Истина

Она два раза отдыхала, пока поднималась на пятый этаж, высоко Светка забралась, здоровья совсем не было. Дверь открыл Вадим. Он был в шортах, футболке.

– Мама дома?

– Дома. Мама, бабушка пришла! – закричал Вадим на всю квартиру

Светка полоскалась в ванной, стиралась. Она вышла из ванной потная, в сарафане в горошек. Светка лицом была в отца… Такой же узкий нос, серые глаза.

– Мама, проходи в комнату. Сейчас я освобожусь. Быстро.

Был включен телевизор. Она села на диван.

– Ну, Вадим, рассказывай, как у тебя дела?

– Дела идут! – бойко ответил Вадим.

И голос был как у отца.

– А где Леночка, в школе?

– Да.

– Скоро тоже пойдешь в школу?

– На следующий год.

В комнату прошла Светка.

– Последний порошок истратила, – объявила она. – Ни порошка больше нет, ни денег. Мыло еще есть хозяйственное.

– Садись, чего стоишь. Тяжелая жизнь пошла. Россия совсем обеднела с этими рыночными реформами. У меня Андрей все правительство ругает. Коммунист. На выборах президента за Зюганова голосовал. Он на меня даже обиделся, когда я сказала, что за Ельцина голосовала. Вчера с работы консервы принес. По полгода на предприятиях не выплачивается зарплата. Как люди живут, я не знаю.

– Так и живут, бедствуют. Игорь у меня тоже все ругается, недоволен Ельциным. Знаешь, мама, а все-таки лучше стало. Помнишь, за водкой была драка, отпускали по одной бутылке. А сейчас пожалуйста, хоть ящик бери. Были бы деньги.

– Да, были бы деньги. Я теперь, Светка, не пью. Напилась. Врачи запретили мне пить.

– Конечно, мама, надо поостеречься. Жизнь одна. Надо сразу бросать пить

– Я от кого-то слышала, что сразу бросать пить вредно.

– Нет. Надо сразу бросать.

– Буду ходить на лыжах, бегать, вести правильную жизнь. Я в больнице это решила. Страшно мне тогда стало. Попила я за свою жизнь. Хватит. А то вон напилась – из холодильника у меня все вытащили. Вот у людей совесть. Ведь вместе пили. Как так можно?

– По пьянке, мама, все можно. Пьяному море по колено.

Нет, она не смогла бы взять чужое, хоть и пьяная была бы, зря Светка так говорила.

– Мама, я сейчас чайник поставлю.

Она не верила, что можно так сразу бросить пить, как Светка говорила. Люди годами лечатся и вылечиться не могут, а тут – сразу. Сказать можно все. Она прошла на кухню. Светка достала из навесного шкафчика печенье, конфеты, налила чай.

– Светка, я вот думаю, хорошо бы мне устроиться на работу, меньше будет тянуть пить. Куда устроиться? Молодых не берут, а меня, старуху, возьмут…

– Да, конечно, с работой трудно.

Она жалела, что рассказала дочери про свою новую жизнь: Светка ничего не сказала: ни да, ни нет, одобрила, не одобрила. «А может, Светка не хотела этой новой жизни, – думала она. – Раньше вместе пили».

– Мама, тебе еще налить чаю?

– Спасибо. Пойду я, наверное. Дома полежу, отдохну до прихода Андрея

– Мама , в выходные Игорь собирается на рыбалку. Если поедет, я вам рыбы принесу.

– Свежая ушица – хорошо. Я люблю. Это Андрею все подавай мясо. До свидания.

Она пошла еще в третий гастроном, где работала, посмотреть. Дружный был коллектив. Собирались вместе после работы, выпивали, а то прямо на работе отмечали день рождения – и ничего, работали. Сейчас все в магазине по-другому. Ассортимент стал лучше, товара больше. Продавцы все новые, молодежь. За какие-то три года все изменилось. Стало лучше, хуже – она еще до конца не поняла. Скоро должен прийти Андрей. Может, деньги дадут. Обещали еще на прошлой неделе дать. Так вроде все было дома – картошка, капуста, крупа… Но все равно без денег было плохо. Мало ли что купить надо – и денег нет.

***

Она проводила Андрея на работу, взяла подушку, легла на диван. День только начинался, а она уже устала. До больницы она чувствовала себя лучше, хоть и пила. Наверное, это старость. На кухне капала вода. Капли были большие, тяжелые. Надо бы Андрею сказать, чтобы починил. Кажется, совсем недавно, а прошел уже месяц, как Борисова Анна Петровна, заведующая пятой столовой, отмучилась. Молодая была еще. Было много народу; она тоже ходила на кладбище. Какая-то пичужка залетела на балкон, засвистела. Она хотела, чтобы кто-нибудь пришел, но никто не звонил. Хлопнула дверь в первом подъезде, в доме напротив. Хлопок был сильным, точно выстрел. Одна была такая громкая дверь во всем доме. Она встала, занялась стиркой. Все стирать не стала, выстирала самое необходимое. Потом она пошла в магазин, купила стирального порошка. Потом она смотрела телевизор. Хлеб печь не надо было, она вчера испекла. Она стала думать о новой жизни, вообще – о жизни. Она сидела на кухне в заношенном сарафане, как стиралась, даже не переоделась. Хорошо было новым русским. Всегда были деньги. Они везде ездили, были за границей. Она тоже хотела бы куда-нибудь уехать – и чтобы были деньги. Она купила бы квартиру и жила в свое удовольствие. Это была бы другая, новая жизнь. Это все фантазия. Она не девчонка, чтобы заниматься всякой ерундой, фантазировать; чтобы как-то скоротать время до прихода Андрея, она оделась, вышла на улицу, пошла по магазинам. Она ходила смотрела, что где продают , какая цена. Цены на один и тот же товар были разными. Кто по какой цене хотел, по такой и продавал. Она почти все магазины обошла, устала. Пришла она домой, сразу – на диван. Длинный был день. Это, наверное, потому, что без дела. Завтра надо опять печь хлеб. Были бы деньги – можно было бы купить. Скорей бы Андрей пришел.

Она прошла на кухню. Завтра, послезавтра одно и то же – уборка, печь хлеб, стирка. Как в заточении. Она готова была расплакаться. В этой жизни она была ничто, песчинка, без пяти минут старуха. Пожаловаться Андрею, уговорить куда-нибудь съездить – к тетке, к матери, все равно. Это был выход из положения. Она подошла к окну. Андрей, наверное, уже был в городе – рабочий день десять минут как закончился, – проходил школу. Он быстр был на ногу. У него была красная сумка через плечо, далеко видно. И вот наконец Андрей показался. Она стала собирать на стол, достала из холодильника винегрет, суп вермишелевый с мясом, блинчики с творогом. Андрей любил блинчики: он после них как-то сразу добрел. Андрей звонил два раза. Это был условный сигнал. Она не стала ждать звонка, пошла открыла дверь.

У Андрея что-то тяжелое было в сумке. Это была известь, он собирался белить на кухне в выходные, а еще был сыр и водка.

– А водку у вас тоже дают в буфете? – спросила она.

– За хорошую работу.

– Ты всегда хорошо работай. Плохо не работай, – на шутку отвечала она шуткой.

– Это мужик мне за шабашку принес.

Андрей пошел в ванную переодеваться. Она взяла со стола бутылку. Водка была челябинская. Такую она еще не пила. Мягкая или нет? Как пьется? Андрей прошел на кухню, сел за стол. Она тоже села.

– Ну что, наливать тебе, не наливать? – спросил, распечатав бутылку

– Давай наливай ! – обиделась она даже. – Умру – так большой беды не будет. Не будешь мучиться со мной. – Она, кажется, давно это решила. – Все там будем. Бояться нечего.

Она выпила – и ничего. И она пила, не отставала от Андрея.

Съездил

Звонил сотовый телефон за подушкой. Это была племянница.

– Дядя Андрей, уже четыре часа. Пора вставать. Вы просили позвонить.

– Да-да, – он помнил.

В пять часов утра шла электричка на Челябинск. Надо было вставать. Нужно ехать. Вероника, сестра, будет ждать. Вчера племянница ей звонила. Племянница с мужем тоже ехала. Это была ее затея с поездкой.

Вероника доживала свой век. 75 лет! Это не шутка. Раньше сестра сама все приезжала, любила она, как признавалась, «прокатиться». Последние пять лет она никуда не ездила, сидела дома. Болела. Отъездилась. Всему свое время, даже час. Он тоже уже был в годах, на пенсии. «Надо, конечно, съездить. Давно не был. Сестра все-таки, не чужая. Ехать или не ехать?» – не мог он решить. Вставать рано. Так можно бы съездить. Не поехать – неудобно. Обещал. Так ехать, не ехать? Была бы жива жена, она бы растолкала, не дала бы лежать. Один – совсем обленился. Он себя не узнавал, такого с ним еще не было: если надо было – значит, надо, и он вставал, а тут… Он вчера вечером все приготовил, что надеть в дорогу, сделал бутерброд с колбасой себе и племяннице… и не хотел ехать. Смешно.