Итальянская комедия Возрождения

Россо. «Корова, свинья… мерзавец, предатель… шлюха… воровка!»

Альвиджа. Кому он это говорит?

Россо. «Корова, свинья» — это он говорит Тонье, «мерзавец, предатель» — это, разумеется, про меня, а «шлюха, воровка» — конечно, про тебя.

Альвиджа. Да будет проклят день, когда я с тобой познакомилась!

Россо. Он говорит, что хочет ее высечь, тебя сжечь, а меня повесить. До свиданья!

ЯВЛЕНИЕ ШЕСТНАДЦАТОЕ

Альвиджа, одна.

Альвиджа. Убегаешь, скотина! Так мне и надо, старой дуре! Даю обет — если только останусь цела, — что весь март буду поститься каждую пятницу, по десять раз в месяц обойду все семь церквей, буду ходить босиком при всем честном народе, обещаю кипятить воду для неизлечимых, целый год буду ставить клистиры больным госпиталя Святого Иоанна. Буду служить у «Конвертиток», буду целую неделю стирать белье задаром в больнице «Консолацьоне»; случалось, я водила святых за нос, но уж на этот раз больше их обманывать не стану. Блаженный архангел Рафаил, заклинаю тебя твоими крылами, помоги мне! Мессер Святой Товий, молю тебя именем твоей рабы, убереги меня от костра! Мессер Святой Юлиан, защити ту, за которую ты всегда предстательствуешь в своей молитве и которая возвращается домой, чтобы там спрятаться.

ЯВЛЕНИЕ СЕМНАДЦАТОЕ

Параболано, один.

Параболано. Болван! Доверился какому-то лакею и какой-то беззубой потаскухе! Ну и влопался же я, и поделом. Теперь я понимаю всю глупость таких, как я; только потому, что мы занимаем высокое положение, мы воображаем, что вправе получать все на свете. Ослепленные собственным величием, мы никогда не желаем прислушиваться ни к добру, ни к правде. А так как у нас никогда не бывает никаких забот, кроме как об удовлетворении собственной похоти, нас держат в своих лапах те, кто помогает исполнить наши желания, а тех, кто напоминает нам о долге, мы ненавидим и гоним от себя. Мой Валерио может это подтвердить. Я опозорен, и мне даже кажется, что слышу, как эта история гремит по всему Риму, как стоустая молва расписывает, каким же я оказался болваном. А вот и Валерио. Бедняга совсем загрустил.

ЯВЛЕНИЕ ВОСЕМНАДЦАТОЕ

Валерио, Параболано.

Валерио. Синьор мой, так как зависть моих врагов победила вашу доброту, то я, с вашего разрешения, удалюсь, и больше вы никогда обо мне не услышите.

Параболано. Не плачь, брат. Амур, мои безудержные желания и мое простодушие тебя обидели, но ведь в таких случаях человек и поразумнее меня может растеряться. Расскажу тебе одну из самых занятных проделок, когда-либо слышанных за последнюю тысячу лет. Она сделала бы честь не одной сотне комедий. Сам посуди, как мне было не посмеяться над мессером Филиппо Адимари,^{150} которого, когда он находился в покоях у папы Льва, заставили поверить, будто рабочие, копавшие котлован для фундамента его нового дома в Трастевере, нашли невесть сколько бронзовых статуй. И вот почтенный Адимари в одном подряснике побежал их смотреть и остался с носом, так же как и я остался с носом, когда меня разыграл Россо.

Валерио. Как? Россо? Меня он никогда не обманывал.

Параболано. А как я потешался над тем восковым изображением, которое мессер Марко Браччи обнаружил у себя под изголовьем? Обозленный Браччи добился того, что взяли под стражу синьору Мартикку, так как он вбил себе в голову, будто она, проспавши с ним ночь, хотела его околдовать.

Валерио. Ха-ха-ха!

Параболано. А как я изводил мессера Франческо Торнабуони, уговаривая его ежедневно принимать двенадцать сиропов и еще какое-то лекарство, хотя он был совершенно здоров, но сдуру поверил, что заразился французской болезнью?

Валерио. Все эти истории известны, ваша милость.

Параболано. Ну а теперь как бы ты посоветовал мне поступить?

Валерио. Я посмеялся бы над любой сплетней и сам рассказал бы про эту проделку именно так, как она произошла на самом деле, ибо тогда над ней будут меньше смеяться и меньше болтать.

Параболано. Ты говоришь как мудрец. Подожди меня, и ты увидишь ту «благородную римскую даму», с которой я только что тешился.

ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТНАДЦАТОЕ

Валерио, один.

Валерио. Всякому известно, что лишь тот повелевает своим синьором, кто хранит ключи от его наслаждений и от его вожделений, а если кто в этом сомневается, пусть вспомнит, как поступил со мной Россо. И это только благодаря тому, что он умел не столько приводить женщин к моему синьору, сколько обещать ему, что он их приведет. Большие господа всей мирской славе предпочитают личные удовольствия, которые могут себе позволить. И я полагаю, что точно так же поступит всякий, занявший положение, которого достиг мой хозяин.

ЯВЛЕНИЕ ДВАДЦАТОЕ

Параболано, Альвиджа, Тонья, Валерио.

Параболано. Ты думала, я тебя не найду?

Альвиджа. Пожалейте меня, не судите!

Параболано. Какого черта!

Альвиджа. Вы во сне поведали Россо, что любите Ливию.

Параболано. Во сне… Россо? Ай-ай-ай!

Альвиджа. Не прими я вашу влюбленность так близко к сердцу, я не попала бы в беду.

Параболано. Что? Ты приняла это так близко к сердцу?

Альвиджа. Да, синьор. Россо мне клялся, что из-за Ливии вы чуть ли не при смерти, и я решила, что бы это мне ни стоило, спасти от смерти столь юного и столь отменного синьора.

Параболано. Итак, это я тебе обязан? Ха-ха-ха! Так вот оно что! Подойди-ка сюда, мадонна с прялкой, я даже не разглядел, что ты, оказывается, нарядилась булочником. И повезло же мне, что до Сикстова моста я так и не добрался!

Тонья. Синьор, эта старая ведьма с помощью какой-то агроманции за волосы втащила меня к себе в дом.

Альвиджа. Врет вонючая потаскушка!

Тонья. Нет, не вру.

Альвиджа. Нет, врешь.

Параболано. Успокойтесь и дайте мне покричать или, вернее, посмеяться.

Валерио. Всегда, во всех случаях жизни, я знавал вас как человека мудрого, теперь же вижу, что вы человек мудрейший. Я догадываюсь, в чем дело, и дело это поистине смехотворное. Однако что это за бородач, одетый женщиной?

ЯВЛЕНИЕ ДВАДЦАТЬ ПЕРВОЕ

Арколано, Параболано, Валерио, Тонья, Альвиджа.

Арколано. А все-таки я тебя догнал, все-таки разыскал! И ты здесь, старая обманщица? Сейчас прикончу вас обеих! Не держите меня, человек хороший!

Параболано. Назад!

Арколано. Дайте мне наказать жену и эту проклятую сводню!

Валерио. Успокойся, стой смирно! Ха-ха-ха!