Итальянский след

– Представляю, что у вас творится на остальных этажах!

– Прошу! – с неожиданной живостью вскочил Сысцов и рванулся было к двери, чтобы показать Пафнутьеву все свое хозяйство от подвала до третьего этажа, но гость остался сидеть в кресле.

– Чуть попозже, – сказал Пафнутьев. – У меня нет сил подняться из этого кресла от этого коньяка.

Сысцову пришлось вернуться.

– Тогда слушаю, – сказал он. – Жена отдыхает, не будем ее тревожить.

– Я вот подумал – сколько же сил надо потратить, чтобы содержать дом в таком порядке, – Пафнутьев озадаченно покрутил головой.

Сысцов плеснул себе в стакан немного коньяка, выпил одним глотком, посидел молча, не закусывая, и наконец остро взглянул на Пафнутьева.

– Как я понимаю, начался допрос?

– Допрос? – изумился Пафнутьев.

– Но вы же знаете, что здесь бывают девушки, которые занимаются уборкой комнат?

– Девушки? – Удивлению Пафнутьева не было границ. – И хорошие девушки?! Красавицы?!

– Павел Николаевич… Если бы это была наша первая встреча, если бы я не знал вас уже столько лет, причем в самых разных положениях… Я бы поверил вашему удивлению. Ведь вас интересуют девушки, правильно?

– Если вы настаиваете, – Пафнутьев простодушно развел руки в стороны, – мне остается только подчиниться! О чем еще можно говорить после такого коньяка! Только о девушках! Они и сейчас здесь?

– Нет, я их отправил. Перед самым вашим приездом. Вы встретились с машиной, на которой они уехали. Следы именно этой машины показывал вам водитель. Он наблюдательный парень. Ведь это его вы когда-то так лихо оправдали после нескольких убийств? Не надо отвечать. Я просто хочу напомнить, что я тогда не возражал.

Пафнутьев покачался из стороны в сторону, как это делает медведь в клетке, и поднял глаза на Сысцова.

– А вам больше ничего не оставалось, Иван Иванович. Я преподнес вам картину, которая устраивала банду.

– Ну, зачем же такие слова, Павел Николаевич!

– Простите великодушно! Преступное окружение формирует словарный запас. Я просто хотел напомнить, что тогда это было вовсе не ваше гуманное решение, это было нечто вынужденное.

– Но парень тот?

– Да, конечно.

– И по моим бутылкам с грузинским вином тоже он стрелял?

– Вернемся к девочкам, – дипломатично увернулся Пафнутьев.

– Отчаянный вы мужик, Павел Николаевич! – почти с восхищением произнес Сысцов. – Я смотрю, закон для вас понятие достаточно растяжимое… И этим вы опасны. Вы очень опасный человек. Настолько, что даже… Даже вызываете уважение.

– Спасибо, – Пафнутьев склонил голову. – Много доволен.

– Значит, девочками, говорите, интересуетесь?

– Да, грешен. Как они к вам попадают? Где набираете?

– Каждый раз это происходит случайно… Знакомые рекомендуют. Если не обокрала, если весь бар не выхлестала со своими приятелями, значит, ей можно довериться.

– А сами они откуда?

– Понятия не имею. Когда смотришь на красивую девушку, даже в голову не приходит спросить, откуда она.

– А что приходит в голову?

– Хочется спросить, что она делает ближайшим вечером. – Сысцов усмехнулся, взял бутылку, вопросительно посмотрел на Пафнутьева. Как, дескать? Плеснуть?

– Самую малость, – Пафнутьев пальцами показал примерно сантиметр. Сысцов плеснул два сантиметра. Пафнутьев выпил два сантиметра. Не закусывая, отставил стакан, даже отодвинул его подальше, давая понять, что пить больше не намерен. – Иван Иванович… Послушайте. Мне нравится наша беседа, хотя к делу она отношения не имеет. Не поверите, но просто произносить слово «девочка» уже приятно, даже когда имеешь в виду опытную, прожженную во многих местах женщину.

– Хорошо сказано!

– А я вообще ничего мужик. Так вот, не только вы меня знаете годы, я вас тоже знаю. Поэтому мы можем сократить наши милые вступительные беседы.

– Готов.

– Вы записываете имена, фамилии, паспортные данные девушек, которые у вас бывают?

– Никогда.

– То есть вы не можете назвать ни одной?

– Совершенно верно. Ни одной.

– Это я и хотел узнать. Иван Иванович, вы ведете себя легкомысленно. Так нельзя. Это плохо.

– Для кого?

– Не надо, – Пафнутьев выставил вперед плотную свою ладонь, как бы перекрывая к себе доступ слов пустых и ненужных. – В городе на моем фронте произошли некоторые события, вы о них знаете.

– Что вы имеете в виду?

– Не надо, – Пафнутьев терпеливо повторил свой жест ладонью. – Мы же договорились, что вступительные наши беседы закончились.

– Кстати, я спешу.

– И этого не надо. Мне кажется, нам лучше поговорить здесь, – Пафнутьев который раз окинул взглядом каминный зал, – нежели в другом месте, менее приспособленном для откровений. Не надо вам никуда торопиться. Не стоит. Я слышал, вы владеете туристической фирмой?

– Так, – крякнул Сысцов и потянулся к бутылке. Но Пафнутьев успел перехватить ее и поставил на пол.

– Чуть попозже, – пояснил он.

– Как скажете, Павел Николаевич.

– Я о фирме «Роксана».

– Ах да. Что вас интересует? Результаты коммерческой деятельности? Они очень скромны.

– Девушки, которые убирали здесь… пользовались услугами фирмы?

– Так, – снова крякнул Сысцов. – Даже не знаю, что и ответить вам, Павел Николаевич. Дело в том, что я попросту не знаю. Разве я могу помнить всех клиентов «Роксаны»? Согласитесь, вопрос немного наивный, немного смешной.

– Посмеемся чуть попозже, – невозмутимо ответил Пафнутьев. И положил на стол перед Сысцовым фотографию, сделанную любительской мыльницей где-то на одной из дорог Северной Италии между Монте-Карло и Аласио. На фоне роскошного туристического «Мерседеса» выстроились для съемки пассажиры – красивые девушки, веселый Сысцов в белых одеждах, Пахомова и некий гражданин в толстых очках.

Сысцов, не торопясь, надел очки, взял снимок, внимательно в него всмотрелся.

– А я там, в Италии, неплохо выглядел, а? – усмехнулся он, возвращая снимок.

– В окружении таких девушек и я бы смотрелся неплохо, – заметил Пафнутьев, но снимок со стола не убирал. – Среди этих девушек есть те, кто убирал у вас?

– Не знаю. Не помню.

– Этими словами, Иван Иванович, вы позволяете мне думать все, что угодно.

– Все, что угодно, вы можете думать и без моего позволения.

Слова прозвучали достаточно жестко, если не сказать насмешливо. А эту интонацию Пафнутьев улавливал безошибочно и в разговоре с собой не любил. Ну не любил, и все. Не нравилась она ему. Он обижался.