Истории для кино
Шрифт:
– Ну, если вы можете что-то видеть, – отплачивает ему за насмешку шпаненок с фингалом, – так это фраки. Семнадцать штук.
– Зачем мне семнадцать фраков?
– А я знаю, который – ваш? Это весь улов за сегодня – ищите…
Лёдя, быстро перебирая фраки, находит свой.
– Ну спасибо! – Он косится на фингал пацана. – А это – в темноте наткнулся на фонарь?
– Нет, фонари я вижу хорошо, – с достоинством отвечает шпаненок. – А это мне объяснили, что грабить артистов некрасиво!
На сцене разворачивается зрелище, как минимум, странное: Лёдя во фраке под полный симфонический оркестр Оперы исполняет вовсе не
Япончик и его братва в первом ряду веселятся и хлопают. Да и вся вполне приличная театральная публика аплодирует Лёде.
Такое это было время – разгул анархии и бандитизма. В городе еще толком не обосновались войска – ни красные, ни белые, и на домах еще не были расклеены прокламации о борьбе с бандитами и расстреле мародеров на месте.
Армия Мишки Япончика – не десятки, не сотни, а тысячи уркаганов – практически правила городом. У них даже был свой «моральный кодекс»: врачей и артистов не трогать – или, как они сами выражались, «не калечить».
Япончик все-таки сколотил свой полк и отправился с ним на фронт против петлюровцев. Но не приученные к воинской дисциплине и лишенные революционного духа борцов за счастье трудового народа бандюганы Япончика после первых же боев массово дезертировали. Говорят, что Мишка, чтобы не растерять окончательно свою армию, потребовал у коменданта станции Вознесенск вагоны для отправки своих хлопцев домой в Одессу, но у них с комендантом вышел горячий спор, и комендант успел выхватить свой револьвер первым…
Есть и другие версии гибели небесталанного человека и бандита Мишки Япончика. Но, так или иначе, ясно одно: время его власти и его жизни прошло окончательно и бесповоротно.
А в город пришли красные.
Усталый после концерта Лёдя возвращается домой, снимает в прихожей калоши, вешает пальто, направляется в комнату и застывает на ее пороге.
Вся семья сидит за столом, накрытым праздничной скатертью и уставленным праздничной посудой. И хотя на расписных тарелках лишь вареная картошка и кусочки селедки, в доме – явный праздник. Папа Иосиф радостно сообщает:
– Лёдичка! Клавочка вернулась!
Из-за стола оборачивается к Лёде худощавая коротко стриженая
женщина в кожанке – неузнаваемо изменившаяся за время английской эмиграции старшая сестра Клавдия. Они с Лёдей обнимаются, потом он отстраняет ее, разглядывает:– Ну, сестренка, тебя не узнать… Какая ты – прямо важная мадама!
Клавдия ласково щелкает его по носу:
– А ты, братец, не меняешься. Посолиднел, конечно, но глазки те же – шкодливые!
Лёдя усаживается за стол рядом с сестрой и Леной. Клавдия обнимает Лену за плечи:
– Хотя нет, вру, изменения у тебя имеются. И очень приятные: жена замечательная и дочка – сплошное очарование!
– Ну, рассказывай, – просит Лёдя сестру, – надолго к нам?
– Полагаю, навсегда.
– Чем же тебе Англия не угодила?
Клавдия строго объясняет:
– Я и в Англию уезжала, и в Россию вернулась не по капризу своему, а по заданию партии.
– Ах, ну да! Забыл, кто ты там – эсер, эсдек…
– Я – член партии большевиков.
– Слушай, а ты не планируешь подарить папе с мамой маленького большевичка? А то они всю свою энергию обрушивают на мою бедную Диту.
– Политические убеждения – не повод для шуток! – отрезает Клавдия.
– Дети, дети, не ссорьтесь, – волнуется папа Иосиф.
– Это разве дети? Это – клоуны! – заявляет мама Малка. – Одна на трибунах комикует, другой – в ресторанах…
– О, совсем забыл! – Лёдя убегает в прихожую и возвращается с бумажным свертком: – Вот, презент из ресторана!
Он выкладывает из свертка на тарелку котлеты и пирожки. Папа Иосиф открывает было рот, но Лёдя предупреждает его реплику:
– Спокойно, папа! Это из ресторана Блюменталя, так что считай кошерное.
Клавдия презрительно тычет вилкой в котлеты:
– Да-а, Лёдя, похоже, заблудился ты… Крепко заблудился в жизни!
– Ты о чем?
– А мне уже поведали кое-чего. Про рестораны твои, про дружбу с уголовным элементом…
– Это уже не уголовный элемент, – Лёдя с аппетитом ест котлету. – Это уже перековавшиеся бойцы революции.
Раздается стук в дверь, и в комнату заглядывает соседка Розочка с туго набитым узлом.
– Я извиняюсь, моя троюродная тетка Циля с Маразлиевской просила это к вам на сохранность покласть.
Клавдия изумленно наблюдает, как Розочка привычно заталкивает свой узел под кровать, под которой видны и другие узлы.
– Что это значит?!
– Дамочка, вы шо, с луны свалились? Или вы не знаете, что красные – как бандиты: тоже врачей и артистов не грабят? Вот мы и сносим свое добро к Лёде, дай бог ему здоровья!
Клавдия немеет от возмущения. А папа Иосиф неловко покашливает:
– Кхе-кхе… Роза, вы что, не узнаете… кхе-кхе… нашу Клавочку?
– Боже ж мой! – всплескивает руками Розочка. – Клава! А мы ж думали, ты за английского прынца выскочила!
Мама Малка решительно подталкивает Розочку на выход:
– Пойдемте, Роза, я имею вам что-то сказать!
Сгорающая от любопытства Розочка еще успевает обернуться в дверях:
– Клава, выходи на двор – посидим, побалакаем!
Когда дверь за соседкой захлопывается, Клавдия заявляет твердо:
– Чтобы больше всего этого я не видела! Ни бандитских подачек, ни укрывательства имущества от революции!
Ей отвечает негромко, но тоже твердо Лена:
– Мы вас, Клава, уважаем. Но Лёде нужно кормить семью. И вообще, всем надо как-то жить.