Истина
Шрифт:
– Доработаешь, куда денешься, – гарантировал Григорий. – Это только так кажется, что до пенсии далеко. День за днем вся жизнь пройдет. Без работы ты, Степан, спился бы.
– Почему спился? Занялся бы коммерцией.
– Не смеши. Из тебя коммерсант, как из меня пекарь. Вот так! Понял! – ласково потрепал Григорий Степана за шею. – Характер у тебя жалостливый. Душа нараспашку. Мы, Степан, с тобой работяги. Нам бы только поработать. Набить свое брюхо да выпить. На большее мы не способны, поверь мне. Я больше тебя прожил и больше тебя знаю.
О том, что Григорий больше прожил, Степан не спорил, а с тем, что
– Эх, сейчас бы еще бутылочку! – выдохнул Степан. – Григорий, сходи займи
– Все! Хватит, – насупился Григорий. – Ты уже пьяный, тебе до дома еще идти
– Дойду я. Не беспокойся.
Уже был третий час. Все было рассказано, не забыл Степан рассказать и про начальника, как спрашивал, с кем пил; как начальник хотел наказать и не наказал. Степан еще надеялся, что Григорий сходит к соседке. Но Григорий держал слово. И Степан засобирался домой, закурил на дорогу.
– Ну давай, Григорий, пока.
– Пока.
Валил мокрый снег. «Неплохо прошел выходной, – думал Степан. – Правда, не помешало бы взять еще…» Можно было зайти к Зайцеву, у Алексея не переводилась брага. Это не далеко, сразу за хлебным. 35-й дом, второй этаж, 22-я квартира.
Степан позвонил – никого. Позвонил еще раз – долго держал кнопку звонка. И вот за дверью послышались шаги, щелкнул замок. Дверь открыла Полина, жена Алексея, симпатичная женщина, невысокого роста, полная, с большими, красивыми, молодыми глазами.
– Алексея нет дома, – ответила она и сразу закрыла дверь.
Степан хотел еще позвонить: уж больно долго Полина не открывала дверь, возможно, Алексей был дома, но не стал, вышел на улицу. Можно было еще сходить к Пашкову. А если и его нет дома? Степан уже устал, проголодался. Людмила, наверное, дома стряпала. К стряпне бутылочку надо… К тому же выходной, грех не выпить.
Но ужин прошел всухую, Людмила слышать не хотела о спиртном. Степан обещал ей это припомнить. Олег давно просил сделать полочку для книг, Степан все никак не мог собраться, было недосуг, и вот появилось свободное время, по телевизору смотреть нечего, спать рано. В 11 часов только Степан освободился, сделал полочку. Людмила уже легла. Степан с полчаса посмотрел телевизор и тоже лег.
6
В бытовой тоже была политика, было много недовольных правительством, ругали всех и вся. Степан быстро переоделся в рабочее. Зайцев с сумкой через плечо вышел в проход.
– Алексей! – закричал Степан. – Привет! Подожди! Ты вчера дома был
– Как был? – не понял Алексей.
– Где-то около трех
Алексей закатил глаза, вспоминая.
– За картошкой я ходил, а что?
– Я к тебе вчера заходил, тебя не было.
– Значит, за картошкой ходил.
– Врешь!
– Что мне врать.
Алексей мог и соврать, был себе на уме, с отпускных даже бутылку не поставил. В цехе был полумрак, горели только три правые лампы. Дверь в конторку, как всегда, была открыта, было накурено. Светляков ругался, что курили, но все равно курили.
– Здорово, братва! – глухо выкрикнул Пантелеев.
Не было Логинова, еще не пришел, он бы нашелся, что ответить, показал братву. Сапегина
с Пашкой еще не было. Корнилов рассказывал фильм, беспрестанно шмыгая носом. Подошли Сапегин с Пашкой. Логинова все не было. Степан начал волноваться. Светляков прошел в конторку.– Здравствуйте с кем не виделся. А накурили-то…
– Это не я, – внаглую отказался Сергей.
– А где Голиков? – закрутил головой Корнилов.
– Он у меня отпросился, позже придет, – объяснил Геннадий Петрович. – Начнем. Степан с Васиным – сейфы…
С Васиным легко было работать, он не суетился, как Пантелеев, знал свою работу. Степан заметил: как смена начнется, так и закончится. Так было не раз. Было, когда начало плохое, а потом появлялся интерес в работе. Но это было исключение. Были и пустые смены, когда не видно было работы, одна маета. Случалось, не было работы, приходилось ждать. После томительного ожидания к работе пропадал всякий интерес.
Логинов появился – и сразу за работу, засвистел резак. Резки было много. Андрей злился, боялся переработать. «Какая разница – что я сегодня заварю бак, что завтра, – говорил он. – Если бы мне платили конкретно за проделанную работу… А я получаю зарплату за выход на работу…
Десятый час. Смена была распечатана. Еще минут 10-15 – и перекур
– Давай покурим, – уже собирал Корнилов смену.
У Сергея что-то не ладилось с прессом, и он громко ругался:
– Черт! Придумают же конструктора.
– Сергей, иди покурим.
Пантелеев пошел курить. Сергей все возился с прессом. Корнилов, откашлявшись, заговорил об экономическом кризисе в стране, переливал из пустого в порожнее, возмущался. Степан и без Алексея знал, что стало плохо. Зарплата нищенская, и помощи ждать неоткуда. Не за что было работать. И Степан, когда предоставлялась возможность словчить, ловчил, имитировал работу, выгадывал. Дифференциальным был подход к работе. Сказывался опыт.
– Должно же когда-нибудь все это кончиться, – хрипел Корнилов, выходя из себя. – Хуже не будет. Такая дороговизна. Нет. Скоро все направится.
– Жди, направится, – не верил Степан.
– Ну как не направится? Хуже не будет. Надо поднимать сельское хозяйство. Это главное.
Алексей мог часами говорить про сельское хозяйство. В обед его только одного и слышно было.
– Интересно, расчетные книжки готовы, нет? – спросил Пантелеев. – Стол надо купить.
– Рано еще. Через неделю.
– Премия будет? – спросил Корнилов, забыв о сельском хозяйстве.
В последнее время резко возрос интерес к зарплате. Оно и понятно: зарплаты только-только хватало на питание. Иванов все ругался, был недоволен расценками, не хотел работать за гроши.
– Светлячок идет.
– Геннадий Петрович, – сделал Степан умное лицо. – Почему так получается?..
– Что получается? – насторожился Светляков, собрав на лбу морщины. заложив руки за спину.
– А вот что получается: как мы сядем, так сразу ты появляешься. Следишь, что ли? Тебе бы в МВД работать.
Светляков ничего не ответил.
– Геннадий Петрович, за что работать? – спросил Корнилов. – Получаешь копейки.
– Везде сейчас такая зарплата, – глядя в сторону, на ножницы, ответил Светляков. – Экономическое положение в стране тяжелое. Завтра или послезавтра будет собрание, директор расскажет, прояснит ситуацию.