Истина

Забил в кузнице большой молот. Голиков с Васиным, Пашка сидели в курилке. Олег тоже не работал, стоял, навалившись плечом на пресс, о чем-то думал. Сергей один сверлил. Пятый час.

Приехал со склада Пантелеев.

– Ты где, Алексей, пропадал? – набросился Логинов. – Что-то тебя не видно было. Спал, наверное, где-нибудь.

Алексею было не до шуток:

– Это вы здесь спите! Я уголок грузил! Совести у вас нет.

– Совестливый какой, – сплюнул Логинов. – Дома, пенсионер, сиди, если совести много.

– Будь я начальник, я бы научил вас работать.

– Много вас таких, начальник.

Пантелеев ничего не ответил.

– А что такое совесть? – спросил Пашка. – С чем ее едят?

Пантелеев сидел в стороне от всех, у листогибочного станка, вобрав голову в плечи, курил. Он ни на что не реагировал: все колкости, замечания в свой адрес пропускал мимо ушей. Голиков скоро успокоился, не приставал и Корнилов.

4

Нерадостны осенние дни. Темнело рано. Пришел с работы – темно, пошел на работу –темно. Работа сварщика так не тяжелая, но к концу смены Степан уставал… Уставал морально. Была какая-то неопределенность, чего-то сильно хотелось, а чего?..

Еще одна смена прошла, как много других, вспомнить нечего. Вчера ночью выпал снег, за ночь растаял. К вечеру опять подмораживало. Степан на время, до утра, оставлял СУ, еще поворот – и до дома рукой подать. Стадион, школа, за ней пятиэтажка кирпичной кладки. На кухне, третье окно слева, третий этаж, горел свет. Степан ходил в пятый класс, когда дом сдавали. Он уже знал свою квартиру, бегал смотреть. Потом было долгожданное новоселье. Машина с вещами. Пьяный Николай уронил коробку с посудой. До 12 часов ночи люди таскали вещи, переезжали. Где-то через год после новоселья Григорий, старший брат, получил квартиру, отделился. Потом Петр отделился. Степан женился… Мать слегла с сердцем. Ей уже было за 80. Мать долго болела, весной отмучилась. Степан тогда запил с горя. Подрастал Олег, сын. Все шло своим чередом – годы летели. В подъезде пахло селедкой и каким-то лекарством. У двери Степан долго шарил в карманах в поисках ключа, нашел, открыл дверь, втянул носом воздух. Опять был рыбный суп из консервов. Всю неделю этот рыбный суп. Правда, в выходные были пирожки с мясом. Людмила по настроению стряпала в выходные и пельмени. Степан выпрашивал на бутылку. Пельмени без бутылки – не пельмени. Людмила сидела в кресле в длинном, до пят халате, сложив на груди руки, смотрела телевизор. Шел фильм.

– Кормить будешь? – спросил Степан, проходя на кухню, загремел крышкой, проверяя кастрюли.

– Пошел шарить! – встала Людмила. – Сам не можешь положить? Барин какой

– Бутылочку бы сейчас с устатку.

– Хорошо зарабатывать будешь – и бутылочка будет, – холодно ответила Людмила, наливая суп.

– Зарабатывать… Не платят ни черта! Как тут заработаешь?

– А на что тогда твою бутылочку покупать?

– На что-нибудь. Можно у соседки занять. Что-то я устал сегодня. Давай купим. Хоть вина.

Степан становился навязчивым.

– Второе сам положишь, – не стала Людмила ждать, когда Степан съест суп, пошла смотреть кино.

Степан больше не приставал с бутылкой.

Со Степаном Людмила познакомилась у подруги на дне рождения. На второй день знакомства Степан сделал предложение. Людмила была не против: уже годы, 27 лет, надо как-то в жизни устраиваться, а то, что Степан пил, так не один он был такой – пил. Пьяный Степан ничего не хотел понимать, был невыносим; трезвый – человек как человек. Свекровь горой была за сына, каждый раз его пьяного оправдывала, говорила, что коллектив плохой, Степан не мог отказаться, пил за компанию. Трудно было первое время, Людмила даже хотела подавать на развод. Свекрови не стало, Степан присмирел, если ругался, то пьяный, ничего не помнил. На следующий день после пьянки Степан клялся больше не пить, но слово не держал.

В шесть тридцать кончился фильм. Степан еще ужинал. Поесть Степан любил, наедался до отвала, отрыжки. Людмила выключила телевизор, накинула на плечи шаль и пошла к Татьяне.

– Опять к соседке пошла, ничего не сказала. Грыжа! – Степан зло выругался. – Припомню я тебе это.

Пить чай Степан не стал, живот был полный; потянуло на сон. День прошел. По телевизору смотреть было нечего. Завтра опять на работу. И так каждый день, и изменить ничего нельзя! Чтобы жить, надо работать. Как лошадь. Лошадь тоже работает. В свободный труд, про который говорили по телевизору, писали в газетах, Степан не верил. Степан не мог себе позволить, к примеру, съездить на море, купить машину… Был человек второго сорта.

– Жизнь чертова!

Степан взял сигареты, пепельницу, прошел в комнату, включил телевизор, сел на диван, закурил. Шел концерт народной песни. Телевизор показывал плохо. Надо было менять кинескоп. Кинескопов в продаже не было. 15 лет холодильнику, не морозил уже, тоже надо новый. Степан не ложился, ждал – может кто-нибудь придет, хотя и некому вроде приходить. Позавчера Степан вот так же лежал, смотрел телевизор – и звонок. Пасынков пришел с бутылкой, вместе работали в «Дорстрое». Зачем приходил, Степан так и не понял. Наверно, выпить было не с кем. На днях Борис, сосед, пришел занимать деньги. «Откуда деньги? Что я – богач какой? – кривил Степан рот в усмешке. – Ну работал бы я мастером или начальником цеха. У них оклады большие. Я простой сварщик. Я сам не прочь выпить. Денег нет. Нашел богача!»

Хлопнула дверь в комнату, запыхавшись, вбежал Олег. Олег был копия матери, только ростом выше; ходил в шестой класс.

– Ты что! – закричал Степан. – Сдурел! Балда! Нормально не можешь войти

– Почему не могу? – удивился Олег.

– За тобой гонятся? – уже спокойно спросил Степан.

– Никто не гонится.

– Уроки сделал?

– Сделал.

– Я проверю. Большой, а ума нет. Я в твои годы дрова колол, пилил, а ты ничего не умеешь делать. Есть у нас в цехе один такой, вроде тебя… Пашка. Сачок.

– Мама у Татьяны? – спросил Олег.

– Не знаю, где твоя мать! Олег, будешь хорошо учиться – будет тебе велосипед.

Олег ничего не ответил пошел к себе в комнату, включил магнитофон. – Потише сделай, балда!

Олег убавил громкость.

Жизнь проходила, 49 лет… Работа, работа, работа… Сначала это была посильная работа по дому, был свой дом – принести дров, воды… Мать работала одна. Каждая копейка была на счету. После армии жить стало легче, нужда отступила. Появились деньги на сберкнижке – небольшой, но все же капитал. Свадьба, Григорий женился, опять денег не стало. Потом снова появились деньги. Тут либерализация цен. Опять пришла нужда. Но была и другая, праздная, на широкую ногу, жизнь. «Новые русские». Степан всех бы их перестрелял, будь автомат. У одного такого «нового русского», Панина, бывшего директора хлебокомбината, Степан летом варил стеллаж в гараже. Чего только в гараже не было – рыбные консервы, тушенка, водка, вино, молоко сгущенное. Не гараж, а склад. Откуда все это? Что наворовано, Степан не сомневался. Работы со стеллажом было немного. В 12 часов дня Степан уже был дома. Панин дал банку тушенки, сгущенное молоко, бутылку вина. Вино Степан выпил в гараже.

Из комнаты вышел Олег.

– Ты, папа, сердишься на меня?

– А ты хорошо делаешь? – с укоризной посмотрел Степан на сына.

– Уроки я сделал сразу, как пришел из школы.

– Так бы и сказал. Зачем играть на нервах.

– Так получилось, – потупился Олег.

– Ладно, – простил Степан.

Примирение состоялось. Степан не мог долго сердиться.

– Папа, я за мамой схожу! – дернулся Олег. – Что она там сидит?!

– Пусть сидит, если хочет, – не мог Степан говорить спокойно. – Зачем бегать за ней!

Олег ушел в комнату, включил магнитофон.

Степан выключил телевизор, пошел спать. Завтра опять на работу, рано вставать. Степан не высыпался последнее время. Пришла Людмила, включила телевизор, поставила чайник. Степан спал.

5

Степан проснулся – лежал. На работу не надо, был выходной. Людмила на кухне гремела посудой, варила. С 10 до 12 она смотрела телевизор. Потом обед. После обеда – тихий час. Потом Людмила читала, вязала, стирала; в четыре часа шла по магазинам. И так почти все выходные.