Иван Премудрый

Причины тому были самыми серьёзными. Судите сами: княжество у князя-батюшки пусть и не такое обширное, как царство у царя Салтана, но тоже не маленькое. И самым обидным в княжестве является то, что никаким образом оно не примыкает к Самому Синему морю. Ничего тут не поделаешь - предки с географией так распорядились. Начнёшь исправлять, такое завертится, головы можно не сносить. Для того, чтобы эту несправедливость исправить, случай удобный надобен, вот он и представился. Что будет с князем Русланом и с его княжеством вообще, князя-батюшку мало интересовало и заботило, вернее, вообще никак не интересовало. Поехал искать Людмилу, вот и ищи, не жалуйся.

Вспомнив Людмилу, князь погрустнел и даже хотел приказать ещё кого-нибудь выпороть, но не стал, потому как мысль, в тот момент посетившая его седую голову, вытеснила и грусть-тоску по доченьке родимой, и желание кого-нибудь наказать.

Мыслью этой было - написать царю Салтану письмо. Самому написать, самолично и своей рукой, а не звать очередного дармоеда, ради этого дела на князевых харчах жирующего. Все! То, что надо было придумать, князь-батюшка придумал и придумал самым наилучшим образом.

– Едем домой!
– приказал князь-батюшка и ударил стременами коня.

Глава IV

Остатки дня прошли для князя-батюшки в мелких трудах и заботах по княжеству вперемежку с отдыхом и ничегонеделанием. Уже вечером, оставшись один на один с самим собой и засунув ноги в растоптанные и обрезанные по щиколотку валенки, князь-батюшка решился приступить к написанию письма.

Тут надо будет вот что сказать. Нет, грамоте князь-батюшка разумел и разумел хорошо, но писем собственноручно не писал. Он принялся вспоминать, когда в прошлый раз ему довелось собственноручно писать письмо и очень скоро заплутав в последнем десятилетии оставил это занятие. Никаким лентяем князь-батюшка не был, ну разве что почерк у него был - так себе, но это происходило от отсутствия более-менее регулярного написания чего-либо кому-либо, а не от того, что руки корявые.

Почитай во всех царствах, княжествах и государствах заведено так: государь, он сам писем не пишет, по званию и высочайшему положению не положено ему письма писать. Он эти самые письма говорит, а специально для этого назначенный человек всё, тем же князем-батюшкой сказанное, например, слово в слово записывает. После этого, или тот, который всё, государем сказанное записывал или тоже специально для такого случая государевы харчи жрущий человек, облекает сказанное государем в те формы, состоящие из слов и выражений, которые будут наиболее приятны ушам того, кому это письмо адресовано.

Вот взять к примеру бусурманских государей, тех, которые проживают, если взять от княжества князя-батюшки, то на юг и на восток смотреть надобно. Они, бусурмане, хоть по вере своей все как один и поганые, зато красивые слова любят до такой степени, что аж в трясунце заходятся. Им, стыд и срам получается, бабу не надо, ты им почитай, неважно что, но чтобы оно было написано гладко и красиво. Чтобы слов было много и слова те, одно восхваляло другое, а заодно, и это самое главное, восхваляло того, кому все это написанное адресуется и зачитывается. Сама просьба или предложение какое, занимает в том письме совсем чуть-чуть, ну пару строк, не больше и выглядит, как тот очень бедный родственник, внезапно оказавшийся на пиру у своего, тоже родственника, только очень богатого. А что поделаешь? Бусурмане, они и есть бусурмане...

Другое дело, если письмо адресовано какому-либо правителю, живущему, если брать от княжества князя-батюшки, то на север и на запад. Если им, тем самым, северным и западным царям-государям написать так от чего бусурмане слезу пускают и от удовольствия в падучей заходятся, они ничего не поймут и могут даже обидеться. Уж лучше в том письме ты их откровенно обматери - если и обидятся, то гораздо меньше, чем если ты их на двух, а то и на трёх бумагах расхваливать будешь. А может даже и довольными останутся, потому как народ там, в силу природных окрестностей, проживает хоть и грубый, зато простой и прямолинейный.

И совсем другое дело - царь Салтан. Он проживал и царствовал в своём царстве, опять, если смотреть из княжества князя-батюшки, то голову надо поворачивать хоть тоже на запад, но в сторону юга. Там ещё Самое Синее море присутствовало, но его можно не учитывать, потому что оно писем не получает: не читает и не выслушивает. Царю Салтану надо было писать как-то по другому, не так, как бусурманам или же северным правителям. А как, царь-батюшка не представлял, потому что, говорил уже, никогда такими письменными премудростями не занимался.

Хоть князь-батюшка никогда и ни в каких университориях не обучался и выпоротой задницей за полученные знания похвастаться не мог, прожил он и прокняжил в своём княжестве много годов, так что опыт, как жизненный, так и государственный имел такой, какой никакому университорию и присниться не мог.

Видать поленившись изводить себя и свою голову ненужными, а потому вредными мыслями, опасениями и переживаниями, князь-батюшка решил написать письмо царю Салтану так, как бы написал его себе. А оно и правильно: зачем мудрствовать, если можно поступить проще? Вот вам и университорий, вот вам и выпоротые задницы - толку-то!

***

Испив кваску, князь-батюшка уселся за стол, придвинул поближе канделябру со свечами, чтобы посветлее было, зрение-то уже не то, точно также пододвинул к себе чернильницу с торчащими из неё гусиными перьями и...., задумался.

Самым противным и для князя-батюшки трудным было начать писать, вернее, найти те самые слова, с которых лучше и удобнее всего начинать. Оно, начало это, в письме, получается, чуть ли не самое главное. Что писать после, это уже можно сказать, мелочи. То, что за началом следует, оно само себя подсказывает, вернее, начало письма, всё остальное и подсказывает.

Князь-батюшка выругался, встал, сходил, опять испил кваску и вернулся к написательскому занятию. Взятое из чернильницы, специальным образом заточенное гусиное перо, зависло над листом бумаги и, то ли из-за того, чтобы не шлёпнуть на бумагу кляксу, князь-батюшка, как будто с разбегу в речку прыгнул, начал писать:

"Благословленный Богом и людьми и собрат мой во веки вечные здравствования тебе и твоему царству и процветания, государь царь Салтан, здравствуй.
– начало князю-батюшке понравилось. И он, окрылённый тем, что самое трудное в написании письма - начало получилось очень даже хорошим, принялся писать дальше.
– Весь народ мой и княжество моё радуется и поёт песни, потому как знает, что самый наилучшее соседское царство и народ, в нем проживающий - твоё, царь Салтан, царство.

Это я хотел, хочу и буду всегда хотеть написать и сказать тебе об этом, с тем, чтобы ты, Великий царь Салтан, знал, что на всей нашей Земле, а также в её ближних и дальний окрестностях у тебя нет более любящего тебя, восторгающегося тобой и твоим царством-государством собрата, нежели чем я.

Потому что жизнь наша, она до самого верху заполнена злостью, завистью и несправедливостью, а ещё врагами лютыми. И только мы с тобой, Великий царь Салтан, вдвоём, в силах оградить как наши владения, так и владения соседей наших, которые, в силу своего скудоумия, жадности и трусости, ничего не понимают в происходящей жизни и прямиком ведут свои государства в самую глубокую пропасть и сами не понимают этого.