Истории для кино
Шрифт:
– Живой водой? – иронизирует Саксофонист.
– Нет, вашим талантом. Вот хорошо бы вам на саксофоне рассмеяться.
– Что… сделать?
– Да просто рассмеяться. Вот так… – Лёдя имитирует голосом смех саксофона
– Ну, знаете ли…
– Знаю. Точно знаю: вы это сможете.
– Что смогу? Смеяться на инструменте?
– И плакать – тоже! – уверяет Лёдя.
Очередная репетиция. Музыканты без нот играют, как по нотам, а Лёдя кричит, не жалея эпитетов: умнички мои, талантищи мои великие, виртуозики мои золотые, ну и так далее и тому подобное. Вдохновленные похвалой, музыканты играют еще веселей. Но Лёдя
– Хлопчики мои, а не засиделись ли вы, не застоялись ли?
– В каком смысле? – недоумевает Контрабасист.
– Ну, вот что ты стоишь со своей бандурой – как дерево с деревом?
– Я не стою! – обижается Контрабасист. – Я, между прочим, играю!
– Но ты же не владеешь инструментом…
– Я?! Не владею?!
Похоже, сейчас оскорбленный Контрабасист даст Лёде в глаз, но Лёдя поспешно его успокаивает:
Да нет, играешь ты как бог! Но инструментом не владеешь. А ты попробуй так…
Лёдя хватает контрабас и, беспорядочно дергая струны, лихо приплясывает вокруг инструмента, закручивая его вокруг своей оси.
Хлопчики, жизнь – это движение! И вы должны двигаться, чтобы жить на сцене!
Лёдя оставляет контрабас и падает на одно колено перед Скрипачом. Тот отшатывается:
– Лёдя, ты свихнулся?
– Нет, это ты свихнулся от любви, когда играешь серенаду! Так почему бы тебе в самый пиковый момент не упасть на колено…
Со скрипкой?!
– А с чем же? Хотя нет, постой, идея! А что если у тебя в рукаве будет цветок и ты…
Пианист не выдерживает и выскакивает из-за рояля:
– Леонид Осипович! Это же цирк!
– А что вы имеете против цирка? Уверяю вас, зрители цирк обожают!
– Но мы работаем не в цирке, а в джазе!
– Нет, у нас не просто джаз, а теа-джаз. То есть джаз – как театр, а театр – как джаз!
На очередной репетиции Лёдя дирижирует оркестром. Финал номера – и Лёдя раскланивается перед невидимыми зрителями. Музыканты тоже довольны собой и сами себе аплодируют. Только Скрипач интересуется:
– А ты можешь перестать гонять ветер руками?
– То есть дирижировать? – уточняет Лёдя.
– Нет, твоя мельница к дирижированию не имеет никакого отношения!
Лёдя ласково объясняет непонятливому Скрипачу:
– Хлопчик мой, я ж дирижирую не для вас. Вы – профессионалы – и без меня не заблудитесь. А я дирижирую для зрителей. И неважно – правильно, неправильно… Важно, что я могу во время дирижирования подмигнуть им, послать поцелуй, схохмить… В общем, жить на сцене!
– И когда мы уже начнем эту жизнь? – спрашивает Трубач.
– А я разве не говорил? Премьера – восьмого марта.
– Делаешь подарок себе на день рождения? – усмехается Контрабасист.
– При чем тут мой день? Восьмое марта – Международный женский день. И наши женщины нас не подведут!
Свободные женщины свободной страны не подводили нигде. На заводах и на полях, в школах и в больницах ударно трудились наши советские женщины. Они многостаночничали в ткацких цехах и являли свою красоту на физкультурных парадах, сидели за штурвалами тракторов и самолетов, прыгали с парашютами и метко поражали цели на учениях Осоавиахима.
А в день своего заслуженного праздника – Международный женский день 8 Марта – советские женщины надевали лучшие платьица, становились на каблучки, орошали себя духами «Красная Москва» и шли на праздник.
ЛЕНИНГРАД, МАЛЫЙ ОПЕРНЫЙ ТЕАТР, 8 МАРТА 1929 ГОДА
Зал театра заполнен нарядными женщинами, многие – с орденами на груди. Свет в зале гаснет, а сцена, наоборот, освещается цветными прожекторами. Медленно разъезжается занавес. На сцене музыканты – не в традиционных костюмах, а в легких клетчатых джемперах и светлых брюках.
Появляется Утесов. Поклон залу. Поклон оркестру. Взмах обеими руками – без дирижерской палочки. И оркестр начинает играть фокстрот. Бодрая ритмичная музыка, непрерывно меняющие цвет лучи прожекторов, симпатичные веселые музыканты, раскованный дирижер, делающий свое дело вполоборота – и к залу и к оркестру, – все это сразу создает жизнерадостное настроение.
Женский зал рукоплещет – лучший подарок к 8 Марта придумать было бы трудно.
Так начинается знаменитый утесовский «Теа-джаз». И уже скоро закружится хоровод газетных рецензий:
«„Теа-джаз“ – превосходно слаженный, работающий четко и умно оркестр…»
«Начало сделано! Дело за тем, чтобы обеспечить творческий рост „Теа-джаза“…»
«Говорить о чуждости или буржуазности этой идеи глупо…»
Но вся восторженная газетная кутерьма начнется потом, а пока первый концерт «Теа-джаза» заканчивается. Утесов и оркестр исполняют финальную песню:
А теперь, когда, ребята, отзвучал наш джаз,Вы домой скорее отправляйтесь!И, прощаясь, вам скажу, как принято сейчас:Не привет, не до свиданья, не прощайте, а…Пока! Пока!Уж ночь недалека.Пока! Пока!Глава девятая
«Легко на сердце от песни веселой»
МОСКВА, ТЕАТР ЭСТРАДЫ, 23 АПРЕЛЯ 1965 ГОДА
Поток поздравляющих не прекращается третий час. Утесов, конечно, уже подустал. Дита время от времени промокает платочком лоб отца. Но он отталкивает ее руку, не желая, чтобы видели его усталость. И держится молодцом – улыбается, подпевает, принимает шутки и отвечает на них, так что никто не должен заметить, что все-таки семьдесят лет – это семьдесят…
На сцене бесконечной чередой сменяются те, чьи имена и лица знает вся страна, и те, кто знаком и близок только самому юбиляру, но от этого ничуть не менее дорог ему, чем самые именитые поздравлянты.
– Юбиляра приветствуют земляки-одесситы! – объявляет ведущий.
На сцену выходят три пожилых человека, три ровесника Утесова: один лысый, другой седой и третий чернявый, без единого седого волоса. В руках у каждого – поднос, накрытый украинским рушником.
Утесов приподнимается из кресла, вглядываясь и пытаясь узнать очень давно, с юности не виденных земляков. Наконец, узнает и начинаются бурные объятия с беспорядочными возгласами: