Истории для кино
Шрифт:
В небольшом ресторанчике Лёдя сопровождает по пятам суетливого хозяина, который то поправляет посуду на столе, то пересчитывает бутылки в шкафу, то дает подзатыльник поваренку. А Лёдя ходит за ним и просит:
– Дайте мне работу – не пожалеете! Вы можете посмотреть меня… Совершенно бесплатно… Универсальный репертуар!
– А у меня уже есть репертуар. С десяти до двенадцати – на скрипке кривой Мойша, а с двенадцати до двух – шансонетки Сони Заможней.
– Я могу и после двух…
– А после двух мои гости уже поют сами.
Лёдя восклицает в полном отчаянии:
– Но мне очень нужны деньги!
Хозяин сочувственно
– Слушайте сюда: Мойша играет просто за то, что я даю ему пить мое пиво, а Соня еще мне отдает процент со своих клиентов. Так о каких деньгах вы говорите?
Лёдя безнадежно плетется к выходу. А хозяин зовет мальчишку-официанта.
– Янек, пора открывать, а скатертев нема! И где, я тебя спрашиваю, скатерти?
– С прачечной не вернули. Видать, всех китайцев на войну мобилизовали.
– Так и что? Мои скатерти, слава богу, не мобилизовали.
– Но и не постирали.
Хозяин хватается за голову:
– Я не могу стелить грязные скатерти! Что делать?!
Уходящий Лёдя оборачивается:
– А вы застелите столы бумагой.
– Бумагой? Клиенты меня убьют!
– Нет, они посмеются. Если вы на ней напишете: «Лучше чистая бумага, чем грязная скатерть!»
Хозяин с интересом смотрит на Лёдю:
– Слушайте, это мисль! Янек, пулей в лавку за бумагой! А вы, молодой человек, не уходите, я налью вам пива.
– Спасибо, но мне некогда, надо искать работу…
– С такими мозгами вы ее таки найдете!
Лёдя, благодарно улыбнувшись, идет к двери, а дверь распахивается ему навстречу, и на пороге возникает Евгений Скавронский – как обычно, нетрезвый и жизнерадостный. Старые друзья смотрят друг на друга, не веря своим глазам.
А дальше было все, как сказал Лёдя. Шустрый Янек прибежал из лавки с рулоном бумаги, хозяин и официант кроили ее по размерам столов, а Лёдя и Скавронский в четыре руки расписывали бумагу вышеизложенным текстом и другими забавными надписями, которые они на пару придумывали уже по ходу дела.
И действительно, появившиеся клиенты заведения сначала с недоумением, а потом с интересом разглядывали бумажные скатерти и смеялись, и усаживались за столы, и заказывали еду и выпивку. Благодарный хозяин выделил неожиданным спасителям столик в углу и выставил выпивку за счет заведения. Лёдя и Скавронский воспользовались его любезностью.
Впрочем, они не столько закусывают, сколько выпивают.
Лёдя жалуется, что в Одессе практически все театры закрыты, а в кафе и рестораны не пробиться – артисты устраиваются поближе к харчам. Скавронский утешает, что на одной Одессе свет клином не сошелся и предлагает Лёде отправиться в город Харьков. Лёдя логично отвечает, что в Харькове его никто не ждет. Зато, как сообщает Скавронский, там ждут его – там ему предложен ангажемент на месяц и уйма денег. На что Лёдя столь же логично отвечает, что он тут не при чем, этот ангажемент – Скавронского, значит, ему и ехать в Харьков. Но Скавронский уверяет, что логика не всегда права. Хотя этот ангажемент действительно – его, но он ехать не может. Потому что, да будет известно брату Лёде, его брат Евгений, кажется, запил. Произнеся эту речь, Скавронский осушает бокал, удовлетворенно прислушивается к своим ощущениям и решительно заключает:
Точно, запил!
И роняет голову на бумагу с мудрым текстом, придуманным Лёдей.
Гастроли в Харькове прошли на редкость удачно.
Война и ее отголоски были все же довольно далеки от этой русскоязычной культурной столицы Украины. И зритель ходил в театр, и Лёдя проходил у зрителя на «ура».Неплохо откормившийся, слегка приодевшийся и с новым кожаным саквояжем в руке, Лёдя возвращается с харьковских гастролей домой. Удивленно оглядывается посреди пустой комнаты, достает из саквояжа пачку денег, выкладывает ее на стол и громко объявляет:
– Артист Утесов прибыл на побывку!
Ответом ему – тишина. А затем – протяжный стон из соседней комнаты. Лёдя бросается туда, распахивает дверь, но его останавливает мама Малка.
– Тебе тут не место!
Лёдя, вытягивая шею, пытается заглянуть через материнское плечо:
– Леночка, я здесь!
– Ты ей сейчас не нужен!
Мама Малка захлопывает дверь. Лёдя ходит по кухне из угла в угол. Похоже, он действительно никому не нужен. Какие-то женщины проносят тазы и кувшины с водой, простыни и полотенца.
Выходит, тяжело ступая, повитуха мадам Чернявская, которая когда-то принимала самого Лёдю. Она заметно состарилась, но по-прежнему активна и уверена в себе.
– Ну? Что? – бросается к ней Лёдя.
– Ничего.
– Что значит – ничего?
– Ничего – значит ничего. Надо ждать.
– Так уже сколько ждем! – возмущается Лёдя.
– Эх-хе! Заделать дитя – это раз плюнуть, а вот выродить – попробуй сам!
Повитуха моет руки, мама Малка льет ей воду из кувшина. Женщины садятся пить чай. Мадам Чернявская кушает с аппетитом:
– У вас такие справные пирожки, мадам Вайсбейн! А что вы даете заместо яиц? Теперь же их не достать…
– Я даю спитую заварку. Получаются немножко темноватые, но тесто держится. А со сдобой беда – дрожжей нигде нема.
– Вы не поверите, но меня научили заместо дрожжей разводить нашатырь.
Лёдя с ужасом смотрит на повитуху и маму:
– Как вы можете! Она там мучается, а вы… Пирожки!
– Слушай, дите, – улыбается мадам Чернявская. – Я в своей жизни невроку пирожков испекла меньше, чем ребятков приняла, тьфу-тьфу-тьфу, чтоб не сглазить! Так что имею полное право спокойно выпить чаю, пока там природа без меня делает таки свое дело…
Ничуть не успокоившийся Лёдя убегает из кухни в комнату, падает на колени перед кроватью и обцеловывает покрытый бисеринами пота лоб измученной жены.
– Леночка, прости! Прости меня!
– За что?
– Ты из-за меня страдаешь!
Ой, дурачок!
Лена с усилием улыбается. А потом резко морщится и вскрикивает.
Немедленно появляется повитуха и гонит Лёдю:
– А ну, погуляй, мальчик, делай ноги отсюда!
Лёдя дремлет на кухне, сидя на табуретке и прислонившись к стене. Рядом тихо бормочет молитву папа Иосиф. Входит мама, и Лёдя тут же просыпается:
– Ну что – ничего?..
– Ничего себе – ничего! – возмущается мама, – Девочка у нас, а не ничего!
В подтверждение ее слов раздается крик младенца. Лёдя несется в комнату, папа ковыляет за ним, на ходу интересуясь у мамы:
– А шо ж ты, Малочка, говорила: если живот уголком – мальчик будет!
– Ой, каким уголком? У этой тощей херувимки живота вообще не было!
Семейство Вайсбейнов выходит из своей квартиры и гордо пересекает родной двор. На руках у Лены – крошечный комочек в кружевных пеленках и одеяле.