История тела сквозь века

Однако несмотря на вековую практику садизма и жестокости по отношению к человеческому телу во всей истории наказаний, мы имеем немало примеров, когда жертва подобного террора могла проявлять необычайное мужество и стойкость. Для доказательства приведем лишь три самых известных эпизода.

Казнь Жанны д'Арк

В книге С. С. Оболенского «Жанна д’ Арк – Божья Дева» рассказывается о суде над французской народной героиней.

Она не возражала тем, кто ее поносил, а только звала архангела Михаила и своих небесных подруг. В серой рубашке, на коленях, Жанна предстояла не глазевшей на нее толпе, а Христу и ангелам Его. И люди в толпе начинали рыдать, а у асессоров Руанского трибунала глаза вылезали на лоб, потому что перед ними стояло живое, единственно возможное, но зато абсолютное доказательство божественности Голосов: та, к которой Голоса приходили, стояла перед ними Святой Великомученицей.

«Большим знамением предсмертное покаяние никогда не являлось ни у одного крещеного человека», – говорит Маншон.

Больше ожидать было нечего: никакого протокола составлять не пришлось. Напротив, в официальном акте, резюмирующем процесс, который, в отличие от «Посмертной Информации», был по всем правилам составлен в самый день вынесения приговора и казни, говорится, что «она по-прежнему пребывала в своих заблуждениях и впала в них вновь. Принимая во внимание… что эта женщина так и не отреклась на самом деле от своих заблуждений …мы решили огласить наш окончательный приговор и мы его огласили в нижеследующей форме». Имеется в виду форма типичного приговора над «нераскаянной» еретичкой.

Если бы она была «кающейся еретичкой», это обязательно должно было бы быть упомянуто в приговоре и судьям было бы выгодно это упомянуть: еретика, отпавшего вторично, новое покаяние не спасало от казни – ее сожгли бы все равно, – а впечатление было бы иное; в этом случае формула должна была гласить: «Извещенные о том, что ты вернулась в лоно Церкви, возненавидев твои заблуждения и ереси, мы допустили тебя до таинства исповеди и причастия… Но больше Церковь ничего не может сделать для тебя… и мы объявляем тебя вторично отпавшей, хотя и кающейся… и передаем тебя в руки светской власти».

Жанна д’Арк. Миниатюра. XIX век

Ничего похожего нет в том тексте окончательного приговора, который был оглашен Кошоном на Старом рынке в Руане: «Каждый раз, когда тлетворный яд ереси упорно присасывается к одному из членов Церкви… нужно бдительно следить за тем, чтобы губительная зараза этой скверны не распространилась по другим частям мистического Тела Христова… Посему мы… объявили справедливым приговором, что ты, Жанна, известная под прозвищем “Девушка”, впала в различные заблуждения и многие преступления раскола, идолопоклонства, призывания демонов и многочисленных иных злодеяний… В виду того, что… после отречения от твоих заблуждений… ты впала опять в эти заблуждения и в эти преступления, как пес возвращается к блевотине своей… мы объявляем, что, в качестве сгнившего члена, ты должна быть извергнута из единства Церкви, отсечена от ее тела, и должна быть выдана светской власти; и мы извергаем тебя, отсекаем тебя, оставляем тебя, прося светскую власть вынести над тобой умеренный приговор, не доходящий до смерти и до повреждения членов» (последняя фраза обязательно фигурировала во всех приговорах о передаче в руки светской власти и во всех случаях означала сожжение на костре).

После этого Кошон удалился вместе со всем трибуналом, ибо «Церковь ненавидит кровь». «Она попросила дать ей крест. Услыхав это, английский солдат сделал из палки маленький деревянный крестик и подал ей; она благоговейно взяла его и поцеловала, хваля Бога и взывая к Нему, и спрятала этот крест на груди под одеждой. Но ей хотелось кроме того получить церковный крест» (Массье). «Бедняжка стала просить меня и умолять, чтоб я принес ей крест из соседней церкви и держал бы его перед ее глазами, пока не придет смерть» (Изамбар). Распятие принесли (из ныне уже не существующей церкви Христа Спасителя, находившейся тут же на площади). «Она долго и крепко его целовала, плача и призывая Бога, Святого Михаила, Святую Екатерину и всех святых» (Массье). Тем временем в толпе кто-то начал кричать, что все это слишком тянется; начинался шум. По правилам, еще должен был быть произнесен приговор светской власти. Но этой формальности не стали даже делать. Балльи города Руана просто приказал вести ее на костер. Ее схватили два английских сержанта. «Еще раз она прижала крест к груди, поклонилась всем присутствующим и спустилась с эстрады» (Массье). «Сержанты повели ее на то место, где ее должны были сжечь, и передали ее палачу» (Ладвеню). На ее голову надели расширяющуюся кверху картонную митру с надписью: «Еретичка, вторично отпавшая, отступница, идолопоклонница». «Так ее повели и связали, а она продолжала славить и призывать Бога и святых… и держала в руках крест, пока ее не привязали к столбу» (Массье). «Пока ее привязывали, Жанна особо призывала и молила архангела Михаила» (Бушье). В какой-то момент она произнесла: «Руан, Руан, я здесь умру?.. Руан, ты – мое последнее жилище?..» И чувствовала, что для других это ужаснее, чем для нее («ибо если с зеленеющим деревом это делают, то с сухим что будет?»):

– О Руан, мне очень страшно, чтоб ты не пострадал от моей смерти…

В XV веке дрова и хворост при казнях складывали, как правило, с таким расчетом, чтобы дым быстро задушил осужденного. Обычно их наваливали вокруг него во весь рост. При таком расположении решительно не было видно, что происходит, и если дым не делал своего дела, то палачу предоставлялось своевременно удавить осужденного или заколоть его (сожжения действительно заживо стали обыденным явлением лишь позже, в XVI веке, в эпоху Возрождения). Но в этой исключительной судьбе и тут сделали исключение: на каменном эшафоте костер был сложен заранее, она стояла над ним во весь рост, привязанная веревками и цепями к столбу. Эшафот же, как потом говорил палач, был сделан таким высоким, что, подложив огонь, он уже не мог до нее достать и при всем желании не мог сократить ее страданий.

«Палач снизу зажег дрова», – говорит Ладвеню. Сам он вместе с Изамбаром стоял еще с нею; один из них держал перед ней распятие, к которому она прижалась губами. Но увидев огонь, она заволновалась за них и сказала им, чтобы они спустились. Когда же они сошли с эшафота, она опять попросила Изамбара:

– Держите высоко крест, чтобы я его видела.

«Потом она начала кричать “Иисус!” и призывать архангела Михаила» (Ла-Шамбр). «И до смерти продолжала кричать: Иисус!» (Рикье).

Сколько времени она мучилась в огне, мы не знаем. «Парижский Буржуа» говорит только, что «вся одежда сгорела» прежде, чем она умерла. Ученики Гуса, которого тоже не умертвили, отметили, для чехов, что можно было бы успеть два раза пройти по пражскому мосту через Влтаву, пока он умирал (хотя, в отличие от Девушки, его и обложили дровами «до подбородка»). По словам врачей, это – самая страшная боль, какую может испытывать живой организм (она потом становится меньше, по мере уничтожения тканей). «Среди пламени она все время повторяла “Иисус”, говорила, что она не еретичка и не раскольница /…/ призывала небесных святых и молила их о помощи» (Изамбар). Другой свидетель (Жан Моро) говорит, что в огне она просила «Святой воды!» И опять она повторяла Имя, которое всю жизнь носила в своем сердце и на своем теле. Все опрошенные свидетели – 26 человек слышали, как умиравшая Девушка звала: «Иисус!.. Иисус!.. Иисус!..»

Поль Деларош. Допрос Жанны кардиналом Винчестера. 1824

И некоторым на площади стало казаться, что это Имя огненными буквами начерталось в пламени костра. Палач приходил в ужас от мысли, «что сжигает святую», и, теряя голову, он, как видно, невольно мучил ее еще больше. После казни, говорит Ладвеню, – «палач свидетельствовал в моем присутствии, что ее подвергли ужасно мучительной смерти». Наконец она еще раз, громко, на всю площадь, вскрикнула: «Иисус!» и опустила голову.

В это самое мгновение английскому солдату, стоявшему у подножия костра и на пари глумившемуся над нею, показалась вылетевшая из пламени белая голубка. Ему стало дурно; через несколько часов, когда его откачали в кабаке, он в присутствии Изамбара каялся перед другим доминиканцем, англичанином, в том, что надругался над святой. Чтобы ни у кого не было сомнений в том, что она умерла, палач развеял дым и огонь и показал толпе повисшее на цепях обнаженное и изуродованное мертвое тело. Потом на костер навалили новых дров и раздули его больше прежнего. На площади «было едва ли не десять тысяч человек и почти все они плакали» (Бушье). Только через несколько часов костру дали погаснуть. А когда все кончилось, по словам Ладвеню, – «около четырех часов пополудни», палач пришел в доминиканский монастырь, «ко мне, – говорит Изамбар, – и к брату Ладвеню, в крайнем и страшном раскаянии, как бы отчаиваясь получить от Бога прощение за то, что он сделал с такой, как он говорил, святой женщиной». И он рассказал еще им обоим, что, поднявшись на эшафот, чтобы все убрать, он нашел ее сердце и иные внутренности не сгоревшими; от него требовалось сжечь все, но, «хотя он несколько раз клал вокруг сердца Жанны горящий хворост и угли, он не мог обратить его в пепел» (тот же рассказ палача передает со своей стороны и Массье, со слов заместителя Руанского балльи). Наконец, «пораженный, как явным чудом», он перестал терзать это Сердце, положил Неопалимую Купину в мешок вместе со всем, что осталось от плоти Девушки, и мешок бросил, как полагалось, в Сену. Нетленное сердце ушло навсегда от человеческих взоров и рук.

Граждане города Кале

Эта скульптурная группа посвящена шести гражданам города Кале, которые пожертвовали своей жизнью ради того, чтобы спасти свой город. Все произошло во времена так называемой Столетней войны.

В XIV веке, когда английская армия осадила французский город Кале, защитники крепости смогли держать оборону почти год. Париж приказал держаться до последнего. Но голод вынудил жителей начать переговоры о капитуляции. Спустя год в городе закончились все запасы пищи – жители съели даже крыс. В ходе переговоров о сдаче крепости англичане выдвинули ультиматум: город не будет разрушен и жителей пощадят, если шесть самых именитых граждан Кале, босые, с обнаженными головами, с петлями на шеях, передадут им ключи. Этих шестерых казнят, но больше жертв не будет.

Колокол на Ратушной площади созвал жителей на общее собрание. Бургомистр огласил требование англичан, и тогда самый знатный житель города Эсташ де Сен-Пьер первым сделал шаг вперед. За ним последовали Жан д’Эр, братья Жан и Пьер де Виссан, Андрьед Андр и Жан ди Фиенн – богатые и уважаемые горожане. Они сделали все так, как требовал противник: надели на шеи петли и вышли за городские ворота, неся ключ.

Граждане Кале, босые, с обнаженными головами, с петлями на шеях, стояли перед английским королем Эдуардом III.