Истории для кино

– Невеста таки есть…

И в синагоге начинается древний свадебный обряд. Торжественные биндюжники стоят позади невесты и жениха. Раввин проводит новобрачных под балдахином – хупой. Лёдя и Лена взволнованно держатся за руки.

Раввин читает благословение над бокалом вина. Стоя под хупой, Лёдя надевает на палец Лены кольцо и, как положено, сообщает ей, что этим кольцом она посвящается ему в жены по закону Моисея и Израиля.

Один из биндюжников украдкой смахивает скупую мужскую слезу.

Раввин зачитывает кетубу – брачное свидетельство.

Двое биндюжников, обтерев ладони о штаны, подписывают свидетельство.

Раввин вручает этот главный документ невесте.

Дома папа Иосиф, сменив пенсне очками на веревочке, изучает брачное свидетельство.

Мама Малка поглядывает на живот Лены.

Молодожены смирно сидят рядышком и ждут решения родителей.

– Ну вот, – довольно заключает папа, – теперь все как у приличных людей!

– Жить будете в комнате Клавдии, – говорит мама Малка. – Она у нас в Англии.

– Социял-демократка! – осуждающе поясняет папа Иосиф.

Мама Малка насмешливо смотрит на Лену:

– Постель я дам. Приданого, как я догадываюсь, у тебя нет?

Папа Иосиф поспешно напоминает:

– Малочка, а разве ты пришла в этот дом с каким-нибудь приданым?

Мама, не удостоив его ответом, выходит из комнаты, кивнув Лене. Невестка послушно следует за ней. А папа интересуется у сына:

– Лёдя, и как ты теперь думаешь кормить семью? Мне сдается, на солдатское жалование в тридцать две копейки твоя жена не сильно растолстеет.

– А зачем ей толстеть? Леночка мне и так нравится, – улыбается Лёдя.

– Ну, это я – в философском смысле, – улыбается папа в ответ.

В соседней комнате мама Малка, подавая Лене накрахмаленное постельное белье, тоже интересуется:

– И на что же вы думаете жить?

– У меня есть кое-какие сбережения… Я откладывала, пока работала в Никополе…

Мама Малка то ли одобряет, то ли язвит:

– Мой сын таки родился в рубашке – ему досталась самостоятельная жена!

Потом Лёдя и Лена хозяйничают в своей комнате: Лена застилает кровать простыней, а Лёдя неумело запихивает подушку в наволочку. Вдруг Лена садится на кровать и плачет. Лёдя бросается перед ней на колени.

– Леночка, ты что!

– Ничего… Я не знаю… Как-то страшно, что будет…

– Будет все! И все будет хорошо! Любимая, не плачь, я что-нибудь придумаю… Муж я тебе или не муж?

Лена улыбается сквозь слезы:

– Муж… Мальчишка…

– Жена, помолчи! – играет грозного мужа Лёдя. – У тебя теперь даже нет паспорта, ты прописана в моем.

– Глупый, все напутал… Это ты теперь, по закону Моисея, мой до ста двадцати лет!

Она демонстрирует Лёде обручальное кольцо на пальце. И вдруг охает, прижимая руки к животу. А Лёдя приникает к ее животу ухом.

– Брыкается!

– Как его папа, – улыбается Лена.

Но свадьба – свадьбой, а увольнительная закончилась, и Лёдя – опять в армии. Сидит на пороге казармы и чистит ружье. К нему подходит капитан Барушьянц.

– О, Вайсбейн, вы снова с нами?

– Так точно, ваше высокоблагородие! – вытягивается во фрунт Лёдя.

– Сидите, к чему эти церемонии… Как прошла ваша свадьба?

Лёдя ожесточенно орудует ежиком для чистки дула:

– Благодарю за внимание, ваше высокоблагородие!

– Что же вы – прибыли и не заходите? Вот помнится, у Данте в «Божественной комедии»…

Лёдя отшвыривает ежик:

– У меня в голове не божественная комедия, а земная трагедия! Хотел бы я видеть, как этот Вергилий шляется по кругам ада, а у него дома жена с ребенком – голодные!

Барушьянц задумчиво смотрит на Лёдю:

– Интересная трактовка…

– Извините, господин капитан! Я сорвался…

– А что – тяжко живется?

Лёдя опять принимается чистить ружье.

– Да мне-то ничего – сыт, одет, обут… Но если бы я с оружием Отечество защищал – другое дело. А штаны тут протирать, когда у семьи на ужин, кроме пустого чая, ничего… – Лёдя умолкает.

Капитан сурово глядит куда-то вдаль. Лёдя усмехается:

– Меня бы под суд за антипатриотические настроения, да? Но на самом деле я Россию люблю.

– Какой иудей не любит Россию! – тоже усмехается капитан.

Но затем он серьезнеет и озабоченно интересуется, а не жалуется ли рядовой Вайсбейн на сердце, что-то у него какая-то подозрительная одышка… Лёдя изумленно смотрит на капитана. Затем, угадав его намерения, расплывается в улыбке.

Лёдя в общем строю занимается упражнениями на плацу. Подпрапорщик Назаренко исподтишка приглядывается к Лёде. И наконец командует:

– Вайсбейн! Подь сюды!

Лёдя бегом направляется к подпрапорщику.

– Та не бежи… Шагом можно, шагом.

Лёдя козыряет:

– Рядовой Вайсбейн явился по вашему приказанию!

– Та бачу, шо явился. А зараз будем прощаться, – с явным сожалением сообщает Назаренко. – Приказ начальства: по болезни сердца освободить на три месяца. Для поправки здоровья.

Лёдя с трудом скрывает радость и говорит покорно:

– Начальству виднее…

– А я б тебе свои лекарства прописал! – не удерживается подпрапорщик. – Три раза на день заместо еды – ремня хорошего по известному месту!

Лёдя откровенно наглеет:

– Жаль, что я не могу испробовать ваши прогрессивные методы лечения.

– Вернешься – попробуешь! – обещает подпрапорщик.

Лёдя бодро уходит из расположения части с вещмешком на плече.

А из окна своего домика смотрит ему вслед подпрапорщица Оксана, прижимая к груди засохший букетик полевых цветов.

Дома Лёдя кружит Лену по комнате:

– Я вернулся! Вернулся!

Мама Малка лупит сына полотенцем.

– Совсем ума лишился в своей армии! Поставь ее на место, она ж может выкинуть!

Лёдя бережно опускает Лену на пол:

– Ох, извини!

Но Лена опять просится к мужу «на ручки»:

– Я же не больна, я всего лишь беременна.

– Слушайте, что вы делаете друг с другом, меня не касается, но там, – мама Малка патетически указывает на живот Лены, – там мой внук!

– Или внучка, – предполагает Лёдя.

– Не морочь мне голову! Если живот яичком, будет девочка, а если уголком, то мальчик. А где вы видите тут уголок? Настоящее яичко!

Семейные радости сменялись бытовым отчаянием. Работы у Лёди не было. Ну никакой работы! Но он упорно ходил, искал, даже клянчил хоть какое-нибудь дело.