Истории для кино
Шрифт:
– Вы так думаете?
– Нет, я это чувствую!
На светофоре загорается зеленый. Но Пианист не трогается с места – он задумчиво смотрит на Лёдю.
В небольшом ресторанчике кипит веселье, подогреваемое темпераментным цыганским оркестром. Первая скрипка – долговязый, гибкий красавец, с черными кудрями до плеч – виртуозно владеет инструментом и очень артистичен. Дамы в ресторане не сводят с него восхищенных очей. И сидящий за столиком Лёдя наблюдает за виртуозом с явным удовольствием.
Музыкант выдает последний душераздирающий
– Что тебе сказать… Старый друг встречает Рабиновича и спрашивает: «Где ты сейчас работаешь?» Рабинович отвечает: «Я играю на скрипке в негритянском оркестре». – «И много там негров?» – «Да нет, только я и Хаймович!»
Скрипач, ничуть не обидевшись, хохочет:
– Похоже, похоже… Но ты еще не видел нашу солистку – вот уж натуральная цыганка, даже таборная!
– И долго ты будешь кочевать в этом таборе?
– А мне здесь тепло, светло и мухи не кусают! И вообще, я не очень понял, что ты мне пел по телефону… Джаз, теа-джаз…
Лёдя мгновенно заводится:
– Да, абсолютно новая форма! Там будет все: и чистый джаз, и классика в джазовой обработке, и народные вариации, и вообще любые эксперименты… И – что особенно важно! – музыканты не сидят на сцене, будто аршин проглотили, а существуют живо, раскованно, каждый в своем образе…
– И в каком, например, образе я?
Лёдя оценивает Скрипача быстрым взглядом.
– Ты?.. Ты – Дон Жуан!
– Почему?
– Потому что ты красавец – раз…
Скрипач горделиво улыбается.
– Бабник – два…
Скрипач делает протестующий жест.
– Бабник, бабник, я же помню Черновцы и Николаев! А главное, твоя скрипка поет, чарует, манит, дурманит, пьянит…
Скрипач с простодушным удовольствием кивает каждому слову.
– И на сцене ты будешь слегка заигрывать со зрительницами. Сразу со всеми, но каждой должно казаться, что – только с ней, с единственной прекрасной дамой…
И тут на эстраде появляется действительно прекрасная дама – жгучая цыганка: цветастая шаль, множестве юбок, звенящие мониста. Скрипач оживляется и сообщает, что это она, та самая – натуральная, таборная. Лёдя показывает большой палец, оценивая красавицу.
Цыганка вышла без оркестра, со своей гитарой. Тронула струны и запела. Сильным, глубоким, волнующим голосом. Все покорены ее пением. Даже Лёдя забыл о своих творческих планах. Но о них напоминает Скрипач:
– А может, ее тоже пригласить в наш… то есть в твой…
– Нет, молодец, правильно сказал, именно – в наш!
– Ну, ладно, в наш теа-джаз.
– А вот это нет, – возражает Лёдя. – Женщинам у меня не место.
– У тебя что – оркестр или монастырь?
– Да нет, просто если женщина красивая, это будет мешать работе, а если некрасивая, это будет мешать мне!
Цыганка допела романс и получает свой шквал аплодисментов. Скрипач спешит к ней на эстраду, что-то говорит, она отрицательно качает головой, он опять ей что-то говорит, она издали смотрит на Лёдю, кивает, они
со Скрипачом подходят к столику, и Лёдя галантно вскакивает навстречу. Скрипач его представляет:– Мой друг, знаменитый музыкант, любимец публики – Леонид Утесов! Слыхала?
Цыганка загадочно улыбается:
– Да, кое-что доводилось слышать …
– Может быть, окажете честь отужинать с нами? – галантничает Лёдя.
– Возможно, и окажу. Но при одном условии…
– Готов на любые условия! – заверяет Лёдя. – Называйте!
– Условие простое: стоимость ужина должна быть ровно один рубль семьдесят копеек.
Мужчины удивленно переглядываются.
– Почему именно рубль семьдесят, а не, скажем, три сорок или пять двадцать пять? – улыбается Лёдя.
Цыганка смотрит на него в упор:
– А потому, Леонид Осипович, что билет четвертого класса от Тульчина до Одессы стоит ровно один рубль и семьдесят копеек!
Скрипач недоуменно смотрит на девушку. А с лица Лёди сползает улыбка.
– Аня?!
Несостоявшаяся невеста Лёди, от которой он позорно бежал пятнадцать лет назад, берет со стола бокал шампанского и царственным жестом выплескивает ему в лицо. Скрипач в шоке. А Лёдя, утирая с лица струйки шампанского, хохочет:
– Ой, не могу – натуральная цыганка! Ой, шоб я так жил – таборная!
И вот музыканты – «штучные люди», как называет их Лёдя, – после долгих разговоров, уговоров, интриг и хитростей наконец собраны. Начинаются репетиции нового оркестра. Десять музыкантов – три саксофона, две трубы, тромбон, рояль, скрипка, ударные и банджо – играют джазовую мелодию.
– Стоп, стоп, стоп! – кричит Лёдя. – Это джаз или оркестр Бердичевской богадельни?
– Но позвольте, – обижается Пианист, – мне вообще не ясно: мы играем в мажоре или в миноре?
– Да какая разница, мажор-минор… Я нот не знаю!
Музыканты переглядываются, не зная, расценивать это как шутку – или как? Контрабасист осторожным шепотом спрашивает Ударника, забрал ли он уже трудовую книжку из филармонии. А Лёдя даже не замечает реакции коллег, он возбужденно гнет свою линию:
Здесь надо – легко и воздушно! Не по нотам, а по душе… Примерно вот так… Скрипочка… Трубочка… Рояльчик… Контрабасик…
Он выдает фрагмент композиции, имитируя голосом один за другим разные инструменты.
Музыканты удивленно наблюдают этот виртуозный номер. А Трубач вдруг подхватывает голос Лёди своей трубой. Лёдя в эмоциональном порыве целует Трубача в макушку:
– Во! Конечно! Ты мой золотой!
На следующей репетиции музыканты играют более слаженно. Вполне довольный Лёдя кивает головой в такт. А потом из-под носа музыкантов забирает пюпитры с нотами. Оркестр вразнобой сбивается и умолкает. Скрипач закипает:
– Что ты делаешь?!
– Я делаю театрализованный джаз, – спокойно отвечает Лёдя. – А вы пока делаете концерт для пап и мам в музыкальной школе.
– Но как без пюпитров смотреть в ноты?
– Опять эти ноты! Да не нужно в них смотреть – нужно все помнить плюс импровизировать. И еще… Еще нужно оживить инструменты.