Итальянский след

– Ценю, – уныло кивнул Пафнутьев.

– У тебя есть против него что-то конкретное? Если есть – бери! Я сам подпишу ордер на арест. Нет ничего конкретного – не лезь к мужику! – На этот раз в голосе прокурора чуть слышно звякнул металл.

Шутки кончились, подумал Пафнутьев.

– Мы договорились? – спросил Шевелев, снова укладывая свою ладошку на пафнутьевское колено.

– Я больше не буду к нему домой ездить, – покаянно произнес Пафнутьев.

– И сюда вызывать не надо. Если очень уж захочется, зайди ко мне, посоветуемся, вместе пригласим, в конце концов. Устроим ему перекрестный допрос, козлу похотливому!

– Это было бы интересно. – Пафнутьев уставился тяжелым, неподвижным взглядом в пол.

– Значит, заметано?

– Олег Петрович… Мне надо срочно показаться врачу, – медленно проговорил Пафнутьев, все так же глядя в пол. – Я прошу дать отпуск за свой счет… На неделю.

– Нет проблем! – воскликнул Шевелев радостно. – Хоть с завтрашнего дня.

– Мне бы с понедельника. Если не возражаете.

– Считай, что с понедельника ты в отпуске. Только оставь заявление секретарю.

– Спасибо, Олег Петрович. – Пафнутьев тяжело поднялся из кресла, невольно, может быть, сам того не сознавая, давая понять Шевелеву, что действительно нуждается в серьезном медицинском обследовании.

Понимал Пафнутьев еще одну тонкость разговора – не должен был Шевелев отпускать его даже в короткий отпуск, поскольку не завершено расследование двух убийств. Так не делалось, это было против сложившихся правил. Если бы Пафнутьев попросил неделю на то, чтобы проведать родителей, сделать ремонт в квартире, отдохнуть на даче, то, конечно, отпуска он бы не получил. Но если пошатнулось здоровье – отказать трудно. Он должен был сам облегчить задачу Шевелеву и выдвинуть такую причину, чтобы у того было право дать ему отпуск.

Шевелев проводил Пафнутьева до двери, заботливо поддерживая под локоток, а когда тот уже взялся за ручку, остановил, развернул к себе.

– Паша, значит, так… Мы договорились, да? – Шевелев смотрел жестко, и ни тени улыбки, благожелательства не осталось в его прищуренных глазах. Пафнутьев знал этот взгляд – так смотрели люди, которые не один раз побывали за колючей проволокой. И не за карманные кражи, нет. И понял Пафнутьев, что вся прокурорская доброжелательность, общительность, легкость – это вроде газетки, в которую завернута свинцовая труба.

– О чем договорились? – спросил он.

– О Сысцове.

– Олег Петрович, я вот что скажу, – доверительно проговорил Пафнутьев. – Сысцов – это тот человек, который в свое время повысил меня в должности, сделал начальником следственного управления, каковым я в настоящее время и являюсь.

– Да-а-а?! Я и не знал, – Шевелев расплылся в улыбке.

– У нас с ним отношения давние, выверенные, можно сказать, – Пафнутьев осторожно и старательно проговаривал слова, которые ни к чему не обязывали, которые потом можно прослушивать много раз и не найдешь, не обнаружишь в них даже намека на какое-то обещание. Нужно быть очень уж опытным человеком, чтобы обнаружить пустоту этих слов и проглотить их.

Шевелев проглотил.

– Если увидите Ивана Ивановича, передайте ему, пожалуйста, что в самом факте моего посещения нет никакой угрозы. – Пафнутьев говорил чистую правду и опять лукавил. Да, в факте посещения угрозы не было, угроза была в другом – документы, фотографии, свидетельства, да и сами трупы, наконец, тоже взывали, требовали возмездия, их невнятный скорбный голос Пафнутьев слышал постоянно, как и плач неродившегося ребенка.

– Я его буду видеть сегодня же, – радостно заверил Шевелев. – Передам ему ваши слова и вашу благодарность.

– За что? – обернулся Пафнутьев, уже перешагнув порог.

– За назначение!

– Ах да, – кивнул Пафнутьев, слегка посрамленный собственным коварством. – Он об этом помнит.

– Добрые дела не забываются! – сказал на прощанье Шевелев, давая понять, что и Пафнутьеву предоставляется возможность сделать доброе дело – оставить Сысцова в покое.

«Он его будет видеть сегодня же, – проворчал Пафнутьев, шагая по коридору к своему кабинету. – Плотно, значит, взялся Сысцов за нашего прокурора. И, похоже, взялся давно, если его просьба вызвала столь горячее желание помочь, спасти, избавить. А вывод только один – Сысцов в опасности. Он не будет зря мельтешить перед этим Шевелевым и вязнуть в его услугах. Вот если бы узнать – в чем он почувствовал опасность? Ведь против него нет ну ничегошеньки. Единственное, что я могу, это сказать при случае: „Ах, как нехорошо, Иван Иванович! Надо же совесть иметь!“ И это все. Но не этих моих слов он опасается, там что-то более крутое».

– Ну что, Паша?! – вскочил из кресла Худолей, едва Пафнутьев перешагнул порог кабинета.

– Велено Сысцова не трогать.

– Значит, морда в пуху!

– Боюсь, это не пух. Из-за пуха Сысцов колотиться не будет. А он колотится. Как бы ни в крови была его морда.

– А Пияшев слинял.

– А Величковский плачет.

– К маме хочет, – хмыкнул Худолей.

– Боюсь, он плачет по другой причине. А Пияшев не заявил об ограблении, хотя взяли вы у него… Хорошо взяли. Как понимать?

– Мы на верном пути, Паша.

– Но у нас нет ничего! Ну, фотки с выбритыми прелестями… Ну, документы… Пияшев, конечно, нехорошо поступил, отобрав у девочек паспорта, но, в общем-то, разумно, во всем мире так делается. Надо ведь как-то кадры подзадержать… Фирма туристическая… Пахомова каждый месяц возит девочек на гастроли… Теперь Величковский…

– Он все еще хочет наш туалет отделать? – спросил Худолей.

– Мечтает.

– Пусть отделает! Я завезу ему кафель, песок, цемент, выделю двух помощников. За выходные сделают. Ему бы только в камеру не возвращаться… А, Паша? Пусть!

– Пусть, – пожал плечами Пафнутьев. – Тем более что и отпускать уже скоро, нет у нас против него обвинений.

– Как нет?!

– Ну фотографировал девочек, общался с ними в меру сил и собственной обаятельности. Они просились с ним в город. Он не отказывал, знакомил с Пияшевым. А дальше они сами решали свою судьбу. За это не сажают, не судят, за это можно только упрекнуть, пальчиком по столу постучать, и не более того. Можно еще бровки свои правоохранительные нахмурить, посмотреть этак строго… Но опять же это все.

– А трупы?! – закричал Худолей.

– А что трупы?.. Лежат. Ждут своего часа.

– Значит, трупы тоже могут ждать?

– А почему нет? – пожал плечами Пафнутьев. – У них все как у живых. Молчат вот только, не дано им слово произнести. А ждать могут долго.

– Родным сообщил?

– Уже приехали.

– Они ведь захотят их забрать?

– Обещали подождать маленько.

– Паша, а зачем они тебе?

– Не знаю, – Пафнутьев недоуменно пожал плечами. – Сам не знаю. Не хочется отдавать, и все тут.