История героя: Огонь наших душ

— Так, — с трудом вытолкнул изо рта свое любимое словечко-паразит гламфеллен. Оно ощутилось тяжёлой глыбой, не желавшей покидать горло, как и другие слова, которые он обязан был сказать, прежде чем начать рвать этих разумных на куски. — Дам вам единственный шанс. Сдайтесь и примите заключение. Или умрите, — он почти прорычал это последнее слово, идя вперед, к двум близким ему разумным, и окружавшим их мерзавцам, что были уже мертвы в его глазах. Где-то в начале своего пути он аккуратно снял с плеч вещмешок, в котором были так необходимые сейчас Аруихи медицинские принадлежности.

— Ба, да это же Видящий из Каэд Нуа! Что же ты здесь забыл, один-одинешенек? — оскалил клыки огр. — Парни, его ведь Бенвет заждался в аду! Поможем им встретиться? — пираты ответили согласными выкриками. Достаточно неуверенными и редкими: словно сам воздух дрожал вокруг фигуры бледного эльфа, настолько мощным потоком било во все стороны его убийственное намерение, не ощутить которое мог разве что на редкость толстокожий и невнимательный разумный.

Кьелл не ответил на эту браваду. Он и не смог бы сейчас сказать ничего. Бешеная ярость рвалась из самых глубин его Я. И он выпустил ее на свободу.

Давным-давно, юный практик боевых искусств Сяо-Фань и его старший брат по учёбе Цзин Цзи познакомились с одним из опаснейших воителей Поднебесной. Познакомились, нежданно оказав ему услугу — спасли его дочь из неприятной ситуации. Девушка пригласила братьев по оружию в гости, и Сяо-Фань уговорил своего нелюдимого старшего не отказываться. Обрадованный отец наградил юношей ценнейшим из даров — знаниями. Увы, почти ничего из техник великого мастера не подошло Сяо-Фаню — слишком разными были их база, предпочтения в оружии, и даже характер, но юноша ничуть не огорчался, проводя дни в поместье воителя за общением со спасенной, и наблюдением за тренировками старшего. Искусство Ревущего Тигра, которое старательно перенимал у мастера Цзин Цзи, совершенно не подходило Сяо-Фаню — вплоть до того, что свело бы его с ума, вздумай он начать его практиковать, но общие знания об этом стиле он получил. С тех пор юный практик воинских искусств повидал достаточно подобных стилей — и вволю наслушавшись игры на цитре-цине, с вплетаемыми в мелодию техниками внутренней энергии, и с лихвой натерпевшись атак техникой «беспечного смеха» которую странствующий мастер решил безнаказанно применить на уступающем в силе младшем. Сяо-Фань многое узнал об искусствах, использующих звуковые колебания вместе с ци за время своей жизни. Но сейчас, понимание одной из этих техник пришло к Кьеллу в едином, полном, и абсолютном приступе осознания. Он желал уничтожить своих врагов максимально жестоко. Он жаждал причинить им как можно больше страданий. Это желание, и его ярость, рвались из его души наружу, словно безумный крик. И крик же он издал — дикий, жуткий, подходящий не разумному, но зверю. Крик, что физически ощутимой волной ударил в окружавших статую Хилеи пиратов, и бросил некоторых из них на колени, а других заставил упасть ничком, трясясь от ужаса. Искусство Ревущего Тигра, примененное в полную силу, вселило страх в сердца даже самых стойких из пришедших убивать королеву головорезов.

Он огляделся вокруг в поисках того, что завершило бы его трансформацию. Кривой изгиб сабли, сжатой мертвыми руками лежащего неподалёку стражника, показался ему приемлемым — не идеальным, слишком уж тонким и жалким был этот коготь, но он подходил. Прянув вперёд неслышным, стелющимся шагом, он подхватил саблю, и обратил полный свирепой ярости взгляд на пиратов. И к ним пришла боль.

Движение бледного эльфа по храмовому залу было слишком быстрым, чтобы за ним мог уследить глаз - он словно пропадал из виду на пару секунд, и снова возникал в совершенно другом месте. Проследить же этот путь было достаточно легко - его чёткие линии были отмечены хлещущими во все стороны фонтанами крови, отлетающими прочь обрубками конечностей, и воплями боли и ужаса. Собственные крики эльфа, вспарывающие воздух подобно ударам грома, врезались в его противников — нет, жертв, — отбрасывая их прочь, швыряя на колени, заставляя замереть в вязком бессилии, чтобы в следующую секунду в них врубилось безжалостное лезвие сабли — калечащее, убивающее, оставляющее ужасные раны.

Не больше минуты спустя, в зале храма осталось стоять на ногах всего трое разумных. Все пираты, кроме оторопевшего огра, или были безнадежно мертвы, или медленно и болезненно умирали, лёжа на дворцовом полу. Гламфеллен остановился недалеко от статуи и двух замерших рядом с ней фигур, шумно дыша. Его рубашка, иссеченная пиратскими клинками, превратилась в свисающие ниже пояса лоскуты, но ни единой царапины не окрашивало багровым бледную кожу эльфа — жертвы оказались неспособны ранить хищника. Мышцы его торса дрожали — не от усталости, а от сдерживаемого напряжения. Его верхняя губа приподнялась, подрагивая в злом оскале, открывающем мелкие белые зубы эльфа, а глаза, превращенные полопавшимися капиллярами в алые буркалы зверя, излучали лютую злобу. Медленным, крадущимся шагом гламфеллен двинулся к огру. Спешить было некуда — он хотел, чтобы эта его жертва, самая главная добыча дня, дрожала от ужаса перед смертью. И огр дрожал.

— Кх…ха! Ты расправился с этими слабаками, но со мной так легко не получится! Капитан Гуннурд Бронзовая Борода из совсем другого теста слеплен! — подбадривая себя этими словами, огр, тем не менее, медленно пятился. Его толстые пальцы, дрожащие и непослушные, пытались зажечь фитиль удерживаемой им пушки, но безуспешно. В сердцах швырнув об пол коробочку магического огнива, огр отчаянно заревел и ринулся вперёд, замахиваясь стволом пушки, как дубиной.

Рык, изданный бледным эльфом, с лёгкостью перекрыл вопль огра. Подобно боевому молоту, он впечатался в гиганта, бросив его на колени. Пушка тяжело грохнула об пол, расплескав осколки плитки и надломив перекрытия. А гламфеллен, одним длинным, скользящим шагом оказавшись рядом с огром, нанёс первый удар, немедленно перешедший в следующий, а тот — в ещё один, и ещё множество. Сабля эльфа мелькала крыльями бабочки, лопастями вертолёта, тенью исчезающего миража, пропадая из виду от скорости движений. Рык, наполненный вызывающей смертный ужас ци, звучал почти без пауз, врезаясь в огра безжалостными ударами, что колыхали всю его огромную тушу. Каждый сабельный удар, каждое прикосновение клинка к телу огра вырывало кусочек плоти — кожи, мяса, кости, — и швыряло его прочь. Ярость бледного эльфа не утолила бы казнь менее жестокая, чем Смерть Тысячи Порезов[1], но он не хотел ждать, пока огр истечет кровью. Гламфеллен решил, что вместо этого отвратительная тварь рассыплется мёртвой плотью. Огр же только сдавленно сипел, скованный цепями страха. Кровь и слюна текли по его подбородку — от того ослепляющего ужаса, в который вогнал его бледный эльф, пиратский вожак прокусил себе язык. Но умер он не от кровотечения — его изуродованный труп рухнул на пол совсем скоро, лишившись большей части торса, чьи ошметки жутким узором разрисовывали сейчас стены и потолок храма.

Кьелл брезгливо отшвырнул покрытую кровью саблю, и глубоко вздохнул. Его злость исчезла без следа, и лицо эльфа выражало сейчас только безмятежность с ноткой усталости. Он потянулся, и со вкусом зевнул.

— Вот так-то лучше, — удовлетворенно пробормотал гламфеллен. — Самый отвратный мусор я убрал, а с остальным справятся слуги, — приподняв двумя пальцами свисающий с пояса лоскут, бывший некогда частью отличной шелковой сорочки, он озадаченно оглядел его и с недовольством покачал головой. — Аруихи, ты там живой? Держись, сейчас полечим тебя, — он поднял было ногу, чтобы шагнуть к израненному принцу, когда его остановил панический женский крик.

— Стой! Пожалуйста… не приближайся! Не подходи! — в глазах Онеказы, чьи расширенные зрачки сейчас уперлись в Кьелла полным страха взглядом, стояли слезы.

— Но, Онеказа… моя королева… я же… — бессильно пробормотал Кьелл, совершенно огорошенный этим всплеском со стороны спасенной. — Это же просто воинское умение такое, Искусство Ревущего Тигра, — немного справился с собой он. — Да, оно чуточку страшноватым может быть, но оно все равно что меч или сабля. Я бы никогда в жизни не причинил тебе вреда. Не бойся меня, — он сам не ожидал, насколько умоляюще прозвучат его последние слова.

— Если ты все ещё разумный, а не дикий зверь, Кьелл, ты уйдешь. Прошу тебя, покинь нас, — страх Онеказы, казалось, только рос от каждого сказанного эльфом слова.

— Сестра! Ты что? — в голосе Аруихи, утратившем едва ли не всю свою громкость и силу, сквозило крайнее удивление. — Кьелл спас нас от позора и смерти! В уме ли ты?

— Не надо, Аруихи, — тихо произнёс бледный эльф.

Его пронзил запоздалый укол стыда — он и правда превратился сейчас в дикого зверя, в клочья разорвавшего всех этих разумных, и, похоже, произведшего на дорогую сердцу Кьелла женщину самое неприятное впечатление. Он подошёл к сброшенному ранее на пол вещмешку, вынул из него несколько лечебных зелий, и свой набор первой помощи, и по одному перебросил эти предметы принцу. Онеказа дергалась от каждого его движения, то отводя глаза, то глядя на бледного эльфа с нерассуждающей паникой.

— Не вздумай тут сдохнуть после того, как я тебя спас, ты мне должен теперь, — с грустью произнёс гламфеллен, и добавил: — Прости меня, моя королева, — женщина никак не отреагировала на эти слова.

Кьелл повернулся и вышел из залитого кровью храма, игнорируя что-то говорящего ему вслед Аруихи. Нужно было отыскать выживших защитников дворца, и направить их к королеве. Если во дворце ещё остались вторженцы, нужно было обезвредить их, а потом — двигаться в город, где проделать то же самое. Ему вовсе не улыбалось обнаружить утром, что ещё один отряд пиратов добрался до дворца, и добился-таки успеха в регициде[2].

«Никаких больше заигрываний с пиратской сволочью,” отстраненно думал он, идя по коридорам дворца Каханга. «Видишь Принчипи — убей его сразу. Специально охотиться за клевретами Фурранте не буду, многовато им чести, но любое корыто под флагом с перевернутой короной я отправлю на дно. Если надо, я уничтожу этих мух по одной, при помощи верного тапка. А ещё, у нас с Дерео образовался срочный разговор.» Гламфеллен не отклонился со своего пути — безопасность Онеказы была для него важнее всего остального. Голова одного хитрого экс-Принчипи, без сомнений, замешанного в творящемся вокруг кошмаре, подождет пока на его плечах.