История политических учений
Шрифт:
21. Рубин В. А. Личность и власть в Древнем Китае: собрание трудов. М.: Наука. Восточная литература, 1999.
22. Синха Н. К., Банерджи А. Ч. История Индии. М.: Изд-во иностран. лит-ры, 1954.
23. Хрестоматия по истории Древнего Востока: учеб. пособие: в 2 ч. / под ред. М. А. Коростовцева, И. С. Кацнельсона, В. И. Кузищина. М.: Высшая школа, 1980. Ч. 1.
24. Эпос о Гильгамеше («О все видавшем»). М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1961.
Глава 2. Политические учения Античности
Уникальное стечение социальных и природных условий, приведшее к возникновению феномена античной Греции, и в частности полисной античной демократии, известный российский историк Л. С. Васильев не без основания назвал «социальной мутацией» [Васильев, 2001, с. 15], не знавшей аналогов во всем Древнем мире. Своего расцвета античная демократия достигла в «эпоху Перикла», т. е. во второй половине V в. до н. э. Перикл (около 494 – 429 до н. э.) был вождем
Расцвет греческой демократии породил специфический тип политической культуры, связанный со всеми сферами античного греческого духа: моралью, искусством, философией и др.
2.1. Политические учения классической Греции. Софисты и Платон
В философии дух античной демократии прежде всего выразили софисты, ставшие влиятельной общественной силой в эпоху Перикла. Изначально «софистами» (др.-греч. ) древние греки называли не только известных философов (вроде Пифагора), но также любых мудрецов (к примеру, реформатора Солона), да и вообще людей, отличавшихся мастерством в каком-либо знании, ремесле, искусстве. Однако позднее этим термином стали обозначать особого рода философов, а именно тех, кто обучал мудрости за деньги. Деньги в условиях полисной демократии граждане готовы были платить за освоение искусства красноречия, поскольку от этого напрямую зависел их успех в политической борьбе, в судебных тяжбах и т. п. Демократическое правление, в отличие от тирании, вообще есть стихия говорения, потому что побуждение к действию путем прямого насилия не является здесь основным средством власти. Главным при этом было научиться убеждать и побеждать в споре, а не достигать объективной истины. А для этого все средства считались хорошими: от весомого аргумента и упрямого факта до ложного умозаключения и откровенной лжи. Именно из-за этой неразборчивости в средствах слово «софистика» стало со временем синонимом шарлатанства и обмана. Однако к софистам как представителям древнегреческой философии этот негативный смысл софистики относится только частично, поскольку лучшие из них развивали весьма оригинальные идеи, причем не только в сфере логики и риторики, но также в сфере этики и политики.
По своим общим философским убеждениям софисты были агностиками, скептиками и релятивистами: они не признавали единой для всех истины, но только множество отдельных субъективных истин. Признание плюрализма истин имело позитивный смысл в условиях демократического правления, поскольку вело человека к осознанию ограниченности его собственного мнения и уважению мнения других. В частности, можно вслед за софистом Протагором (около 480–410 до н. э.) сказать, что представления людей о справедливости возникают и существуют не сами по себе (от природы), а лишь в отношении к чужим представлениям о справедливости. Отсюда еще не следует отрицание законов общества как таковых, но только понимание их как результата «соглашения людей между собой» (Антифонт), как «взаимной справедливости» (Протагор).
В любом случае софисты были критиками догматических установок в политической практике современного им общества. С другой стороны, релятивизм делал из софистов античных гуманистов: если нет различия добра и зла по природе, тогда следует быть терпимым к тому, кто хочет, но не может быть добрым по существующему человеческому (а значит, всегда относительному) установлению. Открытие принципиального различия естественных и человеческих законов – важная заслуга софистов. Природные законы нарушить нельзя, а человеческие – можно. Отсюда софисты делали ряд смелых выводов, к примеру, о неизбежности морального лицемерия (при свидетелях человек должен следовать законам общества, а наедине с собой может дать волю своим природным наклонностям) и противоестественности рабства как человеческого установления. По словам Антифонта (V в. до н. э.), «по природе мы все во всех отношениях равны, притом [одинаково] и варвары, и эллины» [Антология…, 1969, с. 321].
Правда, в скептическом отношении к рабству у софистов были союзники в лице киников – одной из влиятельных сократических школ Античности. Свое название школа получила то ли от прозвища киника Диогена Синопского (около 412–323 до н. э.) – «пес» (греч. ), то ли от афинского гимнасия «Киносарг» (греч. ), где преподавал своим ученикам киник Антисфен (444/435–370/360 до н. э.). О философе-кинике Диогене все знают, что он жил в бочке, но не все знают – почему. Между тем он делал это из принципа: условием истинной свободы философ считал отказ от
собственности, государства, семьи, денег, официальной морали и того, что они с собой приносят, – чувственных удовольствий и душевного комфорта. Диоген, к примеру, выступал за общность жен. Этот великий отказ от социальных «условностей» – в духе древнекитайских даосов или ранних буддистов – приводил киников к переосмыслению понятия рабства. Будучи политически свободным, говорили они, человек может быть рабом собственных страстей и вожделений.Придерживаясь в основном демократических воззрений, софисты в своих сочинениях поставили один из ключевых вопросов античной политической мысли: о выборе наилучшей формы государственного правления. Этот вопрос в классической греческой философии задавался в разной форме, но демократия – как сугубо греческое «чудо» – оставалась при этом важной точкой отсчета.
Впрочем, многие греческие философы предпочитали аристократию. Так, известное изречение Гераклита (около 544/540 до н. э. – ?) гласит: «Один стоит для меня десяти тысяч, если он – наилучший». Сторонником «правления лучших» был и Пифагор (около 570–490 до н. э.). Однако оба они подразумевали под «лучшими» не закрепленный традицией аристократический класс своей эпохи, а просто всех, кто живет разумно и добродетельно. Не случайно пифагореец Гипподам Милетский (498 до н. э. – около 408 до н. э.) не выделяет в своем проекте государственного устройства аристократию как социальный класс наряду с земледельцами, ремесленниками и воинами. Фактически такое нетрадиционное понимание аристократии близко умеренной демократии, где правит элита, реализующая принцип свободы для всех. В этом именно смысле философ Демокрит (460–370 до н. э.), замечая, что «по самой природе управлять свойственно лучшему», делал вывод: «Бедность в демократии настолько же предпочтительнее так называемого благополучия граждан при царях, насколько свобода – лучше рабства». На самом деле приверженцы «власти лучших» часто отрицали не демократию как таковую, а «охлократию» – власть толпы, крайнюю демократию. В ней они не без основания видели зачатки будущей тирании, не совместимой с реальным народовластием.
С софистами связан еще один важный спор в греческой философии – между релятивистским и абсолютистским пониманием морали. Софисты не признавали абсолютных моральных ценностей. Горгий (483–380 до н. э.), к примеру, отказывался говорить о добродетели вообще, но только о добродетели мужчин или женщин, детей или взрослых, свободных или рабов. Но если в обществе нет универсальных этических норм, что служит тогда основой индивидуальных этических установок? По мнению Протагора, такой основой является польза. Но как быть тогда с политической моралью? Ведь отсутствие универсальных этических норм грозит поставить под вопрос саму идею политического как сферы совместных (публичных) дел по управлению полисом.
В отличие от релятивизма софистов, абсолютистское понимание морали исходит из признания строгих, общезначимых этических норм. К этой традиции в античной философии относились пифагорейцы (V в. до н. э.) с их приматом благопристойного перед полезным и приятным, а также Сократ (470/469–399 до н. э.) и его ученик Платон (428/427–348/347 до н. э.). Сократ, как мы его можем представить себе по диалогам Платона, был ярым критиком этического релятивизма софистов, хотя с ними его роднил общий интерес к человеку и стихии живого общения. Критика софистов основывалась у Сократа и Платона на убеждении в существовании объективной истины, прежде всего – абсолютного различия добра и зла. Самодостаточность морали, коль скоро она не основывается на взаимном признании людьми их субъективных устремлений, требует какого-то высшего сакрального принципа – Разума, Бога, Идеи. Так этический абсолютизм логично дополняется у Сократа и Платона философским идеализмом.
Платон (др.-греч. ) (428/427–348/347 до н. э.) вошел в историю не только как ученик великого Сократа, но и как учитель великого Аристотеля. Согласно Диогену Лаэртскому, по материнской линии он приходился потомком (в шестом поколении) афинскому реформатору Солону. После казни Сократа в 399 г. до н. э. Платон много путешествовал, а после возвращения в Афины основал свою школу – «Академию» (ее название происходит от имени героя Гекадема). В отличие от Сократа, который ничего не писал, но только вел диалоги, Платон оставил после себя многочисленные сочинения, но тоже в форме диалогов. Политические идеи Платона выражены главным образом в трех его диалогах: «Государство» (др.-греч. ) и «Политик» (др.-греч. ) (написаны зрелым Платоном), а также в последнем сочинении философа – «Законы» (др.-греч. ). Важную информацию о жизни Платона, в особенности о его путешествиях в Сиракузы, дает платоновское автобиографическое «Седьмое письмо», хотя его авторство спорно.
Политическое учение Платона нельзя рассматривать в отрыве от других частей его философии, прежде всего – от учения об идеях. Данное учение рассматривает окружающие человека вещи не как первичную реальность, а как несовершенные, изменчивые копии («тени») вечных идей. Идеи можно мыслить, но нельзя видеть, а вещи, напротив, видеть можно, но без посредства идей мыслить нельзя. Идеи образуют сложную иерархию, на вершине которой располагается идея блага. Эта идея не только позволяет человеку понять все прекрасное и справедливое, но выступает их причиной, онтологической предпосылкой. Соответственно, все категории, описывающие политическую жизнь, истинны и даже реальны лишь в той мере, в какой они восходят к идее блага. В философской концепции Платона политика изначально, причем на онтологическом уровне, слита с этикой.