История Византийских императоров. От Льва III Исавра до Михаила III. Том III

бующие соответствующего правового обрамления. И императоры, обыкновенно весьма чуткие к церковной традиции, освященной

древностью, охотно шли на корректировку тех или иных инсти-

тутов. Что, впрочем, по целому ряду причин не приводило к за-

конодательному закреплению соборных процессуальных форм и

институтов.

В первую очередь, на наш взгляд, таким способом наглядно де-

монстрировался высочайший статус Вселенского Собора как органа

181

И С Т О Р И Я В И З А Н Т И Й С К И Х И М П Е Р А Т О Р О В

чрезвычайного, божественного, стоящего на недосягаемой высоте

по отношению к иному любому органу Римской империи. Это был

орган Духа Святого, самого Сына Божия, как однажды выразился

император св. Константин Великий после окончания Никейского

Собора: «Признанное единогласно тремястами святыми епископа-

ми есть ничто иное, как мысль самого Сына Божия, особенно когда

в умах столь великих и многих мужей присутствовал Дух Святой, который открыл им Божественную волю»1.

Своим авторитетом, многократно помноженным на авторитет

императорской власти, Соборы раз и навсегда устанавливали те

правила, которыми следовало руководствоваться всей Вселенской

Церкви, не допуская и мысли, что их канонические или догма-

тические оросы вступят в противоречие с законами императора.

Они естественно дополняли общецерковное законодательство госу-

дарства, полагая, что именно вселенские определения, принятые

в присутствии множества Святых Отцов под председательством

императора, будут обладать необходимым статусом, обеспечиваю-

щим их неуклонное и повсеместное исполнение. Необходимость

дополнительно акцентировать внимание на процессуальных во-

просах просто отсутствовала, как невостребованная и немысли-

мая для канонического и государственного правосознания эпохи

Вселенских Соборов.

А во-вторых, это был высший орган императора по вопросам

Вероучения. В отличие от поместных соборов, чья деятельность

далеко не всегда привлекала к себе внимание василевсов, Все-

ленские Соборы созывались исключительно ими и по вопросам, казавшимся государям актуальными для всей Вселенской Церк-

ви. Любая попытка законодательно урегулировать процедуры

Соборов со стороны императора привела бы прямо или косвенно

к урегулированию (а, следовательно, к ограничению) высших

прерогатив царя, что, конечно, было немыслимо и нелогично

для государства, где верховным законодателем являлся сам же

государь.

Наконец, это был орган чрезвычайный и экстраординарный, созывавшийся по мере острой необходимости и всегда вынужден-

ный принимать весьма осторожные меры для сохранения единства

Церкви и отыскания верного баланса между акривией и иконо-

1 «Послание Императора Константина к Александрийской церкви против

Ария» // «ДВС». Т. 1. С. 79.

182

П Р И Л О Ж Е Н И Е № 7

мией. Понятно, что такие нюансы едва ли подвержены правовому

регулированию.

Как следствие, единственный выход, подсказанный самим вре-

менем, заключался в том, чтобы сохранить значительную свободу

действия, основываясь, тем не менее, с одной стороны, на строгих

принципах римского процессуального права, а с другой, на прави-

лах церковной жизни и канонических традициях.

Поэтому-то так и индивидуальны были великие Соборы, так

непохожи друг на друга, сохраняя, тем не менее, те характеристи-

ческие черты, которые сформировались еще в Никее в 325 г. Ав-

торитет первого вселенского собрания, совокупно с авторитетом

императора св. Константина Великого был настолько велик, что в

последующем практика Соборов всегда исходила из этого первого

прецедента, как некоего блистательного аналога. Конечно, полного

сходства удавалось достигнуть далеко не всегда, и потому каждый

из последующих Соборов привносил в эту практику свои инди-

видуальные особенности. Но в то же время Церковь никогда не

позволила поставить под сомнение те начала и формы, которые

были дарованы ей в Никее в 325 г. В свою очередь и императоры не

решались менять то, что было признано самой Церковью.

Как верховный законодатель и главный хранитель Веры и

благочестия, император самостоятельно определял и наиболее

острые догматические проблемы, волновавшие Церковь, и круг

участников, исходя из конкретных требований времени и ситуа-

ции. И, безусловно, такие «формальные» обстоятельства, как число

присутствующих епископов, не относились к числу приоритетных.

Поэтому для современников Соборов на самом деле не имело ни-

какого определяющего значения, сколько епископов присутство-

вало на каждом конкретном Соборе, хотя по возможности было

желательно представительство всех Поместных церквей. Однако

если такое условие и не выполнялось, авторитет Соборов отнюдь не

ставился под сомнение, если под его актами стояла подпись импера-

тора, и они соответствовали общим традициям церковной жизни.

Далее все решала церковная рецепция, то есть усвоение соборных

решений церковной полнотой, проверка их на соответствие духу

и букве Православия.

В отличие от Запада Восточная Церковь всегда довольно «легко»

относилась к формам установления истины, как правило, допуская

вариативность и даже незначительные отклонения от устоявшихся

образцов, если казалось, что следование им создает дополнитель-