Истории для кино
Шрифт:
Знаменитейшая куховарка Лена на это раз превзошла самое себя: Бабель не мог не попробовать каждое ее блюдо и каждым из них не восхититься. Наконец, он с трудом отваливается от обильного стола и сообщает, что больше у него нет никаких сил. Но Лена не успокаивается и просит отведать еще кусочек фиш. Нет, больше ни кусочка, категорически отказывается Бабель и говорит, что столь потрясающе его кормила только бабушка в Одессе, так что он сейчас, ей-богу, словно в родном доме побывал.
– А вы давно из Одессы? – спрашивает Лёдя.
– Сто лет! – Бабель задумывается. – И знаете, я боюсь возвращаться. Мне было хорошо там когда-то… Не
– Тоже давно. В двадцать первом уехал в Москву, потом Лена с Диточкой приехали. Потом сюда, в Петроград… ну то есть теперь – в Ленинград… перебрались. А недавно и родителей перевезли.
– И как старики – довольны?
Лена иронически улыбается:
– Мама никогда и ничем не бывает довольна!
Лёдя поспешно добавляет:
– Зато отец просто счастлив!
– Почему? – спрашивает Бабель.
– Да случилась у него одна история еще до революции… Нарушил черту оседлости, приехал в Петербург и пережил жуткую ночь – от всех шарахался… А теперь он гордо ходит по городу.
– Да, слава богу, многое изменилось. И в Одессе, наверное, тоже.
Лёдя убежденно заявляет:
– Но все равно лучше Одессы нет города в мире!
Бабель иронично интересуется:
– А вы что, можете сравнивать? Бывали еще где-нибудь?
– Не бывал, – признается Лёдя. – Правда, Лена все твердит: в Париж, в Париж…
– Вот и слушайте жену. Одесская жена не ошибается.
– Почему?
Бабель смеется своим заразительным смехом:
– А потому что у одесской жены – одесский муж. Так что ей, как саперу, ошибаться нельзя!
Лена завершает разговор мужчин спокойным и совершенно неожиданным сообщением:
– А я уже паспорта получила и билеты в Париж заказала.
Да, всего через несколько лет страна победившего социализма наглухо отгородится от всего мира железным занавесом, а тогда, в конце двадцатых годов, получить заграничный паспорт было очень просто – чуть не в домоуправлении. И с билетами на поезд за границу тоже не было никаких проблем. Вот Утесовы и оказались в Европе, такой не похожей на советскую Россию – богатой, чистенькой, ухоженной, живущей своей чинной размеренной жизнью, с множеством магазинов и автомобилей на освещенных электрическими фонарями улицах.
Лёдя, Лена и Дита сидят за столиком в парижском кабаре. На эстраде поет Морис Шевалье, музыкальный идол Франции. Он поет почти шепотом – именно такой интимный тон и нужен его слегка фривольным песенкам. И при этом он сияет обаятельнейшей улыбкой человека, который уверен, что публика его обожает.
Лёдя весь во власти знаменитого шансонье, смотрит, не отрываясь и беззвучно повторяя слова его песен. А тринадцатилетняя Дита не столько слушает песни, сколько с огромным интересом таращится на декольтированных дам с папиросками. Лена тоже не может не почувствовать эту атмосферу кафешантана, исполненную флирта, кокетства, откровенной интимности. И шепчет мужу, что это была не самая лучшая мысль – идти в ресторан с ребенком. Но Лёдя, не отрывая глаз от Шевалье, шепчет в ответ, что ресторан тут не при чем, а при чем здесь только настоящее искусство. Лена поджимает губы, но больше не терроризирует мужа, видя, как он увлечен, и понимая, что говорить с ним о чем-либо сейчас бесполезно.
Это состояние абсолютного восторга и полной погруженности в музыку не покидает Лёдю и потом, когда семья Утесовых гуляет по вечернему
Парижу. Бурно жестикулируя, он объясняет, что в России даже эстрадные песенки поют, как оперные арии, а вот Шевалье – как будто близким друзьям что-то такое душевное рассказывает. Лена соглашается с этим, но добавляет, что у нее ощущение, будто Шевалье уверен, что все любят его и только его. А это потому, объясняет Лёдя, что Шевалье не ставит границ между собой и публикой. И он, Утесов, тоже к этому стремится, только он двигается наугад, а в Париже шансон – давно традиционный жанр. Причем сколько юмора – и в исполнении, и в текстах…Тут монолог папы прерывает Дита и живо интересуется:
– А про что он пел?
– Много забавного! Например, в чем различие между женщинами семнадцати и сорока лет…
Лена предостерегающе дергает мужа за рукав.
– А в чем? – не унимается Дита: – В чем различие?
– В уме! – отрезает мама Лена.
– Да-да, конечно, в уме, – вынужден подтвердить папа Лёдя и возвращается к своей теме: – А вы заметили, что у Шевалье даже канотье такое, в каком работаю я?
– Заметили, заметили, – кивает Лена. – Ну, пора в гостиницу…
Лёдя глубоко разочарован:
– В гостиницу? А я думал, мы прогуляем всю ночь!
– Нет, Дите пора спать, да и я устала… от впечатлений.
– Но я ни за что не усну!
Глаза Лёди полны мольбы, и Лена разрешающе улыбается взволнованному мужу:
– Ну, погуляй еще… Только не заблудись!
Лёдя, мурлыча под нос песенки Шевалье, бродит по Елисейским полям, по набережной Сены, по площади Конкорд, мимо Эйфелевой башни, собора Парижской Богоматери, Триумфальной арки – в общем, традиционными маршрутами, которые выбирает человек, впервые попавший в Париж. Он идет по вечерним улицам, смешиваясь с парижской толпой и ощущая себя здесь вполне своим.
Но вдруг его останавливает русская речь:
– Господин хороший! Загляните в наш ресторан, не пожалеет!
Это к нему обращается парнишка-зазывала из русского ресторанчика «Мартьяныч». Лёдя изображает недоумение и отвечает по-французски, что ничего не понимает. Парнишка тоже на ломанном французском просит месье извинить, что побеспокоил его. Тогда Лёдя, очень довольный, переходит на родную речь:
– А-а, поверил, что я француз!
– Поверил, – расплывается в улыбке паренек и вспоминает про свои обязанности: – Господин хороший, загляните – не пожалеете…
Именно что – пожалею, – перебивает Лёдя. – Жаль тратить хоть одну минутку в Париже на что-нибудь, кроме самого Парижа… Салют!
Он машет пареньку рукой и уходит. Но – недалеко, потому что его внимание привлекает бредущий по улице седой мужчина в потертой фуражке российского флота. Лёдя пристально вглядывается и останавливает его:
– Простите… Вы бывший моряк?
Человек поправляет фуражку:
– Нетрудно догадаться…
– И вы плавали на Черном море?
– Капитаном.
– Значит, я не ошибся! Вспомните, пожалуйста: Одесса, бульвар, ресторан… Я – мальчишка, и вы меня угощаете мороженым…
Капитан неуверенно кивает:
– Вполне возможно…
– Давайте зайдем в ресторан?
– Но…
– Я вас угощаю.
– Извините, на чужие не пью.
Капитан хочет уйти, но Лёдя придерживает его за руку:
– Это не чужие, это просто… ну как ответный визит. Вы меня угостили тогда, я вас угощаю сейчас… Ну пожалуйста!
Капитан мнется в нерешительности: