Иван Премудрый

С пьяницей и с сумасшедшим деревне не повезло, не было их там, не жили. А может и были когда, но в силу каких-то причин или особенностей той деревни, не прижились и пошли по белу свету в поисках места жительства более для них подходящего и удобного.

***

По деревне Старик конечно же не пошёл. Не пошёл он и к Матрёнихе, ну чтобы спросить, у кого поросята маленькие имеются? Я бы тоже к ней не пошёл. Сказать-то она скажет, более того, всё генеалогическое древо как хозяев того поросёнка, так и самого поросёнка перескажет, с подробностями. Может быть оно интересно, только в таких случаях и о будущем задуматься не грех.

После того, а здесь и фантазировать не надо, всё ясно как белый день, то самое будущее и начнётся. Дело в том, что Матрёниха - профессионал до мозга костей и для неё унизительно идти и подглядывать за Стариком, зачем ему поросёнок понадобился? Она, не выходя из дома, всё до мельчайших подробностей узнает, потому что сама придумает.

Ну а дальше, ничего интересного, в смысле, сам процесс не интересен, а вот подробности, раскрашивающие процесс всякими разными красками, очень даже к себе внимание привлекают. Это как если взять лист бумаги. Ну, бумага и бумага, ничего интересного. А вот если на ней что-то нарисовать, тогда да. Тогда может получиться так, что глаз не оторвёшь, имеется ввиду, не переслушаешь. Всё зависит от того, как нарисовать...

Старик о будущем думал и последствия похода по деревне очень даже хорошо себе представлял, не говоря уж о визите к Матрёнихе, поэтому тайком от Старухи, спёр из курятника двух цыплят.

Какая разница на ком экспериментировать? Цыплята, они тоже растут, и не важно, что такими большими, как даже ещё маленький поросёнок никогда не вырастут, зато хлопот меньше. Опять же, и это немаловажно, покуда по деревне будешь ехать, визга никакого не будет. Цыплята конечно тоже что-то там своё орут и кричат, но гораздо тише, до поросёнка им, как до ближайшей Африки...

Цыплята были благополучно отловлены и спрятаны в телеге, ну а всё остальное - те же рыбацкие премудрости, никакого подозрения вызвать не могли, потому что Старик возил их с собой каждый день.

Тут вот почему тайна такая. Не хотел он раньше времени чтобы видели, что он затевает, и не потому, что жадный такой, совсем наоборот - потому что скромный.

Старик думал так: вот если получится, тогда расскажу: и Старухе, и Царице с Гвидоном. Если же не получится, тогда молчать буду, а спросят, скажу, что забыл, мол, не до бочки, рыбу ловить надо.

***

Лошадь знала куда, но не знала, зачем каждое утро везёт Старика. Да и если уж быть честным, что такое утро, она тоже не знала. Встало солнышко, значит сейчас придёт Старик, принесёт ведро воды и насыплет овса, который она схрумкает, а воду выпьет. Чай, квас и прочие напитки в лошадиный завтрак не входили, а она и водой была довольна.

Единственное, чего лошадь ждала каждое утро, так это краюху хлеба, щедро посыпанную солью. В переводе на человеческую гастрономию: хлеб, да ещё с солью, был для неё не в пример значимее и вкуснее, чем те же: икра чёрная, икра красная, для человека. Раз уж разговор зашёл об икре, что о той, что о той, то если вот так с утра да каждый день, через неделю смотреть на неё не сможешь, чего-то другого захочется. Совсем другое дело - хлебушек. И не важно кто ты - человек или лошадь, хлебушек, он каждое утро в удовольствие и никогда не надоедает.

Приём пищи закончен, значит пришло время собираться на работу. У лошади работа, это дойти до того места, где очень много воды, которую пить нельзя и всё, после можно отдыхать до вечера. То, что лошади приходилось не просто идти, а тащить за собой телегу, в которой сидел человек, хлеб утром приносящий, и в которой ещё что-то лежало, её нисколько не смущало, да и не в тягость.

Дорога известна и много раз туда и обратно пройдена, ничего интересного. Ну разве что с кем-то из таких же, как она сама повстречаешься. Тогда да, тогда и пообщаться можно. Правда общение это не очень-то общением и назовёшь. Только повернёшь морду, верёвки всякие мешают, опять же, идти надо, туда, где много воды, которую пить нельзя.

Старик тоже не был избалован самой лучшей радостью из радостей - человеческим общением. Дома, там понятно, дома по большей части Старуха с ним общалась, уже знаете как, а он предпочитал молчать. А вот по дороге к морю и точно также по дороге в деревню, можно и поговорить, только не всегда было с кем.

Случалось конечно, что Старик нагонял кого или его кто-нибудь нагонял из таких же как он сам, из рыбаков. Тогда и рядышком можно ехать, а покуда едешь, поговорить.

– Куда сегодня думаешь пойти?
– это Старик вопрос такой задаст, а может быть не он, другой такой же рыбак.

– Думаю за Чёртов риф выйти. Сам знаешь, если застой хороший дать, камбалы можно неплохо взять. Погода хорошая, так что думаю, можно.

– Да, погода как на заказ. Дня три ещё продержится, а может и больше.

– Не волнуйся, до ближайшей болтанки устать успеешь.
– и засмеётся, неважно кто, Старик или другой кто, такой же рыбак, как и он сам.

Но дорога никогда не бывает одной, единственной. Наверняка знаете, что всё живое, оно размножается, не то чтобы оставляет кого-то после себя, а вообще. Это камни и вода не размножаются, потому что не живут, а просто-напросто их изначально кто-то много придумал и на землю положил, а может забыл, неизвестно. Много их, что камней, что воды, нет им никакого смысла своё количество увеличивать, да и живут они, только по-своему конечно, очень долго, вернее, всегда. А вот те, кто действительно живёт, тех на самом деле, на земле мало, хоть иногда и кажется, что много. Вот им-то размножаться очень и очень надо, потому что: во-первых, живут недолго, во-вторых, мало их. Иначе вымрут все и останутся только камни и вода, ну и небо ещё.

Это не я, это Старик, покуда лошадь к морю шла, сидел и размышлял так, больше заняться было нечем. Сегодня попутчиков у него не случилось, не с лошадью же разговаривать? Вот он сидел и думал, и на дорогу смотрел. Но смотрел он на неё не для того, чтобы поворот нужный не пропустить, на это лошадь есть, а вообще смотрел. И додумался до того, что оказывается дорога, она тоже живая, потому что тоже размножается на развилки всякие и перекрёстки. Трудно сказать, сколько дорога живёт, одно известно, что не вечно. Старик, да и не только он, видел, и не раз, заброшенные и позабытые дороги, по которым никто уже не ездил. Получается, что никому не нужна стала такая дорога, потому что состарилась. Ну и конечно же, тропинки видел. Тропинки, стало быть, это детишки дорог, потому что всегда на дорогу выходят. Нет, по-другому. Правильно будет - тропинки, они наоборот, от дорог ведут куда-то, неизвестно куда. А вот вырастет ли такая тропинка и превратится в дорогу - неизвестно. Всё будет зависеть от того, насколько она другим нужна. А то может навсегда в детишках дорогиных и останется.

Вот такие вот дурные мысли в голову лезут, когда поговорить не с кем, а для того, чтобы до Самого Синего моря доехать, время требуется и его надо куда-то деть. Старик, ну чтобы не скучно было, в таких случаях думал. Сегодня он думал о дороге. О чём он думал вчера, у него надо спрашивать. А о чём он будет думать завтра, не удивлюсь, если он и сам не знает, потому что сегодня, это не завтра, это - сегодня.

***

Вот оно и Самое Синее море - лирика с размышлениями закончились. Первым делом разумеется, после того, как распряг лошадь и открыл сарай, Старик занялся бочкой и цыплятами, не иначе, как по степени новизны события. Оно и понятно, море - вон оно, никуда не денется. Правда бочка с цыплятами тоже никуда не денутся тоже, вот они, но, это в первый раз, а потому сейчас важнее.

Перво-наперво Старик как следует рассмотрел бочку. Да уж, сделано на совесть. Бочка была величиной с телегу, даже чуть-чуть побольше, и вся просмолённая, получше, чем лодка Старика наверное.

"А Гвидон и правда богатырь, - подумал Старик - такая здоровенная, а он её как пушиночку поднял и понёс. Я бы наверное не смог".

Разумеется Старик не собирался демонстрировать самому себе свою же силушку. Бочка стояла на месте и другого места, во всяком случае в ближайшее время, для неё не планировалось. А силы, они в море пригодятся и очень скоро.