Иванов катер. Не стреляйте белых лебедей. Самый последний день. Вы чье, старичье? Великолепная шестерка. Коррида в большом порядке.

Михалыч, шкипер и Вася уже скрылись в лесу: чавканье сапог постепенно замирало вдали. Иван закурил, протянул пачку Сергею.

– Живот что-то схватило, - виновато соврал Сергей.

– Иди на катер.

– Ничего.
– Сергей встал.
– Отпускает вроде.

Пошел назад, сматывая на ходу веревку. Хвост ее долго волочился сзади, подскакивая на кочках.

На подходе встретились Михалыч и Вася: с новыми ношами они шли к катеру. Михалыч разминулся молча, а Вася сказал:

– С дальнего конца копешки бери.

– Портянка сбилась.
– Сергей поспешно и неуверенно улыбнулся.
– Переобувался там…

Последние охапки несли уже в сумерках. Черные осины тревожно звенели по сторонам. Сергей шел последним, пропустив вперед Лиду и Пашу.

Почти в темноте перетаскали осоку на катер. Это были последние усилия: даже Вася перестал улыбаться. Иван накрыл старым брезентом сырую, остро пахнущую болотом кучу.

– Отдыхайте.

Они вповалку улеглись на брезенте, и Сергей сразу же провалился в полудремоту. Слышал, как застучал двигатель, как, отваливая, плавно качнулся катер и пошел вверх, натужно гудя мотором.

– Свалили!
– выдохнул Вася.
– Здорово это, когда своего достигнешь. Вроде уважение к себе самому поднимается.

– Дело вы для меня великое сделали, ребята, - тихо сказал старик.
– Я за это…

– Ты нам за это покурить раздобудь, на том и сочтемся, - сказал Вася.

– Держи.
– Сергей достал мятую пачку.
– Не знаю, целы ли.

– Целые. Закуришь, Игнат Григорьич?

– Можно.

– Катер!… - крикнул Михалыч.

Сзади нагонял катер. С палубы его кричали что-то, неслышное за шумом двигателя, махали фонарем.

Теперь уже все толпились возле рубки: колхозный катер вечерами патрулировал по реке.

– Плакала наша работка… - вздохнул Михалыч.
– Ах ты господи, вот ведь не повезло, так не повезло…

И опять все замолчали, потому что молчал Иван, а ему одному принадлежало сейчас право решать. Но Иван упрямо держал максимальные обороты: катер дрожал как в лихорадке.

Справа открылся чуть видный в темноте пологий болотистый остров. Иван прижался вплотную к берегу: здесь течение было не таким сильным, но патрульный катер упорно шел в кильватере.

– Далеко?
– спросил Иван, не оглядываясь.

– Метров триста, - сказал Вася.
– Не уйдем, Трофимыч: у них и мотор посильнее, и катер не нагружен.

– Гаси топовые!… - крикнул Иван.

Сергей щелкнул выключателем, погасли опознавательные фонари, и тут же Иван стремительно заложил катер вправо, уходя в протоку.

– Куда?… - закричал шкипер.
– Мель там, Иван! Мель!…

– Как крикну, все на левый борт, - сказал Иван, до рези в глазах всматриваясь в черную, заросшую камышом протоку.
– Все - на один борт, поняли?

– Врежемся, Трофимыч, - сказал Вася.
– Еще днище пропорешь.

– Все - на левый борт, как крикну, - повторил Иван.
– Все - и бабы тоже. Готовьтесь. Только бы травы на винт не намотало…

Патруль чуть отстал: видно, капитан его не хотел рисковать в темноте, понимая, что все равно запер Ивана в ловушку.

– На борт!… - крикнул Иван, круто кладя руль.
– На борт!…

Все кинулись к борту, и "Волгарь", развернувшись, боком лег на волну, задирая винт. Днище скребнуло по грунту, катер дернуло раз, другой, третий, но, дергаясь, он пробивался вперед, поднимая винтом тучи песка и ила. Мокрая груда осоки, дрогнув, медленно поползла к борту, но катер, дернувшись еще раз, прошел мель, и Иван тут же выровнял его и погнал вперед, уходя в темноту.

– Ушли!… - торжествующе закричал Михалыч.

– Да, Трофимыч… - Старик покрутил головой.
– Всю жизнь на воде провел, а о таком не слыхивал. Орел ты, Иван Трофимыч.

– Лещ так перекаты проходит, - смущенно улыбаясь, сказал Иван.
– Замечал, Григорьич? Весной, когда на нерест идет. Встретит мель, ляжет на бок, хвостом работает и - вперед, вперед. Вот нагляделся я, значит, и - пригодилось. А вообще это скверно - убегать от закона. Очень скверно…

С перегрузкой на баржу все вышло гладко, и утром "Волгарь" стоял у диспетчерской, как всегда. Начались будни: обеды на ходу в грохочущем кубрике и простой, когда можно было половить рыбу для обеда; нудная буксировка плотов и доставка приказов; проводка барж и перевозка мелких случайных грузов. В понедельник директор отдал приказ, и Сергей начал регулярные занятия по радиотехнике. Он относился к ним очень серьезно, тщательно готовился, чертил схемы.

Вечерами Иван оставался один: Сергей уговорил Еленку заниматься в кружке. Отогнав катер к затопленной барже, Иван уходил к старикам и сидел там допоздна: помог шкиперу убрать сено, расширил закуток для телки, а когда не было работы, беседовал со шкипером или просто молча курил. Он не спешил теперь на катер.

На неделе зашла Паша: Федору стало лучше, он просил Ивана навестить его. В среду занятий не было, и они пошли втроем: Иван считал, что Сергей должен познакомиться с бывшим помощником.

– Должен так должен, - нехотя согласился Сергей.
– Не знаю, капитан, будет ли ему приятно.

Никифоров лежал в отдельной палате. Лежал на животе, неудобно вытянув подвешенную на шнурах руку в гипсе. Худое лицо его заросло щетиной, глаза ввалились. Он встретил их приветливо, но говорил так мало и неохотно, что они вскоре заторопились.

– Погоди, Иван Трофимыч, - вдруг спохватился Федор, когда они уже подошли к дверям.
– Останься на два слова, а?

Сергей и Еленка вышли, а Иван вернулся к Никифорову и сел на табурет возле его головы. Федор молчал.

– Может, лекарство какое нужно или еще что?
– спросил Иван.

– Да не в этом дело, - вздохнул Федор.
– Тут, понимаешь, баба моя в суд подавать надумала. Нажужжали ей, понимаешь.

– Не знаю, - сказал Иван, подумав.
– Может быть, правильно.

– Да что правильно, что?
– зло дернулся Федор.
– Ты меры прими, понял? Она у меня дура, ей что наговорят, то она и делает. А я позора такого…

– Ты, Федя, взвесь все, - мягко перебил Иван.
– Ты подумай.

– Так ведь на тебя же - в суд-то!…

– Ну и что?
– Иван помолчал.
– Если б я преступление совершил, тогда… И тогда было бы правильно, Федя.

– Дурак ты, капитан!… - Федор дернулся, скрипнул зубами.
– Ты, это, не сердись. Не давай ты ей воли, Трофимыч. Позор выйдет. Один позор.

– Посоветоваться бы надо, Федя. С юристом.

– Не надо. Не хочу я этого. Не хочу!… Обещаешь?

– Ладно, Федя.

– Ну, затем и звал. А сейчас иди. Сестру покличь: боли, мол, начались…