Истина
Шрифт:
– Поднимайся!
– Встаю. Иди отсюда, скотина! – Степан зло выругался. – Ноги тебе надо выдернуть, чтобы не пинала. Я тебе припомню это.
Людмила ушла в спальню досыпать, и никакая сила не могла заставить ее опять встать.
Степан осторожно поднялся – тошнило, болела голова, – тихо постанывая, прошел на кухню. На плите стояла тушеная картошка, чай – все разогрето. Людмила вставала полседьмого, готовила завтрак, и не было случая, чтобы проспала. «Тут она молодец, – вынужден был признать Степан. – Но зачем пинаться? Я человек, не скотина. Конечно, врезать бы ей не машало. Заслужила».
Степан
– Ох, как тяжело, – жалобно протянул Степан и что было силы сжал руками виски
Выходные Степан провел на даче у Кротова, механика: крыли крышу. Было много водки, закуска – курица, салат… Выходные прошли незаметно. Выпить Степан любил: без спиртного, кажется, вспомнить нечего – одна работа. Работал Степан с 16 лет: закончил 8 классов, устроился на механический завод учеником сварщика, сдал на третий разряд, потом армия. Степан был младшим в семье, было еще два брата, Григорий и Петр. Отца Степан не помнил, отец погиб в 42. Мать так больше и не вышла замуж. После армии Степан опять сел за парту. Была открыта вечерняя школа. Строго тогда было с образованием, заставляли учиться. Был закон о всеобщем среднем образовании. Кто не учился, не имел среднего образования – не разрешали сдавать на разряд. Степан окончил 9 классов и больше не пошел в вечернюю школу.
«И пить хорошо, – думал Степан, выпуская через нос дым. – И не пить – хорошо».
Стенные часы на кухне, изрядно засиженные мухами с тараканами, показывали восьмой час. Степан встал, выпил два стакана холодной воды, пропустив предварительно теплую, прошел в прихожую, стал одеваться. Все просило замены – и полуботинки и болоньевая куртка. Куртка в трех местах уже была порвана, на новую денег не было, все дорого. Ругая последними словами правительство, Степан вышел на улицу.
Не весь лист, но – почти, с деревьев опал. Было сыро и грязно. Вчера прошел ливень. «Раньше, до перестройки, хоть купить что-то можно было, съездить в гости… Денег хватало, а сейчас… – Степан зло сплюнул. – На жратву денег нет! Жизнь чертова! Всю жизнь ишачишь – и ничего нет. А… Пропади все пропадом – работа…»
Степан работал в СУ, специализированный участок от леспрома, газоэлектросварщиком. Заказчиками были деревообрабатывающая промышленность, лесничество, леспромхозы. Заказы были разными – от багров, катать бревна, до электрошкафов. Были заказы и от населения – погребные ямы, памятники, оградки. До СУ Степан работал в ППЖТ – у газовиков, ЖКХ – нигде долго не задерживался. В СУ Степан работал уже пятый год. Степан хотел было рассчитаться, но с работой в последнее время стало плохо, везде сокращения.
До СУ было 35 минут быстрым шагом. Но быстро идти Степан не мог, тошнило.
– Здорово! Привет! – раздавал Степан приветствия направо и налево.
Знакомых было море. Городок небольшой, 20-22 тысячи населения. Черные трубы котельной СУ далеко было видно.
Степан вышел на финишную прямую – улицу Дятлова, окраина. До СУ оставалось метров триста. Высокий деревянный забор, будка сторожа. рядом лес. Место было красивое.– Привет! – кивнул Степан сторожу.
Пантелеев, сторож, ничего не ответил, но это не значило, что он не слышал. Степан прошел в цех, переоделся в рабочее. В конторке почти вся смена собралась, мастера еще не было.
– Привет! – прошел Степан на свое место, слева от двери третий стул
– Что опаздываешь? – ехидно улыбаясь, спросил Олег, сварщик.
Степан ничего не ответил, отвернулся.
– Что-то глаза у тебя, Степан, красные, – не унимался Олег.
– Может, срать хочу! – сказал как отрезал Степан.
Степан хотел спросить: а у тебя не бывают глаза красными, – но не стал с говном связываться. Олег тоже выпивал, но сегодня был трезв, как стеклышко. Олег работал в СУ уже лет десять. 32 года. Смеющееся рыхлое лицо, бегающие маленькие глазки
Степан тоже не против был кого-нибудь разыграть, подшутить, но сегодня было не до шуток. Опять затошнило. Светляков Геннадий Петрович, мастер, с черной папкой под мышкой прошел в конторку, сел за стол и уткнулся в чертежи. Геннадий Петрович был крупный мужчина с простодушным, наивным лицом. Он никогда не повышал голоса. «Светлячок» – ласково все звали его в смене за глаза. Геннадий Петрович знал о своем прозвище, не обижался. Работал он в СУ второй год, женат, была дочь, два года.
– Начнем, – внятно произнес Геннадий Петрович.
И начинал он разнарядку всегда со сварщиков – с Логинова:
– Андрей, диффузор. Степан, полумуфта.
«Не до полумуфты мне сегодня», – чуть не ляпнул Степан, забывшись. Тяжело было с похмелья работать, но как-нибудь.
Срочной работы не было, объявлений не было, Геннадий Петрович быстро провел разнарядку.
– Расписывайтесь, – достал он из стола тетрадь по технике безопасности.
Степан глубоко вздохнул, набрал в легкие воздуха, чтобы не дышать перегаром на мастера, расписался – выдохнул.
По сложившийся традиции после разнарядки был небольшой перекур. В курилке, за листогибочным станком, собрались все, кроме Логинова. Андрей сразу приступил к работе. Он был не в настроении, второй день с женой выяснял отношения. Андрей в прошлом году демобилизовался, был небольшого роста, худощавый – как подросток.
– Хотел я поймать лошадь, а она мне не дается, – рассказывал Пантелеев сон, подслеповато щурясь.
Пантелеев был уже как два года на пенсии. Страшно худой. Лицо – точно моченое яблоко. Во рту ни одного своего зуба, протезы.
– Плохо ловишь, Алексей! – локтем толкнул Пашка сидевшего рядом Пантелеева. – Эх ты!
Пашка еще не ходил в армию, молодой, работать не хотел, хитрил, все прятался. Степан не любил таких, себе на уме, людей.
– Ловить надо было! – сетовал Пашка.
Степан отмалчивался, но не выдержал:
– Что ты к нему пристал? Тебе нужно, ты и лови! Ты, Пашка, лучше скажи: когда будешь работать?
– …Когда-нибудь.
– А мне кажется, что никогда, – заключил Степан. – Мать у тебя большой человек, начальник торгового дома. Зачем тебе работать? А что тебе говорить: у тебя в одно ухо залетает, из другого вылетает.