка. Простое слово есть полный распустившийся цветок языка. Поскольку слова соответствуют понятиям, естественно, что родственные понятия обозначаются род

ственными звуками. Когда закономерное изменение звуков закономерным образом простирается только на часть слова, а другая его часть остается неизменною или подвергается незначительным модификациям, мы можем выделить такую устойчивую часть слова под названием корня. Сплетаясь в речь, слова должны указывать еще на различные состояния, которые также находят свое обозначение в звуковой части слова. Последняя составляет третью стадию в развитии звуковой стороны слова и является новою звуковою формою, которую можно назвать в собственном смысле грамматическою.

Все, обозначаемое в языке, распадается на два класса: отдельные предметы, или понятия, и общие отношения, которые связываются с первыми частью для обозначения новых предметов, частью для связи речи. Общие отношения, присущие, по большей части, формам самого мышления, и образуют, - так как их можно вывести из одного принципа, - законченную систему. Каждый член в ней определяется, - в его отношении к другим и к целому, - интеллектуальною необходимостью. Если язык обладает достаточно многообразною звуковою системою, то между понятием этого рода и звуками можно провести последовательную аналогию. Так как образование языка находится здесь в чисто интеллектуальной области, то здесь развивается еще новый, более высокий принцип, который может быть назван чистым, как бы обнаженным артикуляционным чувством (Articulationssinn). Как природу артикуляционного звука составляет вообще стремление сообщить звуку значение, так здесь это стремление направляется на определенное значение. И эта определенность тем больше, чем с большею ясностью предносится духу вся область подлежащего обозначению в ее целостности.

– Звуковая форма есть выражение, которое язык создает для мысли, но ее можно рассматривать так же, как некоторого рода здание, в котором устраивается язык. Соответственно этому, не касаясь гипотетического момента творения или изобретения языка, а, имея в виду только его средние периоды развития, мы можем говорить о применении (Anwendung) уже имеющейся звуковой формы к внутренним целям языка. При известных обстоятельствах народ может переданный ему по наследию язык, сообщая ему другую форму, превратить в новый язык. Сомнительно, чтобы это можно было установить по отношению к языкам совершенно различной формы. Но несомненно, что для образования многообразных нюансов языки руководятся более ясным и определенным усмотрением внутренней формы, и пользуются для этого уже имеющеюся звуковою формою, расширяя и утончая ее. В целом это явление объясняется тем, что язык дается нам в своей цельности, так что каждая частность соответствует другой, хотя бы неотчетливой, и

всему целому, данному или подлежащему созданию в сумме явлений и по законам духа. Действительное развитие здесь совершается постепенно, и новое образуется по аналогии с тем, что уже имеется.

Из всего сказанного ясно, что звуковая форма — главное, на чем основывается различие языков, ибо только телесно оформленный звук создает и допускает многообразие различий большее, чем при внутренней языковой форме, необходимо вносящей с собою больше сходства. Но ее более могущественное влияние зависит отчасти и от того влияния, которое она оказывает на самое внутреннюю форму, ибо если образование языка нужно мыслить как взаимодействие духовного стремления обозначить материал, доставляемый внутреннею целью языка, и создать соответствующий артикулированный звук, то необходимо допустить, что уже образовавшиеся телесные формы, а еще более законы, на которых покоится их многообразие, возьмут перевес над идеею, которая еще ищет нового оформления. — Вообще образование языка всегда можно рассматривать как порождение (Erzeugung), в котором внутренняя идея, чтобы обнаружиться (манифестировать), должна преодолеть некоторое затруднение со стороны звука, каковое преодоление не всегда даже достигается. Часто легче сделать уступку со стороны идеи и по-разному воспользоваться одним звуком или одною звуковою формою (например, когда одинаково образуются, вследствие заключающейся в них неуверенности, futurum и conjunctivus). В таких случаях всегда сказывается слабость производящей звук идеи, так как развитое чувство языка преодолевает эту трудность. Но во всех языках можно найти случаи, где ясно, что внутреннее стремление, - в котором и должно видеть, согласно другому и более правильному воззрению, истинный язык, - более или менее уклоняется в принятии звуков от своего первоначального пути.

Какие бы преимущества ни давало богатство звуковых форм, даже в связи с живейшим артикуляционным чувством, эти преимущества не в состоянии создать достойные духа языки, если последние не проникнуты озаряющей ясностью идей, направленных на язык (der auf die Sprache Bezug habenden Ideen). Эта совершенно внутренняя и интеллектуальная часть в языке собственно и создает его; это есть употребление звуковой формы в языковом порождении. На нем именно покоится то, что язык оказывается в состоянии, по мере развития идей, выражать то, что вносится в это развитие величайшими умами поколений. Это свойство языка зависит от согласования и взаимодействия, в котором открывающиеся в нем законы находятся друг по отношению к другу и к законам созерцания, мышления и чувствования вообще. Так как духовная способность существует только в своей Деятельности как сила, вспыхивающая во всей своей цельности, но в

определенном направлении, то названные законы суть не что иное, как пути, которыми движется духовная деятельность в языковом порождении, или, по другому сравнению, не что иное, как формы, в которых она отчеканивает звуки. Тут деятельны все силы души, и все самое глубокое и объемлющее в душе человека переходит в язык и познается в нем. Все интеллектуальные преимущества языка покоятся на организации духа в эпоху образования и преобразования языка.
– Может казаться, что в своих интеллектуальных приемах (in ihren intellectuellen Verfahren) все языки должны быть одинаковы. И, конечно, здесь больше единообразия, чем в звуковой форме, но, в силу ряда причин, есть и значительное различие. Оно зависит, с одной стороны, от того, что сила, порождающая язык, как вообще в своем действии, так и в отношении к другим деятельностям, различается по степени, и, во-вторых, здесь действуют силы, которых творения не могут быть измерены рассудком и по одним только понятиям, эти силы - фантазия и чувство. Они порождают индивидуальные образования, в которых, в свою очередь, выступает индивидуальный характер нации, и где - бесконечно разнообразие способов, какими можно изобразить одно и то же в самых различных определениях. Различия, которые встречаются в чисто идейной части языка, зависящей от рассудочных связей, проистекают почти всегда от неправильных или недостаточных комбинаций (так, грамматически различные формы глагола должны были бы быть во всех языках одни, так как они могут быть определены простым выведением понятий, но, например, в санскрите, по сравнению с греческим, наклонения оказываются недостаточно отделенными от времен).