Истина

8

Работа была разной. Степан на время, за неимением работы по специальности, переквалифицировался в разнорабочего, убирал снег, чистил подкрановые пути козлового крана. Работал Степан с запасом, берег себя. Была оттепель. Зима не торопилась с морозами, привередничала. Начинало светать. Степан был сам себе начальник: никто не подгонял, не указывал, не стоял над душой.

20 минут десятого. 35 минут прошло с перекура, если можно было его так назвать, Степан даже в цех не пошел. Работа однообразная – бери больше, кидай дальше.

Не с кем словом перекинуться. Степан воткнул лопату в снег, пошел в цех

Сергей сверлил. Васин с Логиновым собирали клапаны. Один Пашка не работал, стоял у ножниц, курил.

– Шлангуешь? – незаметно подкравшись сзади, спросил Степан.

– Пошел ты… – не стал Пашка много разговаривать.

– Ах ты сынок! Сачок проклятый! Сволочь, – как из рога изобилия, полилась из Степана брань.

Ладно бы Логинов послал или Васин, а то пацан, маменькин сынок. Не работает, еще дерзит. Наказать! Наказать! Прямо сейчас, чтобы другим неповадно было.

– А ну повтори, что сказал! – потребовал Степан.

– Что слышал.

– Ух ты шмакодявка! Сопляк. Пошли выйдем.

– Пошли.

Степан решительно направился к выходу. Пашка, насвистывая, шел сзади. Пашка бегал на лыжах, имел разряд. Степан был не робкого десятка. Одному уступи, другому уступи – потом всем надо уступать. Это не дело. Совсем стало светло. За стеллажами был склад готовой продукции, пустырь, лучшего места для выяснения отношений было не найти. Сошлись.

– Ну что! – выдохнул Пашка.

И это «ну что» послужило для Степана сигналом к действию. Короткий удар левой, Степан был левша, удар правой, и, не давая Пашке опомниться, Степан замолотил руками; бил за чванство, грубость, неуважение к старшим, безденежье, инфляцию, плохую жизнь… Лицо Пашки было в крови, Степан все не унимался. Бледный, с перекошенным лицом, Степан был страшен, и только когда Пашка попятился, упал, Степан отступился, перевел дыхание. Пашка стоял на коленях, прикладывая к разбитому лицу снег. Степан хотел еще добавить, но смыл с рук снегом кровь и пошел в цех.

Сергей все сверлил. Степан пошел в кузницу. Андрей стоял у горна. Степан скрутил самокрутку, закурил.

– Сейчас морду Пашке набил, – дрожащим от волнения голосом признался Степан, не в силах молчать. – Досталось ему здорово. Хамит.

– Правильно, надо их учить, – согласился Андрей, – а то совсем разболтались, салаги.

Скоро весь цех знал про драку. Степан не скрывал, был откровенен. У Пашки была разбита губа, под глазом синяк.

До обеда время прошло незаметно, после обеда Степан никак не мог настроиться на работу, сидел курил, бросая вызов своим ничегонеделанием разработавшимся Логинову с Васиным. Раньше Степан как-то не думал, работал и работал, как будто так и надо было, на роду написано. И вот не за что стало работать. Если раньше на зарплату можно было купить 100 килограммов колбасы, то сейчас – 18. Но кто-то жил в свое удовольствие, и это опять было начальство. Начальству все можно. Зотов, механик автоколонны, парень рассказывал, снял в цехе с машины двигатель, поставил на свою машину, а свой двигатель списал. Брала обида: лучшие годы были отданы работе… Купить телевизор не на что. Работа, работа, работа… Если бы было на что жить, Степан не вспомнил бы о работе.

Сварки было немного – приварить ребра к стойке. Новая работа не радовала. Светляков найдет дело, не оставит без него. Логинов с Васиным пошли курить. Степан с удовольствием составил бы им компанию, но он сидел, когда другие работали, и должен отработать свое. Затрещала сварка. В курилке шел разговор об акциях, хорошо слышно было только одного Корнилова.

Он не верил акциям. Логинов что-то принялся доказывать. Степан хотел продать акции, купить телевизор, холодильник, съездить к брату, если денег хватит. Будут дивиденды, не будут – не известно. Людмила тоже была не против продать акции. Степан устал от безденежья, бутылку не на что купить.

9

Степан с Поповым в кузнице курили.

– Взяли мы две бутылки вина, бутылку водки, – рассказывал Попов. – Потом ты занял у меня 200 рублей. Еще взяли бутылку водки. Так?

Про 200 рублей, водку Степан помнил.

– Олег, а вино мы потом еще не брали?

–Нет, – затряс головой Олег.

– Две бутылки вина, две бутылки водки, – прикидывал Степан, – на троих. Нормально. Вообще-то как пойдет. Бывает, что пьешь, пьешь – и ни в одном глазу, а то, бывает, с полбутылки пьяный. Ты где шапку потерял?

– Не знаю.

– Я тебя довел до дома – у меня шапка была. Это я хорошо помню, – Олег задумался.

– А я не помню, как ты меня привел домой, – честно признался Степан.

– Где ж ты будешь помнить, на ногах не стоял. В отрубоне был. Ты еще возникал по дороге, не хотел идти домой. Матерился. Дома в прихожей растянулся на полу, я тебя не стал поднимать, ушел. Потом я упал. Может, тогда у меня шапка и слетела с головы.

– Вот, вот: она у тебя слетела. Правильно. Ты ее не поднял. Все сходится

– А может, кто снял?

– Да… Мне кажется, ты шапку потерял. Ты ходил на место, где упал

– Ходил. Ничего там нет, – устало провел Олег пятерней по лицу, вытирая пот. – Новую надо покупать.

– Идти работать, варить желоба, – тяжело вздохнул Степан. – Неохота. И кто эту работу придумал.

Степан встал, вышел из кузницы.

Логинов готовился к резке, проверял резак, менял сопло. Работа была ответственная. Металл толстый. Андрей был приятно возбужден. Пантелеев выключил ножницы. Васин оставил работу. Сергей подошел. Андрей ловко откинул в сторону шланги, чтобы не мешали, удобно было резать, зажег газ, отрегулировал пламя резака, надел очки, сел поудобней на корточки. Резак вспыхнул, брызнул металл и, пузырясь, побежал под лист. Был рез. Андрей сплюнул – еще, еще… Угрожающе свистел резак.

Степан снял щиток. Затошнило. Дома Степан целый день пролежал бы в постели. От расплавленного металла слепило глаза. Степан отвернулся – встать выйти на улицу не было сил. Дома скандал, Людмила: деньги пропиваешь! Пьяница. От семьи отрываешь! Чтобы не слышать все это, Степан обычно закрывался в комнате сына. Через полчаса, раньше, Людмила остывала, уже больше не ругалась. Степан выходил из комнаты… Все равно мира не было. Степан не понимал, почему нельзя выпить с друзьями – с устатку. Что в этом плохого? Водка прочищает сосуды. Карл Маркс даже пил. Раньше Степан не знал похмелья, теперь с похмелья мучился. Болела голова, поднималось давление.

Можно было отпроситься, такое практиковалось в цехе, но потом надо было оставаться на вторую смену, отрабатывать, возвращать долг. Пашка после выяснения отношений стал работать, не грубил: мордобитие пошло на пользу. Логинов наконец кончил резать, пошел курить. Можно было варить. Полегчало. Через час обед. Работа – дом, работа – дом: так жизнь проходила.

В обед Степан пошел в кузницу. Андрей уже доставал карты. Степан сел на ящик у большого молота в стороне от всех, закурил. Пришли станочники играть в карты. Панин ел – на скамейке тут же, рядом, лежал хлеб, яйца, банка с картофельным пюре – и играл в карты. Карты были старые, замасленные. Играли в «очко», в покер играть было долго. Логинов опять матерился, кричал. Он не мог играть спокойно. Васин подолгу думал над каждым ходом, осторожничал. Харасов все пасовал. В банке уже было 50 рублей. Корнилов бросал карты, потом снова садился играть.