История Византийских императоров. От Льва III Исавра до Михаила III. Том III

лаической «терпимости». Мы практически предали идеал и прин-

цип теократии, примирились с его упразднением и получили право

заносчиво критиковать византийскую теократию. Легко видеть в

ней и античную грубость, и человеческие страсти, и вороха всякой

греховности. Но это было хотя и обезображенное грехом стояние на

почве мистическо-догматической христологически-православной, двухприродной, богочеловеческой, теократической цельности»1.

«Светский», изначально критический по своему настрою подход

создает массу затруднений, резко сужает предмет действительно

научного исследования и, как следствие, лишает нас возможно-

сти понять само существо древнего церковного обычая, которым

руководствовались Соборы. Возникают гипотезы, неспособные

обеспечить себя необходимым историческим материалом, и, более

того, вступающие с ним в явное противоречие.

Например, факт участия императоров в деятельности вселен-

ских собраний невозможно опровергнуть. Но, памятуя о необхо-

1 Карташев А.В. Вселенские Соборы. М., 1994. С. 360—361.

173

И С Т О Р И Я В И З А Н Т И Й С К И Х И М П Е Р А Т О Р О В

димости доказать «независимость» Церкви, публицисты иногда

прилагают поистине грандиозные усилия для доказательства того, что императоры лишь номинально участвовали в деяниях Соборов, а их подпись под соборными актами носила формальный характер.

В иных теоретических построениях значится, что цари созывали

Соборы исключительно по просьбе или по поручению (?) клира, не имея никаких подтвержденных Церковью прав на самостоя-

тельное решение по данному вопросу. Но если в актах Соборных

Деяний — этих единственно безусловных свидетельствах истории, напрямую указывается, что инициатива созыва, определение со-

става участников и предмета соборных обсуждений, утверждение

вселенских решений и придание им статуса общецерковных и им-

перских законов состоялись исключительно по воле василевсов, то какие у нас есть основания полагать, будто цари нуждались в

чьем-либо обязательном совете или согласии для созыва Святых

Отцов со всех краев Ойкумены?

«Желая содействием своим уврачевать и это зло, я немедленно

собрал всех вас», — говорил в своей речи к Святым Отцам св. Кон-

стантин I Великий1. Попытка перехватить эту инициативу со сто-

роны св. Кирилла Александрийского вызвала немедленную (и, ко-

нечно, негативную) реакцию другого императора — св. Феодосия II Младшего: «Почему ты, миновав нас, которые, как тебе известно, очень заботимся о благочестии, и священные лица всех мест, со-

брание которых могло бы удобно разрешить недоумения, произ-

вел сам собой смятение и разделение в церквах?»2. И эти примеры

характерны для каждого из Вселенских Соборов без исключения.

Правоспособность царя выступать главным защитником веры

(что, очевидно, налагало на него соответствующие права по вмеша-

тельству в споры, связанные с религией и вообще в дела Церкви) не подвергалась никакому сомнению со стороны современников.

В целом границы полномочий представлялись настолько ясными и

для епископата, и для императоров, что не требовали специальной

правовой регламентации. Несколько исключений из первых веков

государственной Церкви составляли западные и африканские со-

боры (Ариминский в 359 г. и Карфагенский в 399 г.), которые не

были приняты василевсами. Император Гонорий (395—423) даже на-

помнил отцам Карфагенского собора, что рассуждения по вопросам

1 «Речь Императора Константина святому собору» // «ДВС». Т. 1. С. 39.

2 «Грамота Императоров Феодосия и Валентиниана к епископу Алексан-

дрийскому Кириллу» // «ДВС». Т. 1. С. 208.

174

П Р И Л О Ж Е Н И Е № 7

судопроизводства над клириками, отмены языческих праздников и

тому подобное выходят за пределы епископской компетенции1.

Поэтому императоры, глубоко чувствующие свою ответствен-

ность перед Богом за чистоту Вероучения, всегда считали своим

долгом (и лишь потом правом) вмешиваться в догматические спо-

ры по мере их возникновения2. Причем не формально, а содержа-

тельно. Многочисленные примеры на этот счет были приведены

нами ранее в соответствующих главах. Нельзя, конечно, сказать, что

границы полномочий иерархов и императоров носили статичный

характер.

Изменялась и Империя, и внешние условия ее существования, что не могло не отражаться на тех тенденциях, которые периоди-

чески проявлялись во взаимоотношениях церковной иерархии и

императорской власти. Различное положение Церкви в византий-

ском обществе, характер отношений архиереев и царей, авторитет и

влияние отдельных лиц на те или иные социально-политические со-

бытия обуславливались реальным положением дел, проблематикой

внешней и внутренней жизни и личностями царей и патриархов.

Однако при всех изменениях постоянным неизменным остава-

лось главное — для императора Церковь и ее органы управления

являлись с точки зрения права и политики такими же органами

Империи, как и иные. И сами Вселенские Соборы, прежде всего, были органами императора, государственными учреждениями 3, под-

чиненными воле монарха. Через них цари осуществляли свое влия-

ние на Церковь и посредством их охраняли единство Церкви4.