Итальянская комедия Возрождения
Шрифт:
Панцана. Ха-ха-ха! Ну уж дудки!
Мессер Лигдонио. Что так?
Панцана. Как что? Я вас лобызну, а ну прознает про то ваша симпатия? Она ж меня раз в порошок сотрет. Лобызаться! Нашли дуралея!
Мессер Лигдонио. Ха-ха-ха! Так уж она и поверила! Это я ради красного словца сказанул, дабы ты уразумел, что с глазу на глаз я не стану перед тобой пыжиться.
Панцана. Коли так, скажите по секрету, которая из вчерашних дам глянулась вам пуще прочих?
Мессер Лигдонио. Сие есть великая тайна. Но тебе, так и быть, откроюсь. Только смотри: никому ни слова.
Панцана. Могила.
Мессер Лигдонио. Знай же, если имеешь охоту до конца изведать мою душу, что наипервейшим стремлением моей жизни всегда была не любовь, как ты воображаешь, но неодолимое желание жить на широкую ногу.
Панцана. Ха!
Мессер Лигдонио. Клянусь тебе: чтобы разбогатеть, я не погнушаюсь даже принять сан священника и сей же час пойти под венец — лишь бы потуже набить мошну. Раскроюсь как на духу: надумал я взять в жены Маргариту, дочку маэстро Гвиччардо. Других детей у него нет, и она — единственная законная наследница всех его богатств. Главное, чтоб я пришелся им ко двору. Но полагаю, за этим дело не станет, поскольку маэстро Гвиччардо и Гульельмо да Виллафранка — друзья не разлей вода; а этот Гульельмо после того, как его выкинули из Испании, прибыл в Пизу, поселился рядом с моим домом и так сошелся со мной, что готов ради меня на все. Нынче утром я переговорил с ним. Он дал обещание сегодня же потолковать с маэстро Гвиччардо и помышляет, что дельце выгорит. Да и с чего ему не выгореть? Хоть я и не богат, но и не беден вовсе; к тому ж дворянин из рода Капуана и всеми уважаем, а о добродетелях моих и говорить не приходится. Я уж принялся ее обхаживать: пусть распаляется помаленьку.
Панцана. Ловко задумано; со всех сторон кругло разочли. Разжиться на женитьбе!
Мессер Лигдонио. А чтобы пуще завлечь ее, отправлю ей пару-тройку любовных посланий: их начеркает мне в лучшем виде маэстро Бартоло, искусный писарь. В довершение всего, чтоб не было осечки, я подрядил самую что ни на есть ушлую сводню, которую собираюсь навестить до обеда.
Панцана. Как она зовется?
Мессер Лигдонио. Звать ее мона Бьонда.
Панцана. Ха-ха! Да эту мону Бьонду знает каждая собака: мастерица на все руки. Любое приворотное зелье или сонный порошок в два счета сотворит. Травница, каких свет не видывал, сущая ведьма, донельзя наловчилась в колдовских чарах. Пособляет шалым девицам выдавать себя за невинниц. И все ей нипочем, даже розги: дважды была сечена в Риме, а года три тому — мечена в Венеции. Но главное ее ремесло — сводничество. Тут ей равных нет: уж коль возьмется за дело — самого черта вокруг пальца обведет. И помните: стоит ей заговорить, так почудится вам, будто перед вами невинный ангел; только не верьте глазам своим — Святой Бригиттой тут и не пахнет. Зато про Библию да про деяния святых отцов до того сладкие речи заводит — ни дать ни взять проповедник-францисканец.
Мессер Лигдонио. Хм! Ее-то нам и надобно. Вот увидишь: не пройдет и дня, как я столкуюсь с Маргаритой, а покамест снеси-ка ей сей мадригалец. Штучка вышла недурственная, писано аккурат для нее. Вот послушай.
Панцана. Благодарствую, не надо. Верю вам на слово.
Мессер Лигдонио. Ты только послушай: «Мадонна…» Как бишь дальше… Да он у меня при себе.
Панцана. На кой прах вам столько бумажек?
Мессер Лигдонио. Дабы все видели мои труды. Есть среди них и стоящие вещицы. Вот сонет во славу стихотворцев. Это стансы в честь герцога Флорентийского: представляю, сколько мне за них отвалят. А это «Триумф Италии на прибытие императора». А, вот и он. «Мадонна, умереть готов я…» Нет, не то. Черт, да вот же он!
Мадонна, бренных слов моих поверьте страсти, Ах, вашим образом я мучим и томим. Рассветом сотни раз луч солнечный гоним, Грядет позолотить, что видеть в вашей власти. Аки отринутый, провижу я напасти, Ревнивым стонам я навеки обречен. И множу скорбь свою я день за днем. Тем паче вас молю о милости небесной, Аще всечасну песнь мою вам слышать лестно.Панцана. Да-а! Всякое слыхивал, но такого! Эка жалость, что не обучен я стихоплетству!
Мессер Лигдонио. Это ты еще не уразумел всей тонкости сего стиха: ведь начальные-то буквы каждой строки составляют имя «Маргарита», точь-в-точь. Знал бы ты, сколько потов с меня сошло: попробуй присобачь к каждой строке по нужной буковке. Правда, есть тут одна закавыка, которую ты все одно не приметишь, раз ты не поэт. Ввернул я одно словечко — «ревнивый», да только оно не на тосканский лад. Взамен я полагаю сказать «ретивый».
Панцана. Что значит «не на тосканский лад»?
Мессер Лигдонио. А то, что оного словца не
найти в «Ста новеллах».{160}Панцана. А это еще что за фрукт?
Мессер Лигдонио. Сейчас видать, что в этих материях ты несмышленый. Ну да ладно. Ответь-ка лучше: как думаешь, по нраву придутся мои вирши Маргарите или нет?
Панцана. Как раздумаешь умом, так прямо волосы дыбом.
Мессер Лигдонио. Что-что?
Панцана. Не дал, говорю, Бог ума, так найдется сума.
Мессер Лигдонио. По моему крайнему разумению, стихотворство очень даже на женскую душу воздействие производит. Впрочем, не след сейчас досужие разговоры разводить. До начала обедни схожу проведаю мону Бьонду. Ты же тем временем позаботься о трапезе.
ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
Панцана. Видали вы что-нибудь отвратнее? Полагаю, если бы природа замыслила породить другую такую тварь, вовек не опросталась бы этакой скотиной. Пару слов о том, каков он есть. Хозяин мой — пустозвон, каких еще свет не видывал, обжора — полжизни отдаст за лакомый кусок, без свежего марципанчика не сядет и за стол, без телятинки и подавно, враль и хвастун неслыханный. Родом он из Неаполя, но уже который год не живет там из-за своего шалопутства. В Пизе он обосновался вместе с братом, проходившим здесь курс наук. Позже он прикупил дом и получил право быть гражданином Пизы. Дни напролет он тратит на сочинительство всяких там сонетов да куплетов, окромя утра, каковое целиком уходит на утренний туалет: умывание, бритье, расчесывание, опрыскивание духами, копотливое выдергивание седых волосков, подкраску бороды. А баб у него — что собак нерезаных; меняет их чуть не каждый божий день. Одно слово — семь пятниц на неделе. Он даже не гнушается смешивать свои ароматы с потным запашком какой-нибудь вертихвостки служанки. Думаете, по молодости лет все это ему можно скостить? Как бы не так: по меньшей мере лет сорок восемь отсиживает он зад. Но стоит вам полюбопытствовать на сей предмет — уверен, ответит без запинки, что в этом месяце стукнет ему лет двадцать девять или около того. Вот вернется — спросите и уверитесь сами. А промышляет он тем, что ублажает дам да кропает стишки. И уж поверьте моему слову, вам не встречался еще этакий зануда: где бы он ни был, рта никому не даст раскрыть, балаболит без умолку. Своими глазами видел, как иные дамы прямо-таки испариной покрывались, не чая поскорее от него избавиться. Как заприметит вас где-нибудь, так первым делом выхватывает из кармана захудалый сонетишко иль канцонетку, такие, будто их не пером писали, а топором стяпали. Уж вы слышали тому образчик. Теперь вот, сверх всего прочего, вздумалось этому остолопу жениться. Но я-то верно знаю, что маэстро Гвиччардо ни в жизнь не выдаст за него дочку! Вот увидите: рано или поздно он вышвырнет его за порог. И поделом. Счастливо оставаться.
ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ
Гульельмо. «Не откладывай на завтра то, что можешь сделать сегодня» — говаривал мой батюшка, когда состоял при дворе герцога Валентино.{161} Словом, мне подвернулся преудобный случай, и я не намерен его упускать. Все эти двенадцать лет, что нахожусь в изгнании и слыву на родине мятежником, я всячески пытаюсь отыскать надежного человека, коему смог бы раскрыться сполна, но по сей день не сыскал подходящей особы, ибо еще слишком дорожу жизнью. И вдруг этакая оказия: через три дня маэстро Гвиччардо сбирается в Рим, и ему не составит особого труда разузнать там о возлюбленном моем чаде Иоандре. Почитая маэстро Гвиччардо преданным мне другом, собрался я с духом, решил поверить ему свою тайну и целиком положиться на него. По этой причине я и вышел в столь ранний час. Прежде чем он двинется в путь, мне надобно столковаться с ним еще об одном дельце: хочу замолвить словечко за мессера Лигдонио Караффи, который лелеет мечту заполучить в жены его дочь. Так что потороплюсь. А вот и Сгвацца. Его-то желанья мне наперед ведомы. Однако вроде он поворотил.
ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ
Сгвацца. Эй, сударыни! Обратите ко мне ваши взоры и скажите: что, выходил из дома Гульельмо? Был он тут?
Гульельмо. Я попал в точку: он разыскивает меня. Что там стряслось, любезный мой Сгвацца?
Сгвацца. Ба, вот он. О мессер Гульельмо, да ниспошлет вам Господь славный денек, справный годок и светлое Христово воскресенье! А в придачу накинет мильонов эдак сорок дукатов да сбросит годков эдак тридцать горбатых! Ха-ха-ха!