Иванов катер. Не стреляйте белых лебедей. Самый последний день. Вы чье, старичье? Великолепная шестерка. Коррида в большом порядке.
Шрифт:
В Юрьевец для консультаций приехал профессор из самой Костромы. Иван случайно узнал об этом и кинулся в больницу. Главврач, недовольно хмурясь, написал записку, предупредив, что профессор - человек занятой и вряд ли согласится ехать в такую даль. И Иван тут же решил, что уговорить заезжую знаменитость сможет только Сергей.
– Понимаешь, я две недели Сашка не видал…
– Что за вопрос, капитан!
– улыбнулся помощник.
– Надо - значит, надо.
Иван выправил документы на рейс, долго объяснял, как идти, куда швартоваться,
Налегая на палку, он медленно взбирался по крутой тропинке к поселку. Конечно, можно было пройти до лестницы и подняться по ней, но Иван всегда ходил только здесь. Это была тропинка его детства - узкая, утоптанная до бетонной твердости: даже палка не оставляла следов. Когда-то он на одном дыхании взлетал наверх, а теперь полз с остановками, приволакивая хромую ногу.
Наверху он оглянулся, но катера не увидел даже за первой излучиной: видно, шел "Волгарь" куда ходче своего капитана.
У ворот бревенчатого, в три окна дома он остановился. Низкий штакетник захлестнула малина, и с улицы двор не проглядывался. Иван одернул пиджак, застегнул на горле ворот рубахи, пригладил волосы и распахнул калитку.
За столом в палисаднике полная женщина перебирала клубнику. Она без улыбки посмотрела на Ивана, неторопливо заправила под косынку подбитую проседью прядь.
– Здравствуй, Иван.
– Здравствуй, Надя, - Иван присел, вытянув усталую ногу.
– А где же Сашок?
– Сынок!
– крикнула женщина.
– Сынок, папа пришел!…
Прибежал Сашок, и они долго и старательно мастерили планер, руководствуясь крохотным чертежиком из "Юного техника".
– Ты, сынок, когда с мелочью какой работаешь - клеишь, к примеру, крючок к леске привязываешь или еще что, - языком зубы считай, - говорил Иван, оклеивая бумагой легкие крылья.
– А зачем?
– Для порядка. Сосчитал в одну сторону, тогда считай в другую. Глядишь, и не порвешь ничего, не сломаешь. Работа, Сашок, терпеливых любит, слушается их.
Это был его день. Он выторговал его, когда сын еще ползал по полу, и в такие дни они были только вдвоем: строили, чинили, бродили по лесу или ловили рыбу. Он просто учил сына тому, что знал сам. Поначалу казалось, что знаний этих много - целая жизнь, - но год от году становилось все труднее, и Иван с горечью чувствовал, как гаснет в сыне восхищение его рабочей сноровкой…
Профессор долго читал записку, все время нервно встряхивая листок.
– Это далеко?
– Шесть часов ходу, - сказал Сергей.
– Против течения.
– Против течения - это очень хорошо, - неожиданно усмехнулся профессор.
– В девять вечера зайдите за мной. Сюда.
Он сунул записку в карман и пошел наверх: на лестничной площадке ждали двое в белых халатах.
– Спасибо!
– с опозданием крикнул Сергей, а Еленка испуганно дернула его за рукав:
– Тише!…
Они вышли на улицу.
– А вдруг поможет?
–
– Знаешь, мне Пашу жалко. И Федю, конечно, но Пашу - жальче.
– Она и сама жалкая, - сказал Сергей.
– Живет голову втянув, словно вот-вот кто-то ударить должен.
– Так оно и есть, Сережа… - Еленка по-бабьи поджала губы.
– Доля у баб такая - каждую минуту удара ждать.
Сергей посмотрел на нее, расхохотался, вдруг шутливо обнял.
– Пусти… - Еленка высвободилась и, чувствуя, что краснеет, поспешно отвернулась.
– Может, в кино пойдем?
В кассах широкоэкранного кинотеатра толпились люди. Сергей быстро разобрался, в каком окошке дают на текущий сеанс, занял очередь. Еленка стояла рядом, искоса остро, изучающе поглядывая на соседей.
– Смотри, смотри!
– не выдержав, зашептала она.
– Чулки красные, а туфельки - черные…
– Ну и что?
– спросил Сергей, бесцеремонно оглядев проходившую мимо девушку.
– Смешно. Как гусыня.
– Ты бы не надела?
– Да что ты!… - Еленка тихо рассмеялась.
– Что же тут хорошего?
– Мне нравится, - сказал Сергей.
– Красные ноги?… - поразилась она.
– Красивые ноги, - поправил он.
– А-а… - смущенно протянула Еленка и замолчала. Потом спросила вдруг: - А когда коленки торчат, тоже нравится?
– Если красивые?
– Что же в них может быть красивого? Коленки и коленки…
– У тебя, например, красивые, - улыбнулся он.
Еленка поспешно отвернулась. Сергей усмехнулся: ему нравилось вгонять ее в краску.
Очередь двигалась медленно, и Сергей уже начал поглядывать на часы: до сеанса оставалось десять минут.
– Там без очереди не пускайте!
– крикнул он.
– Все нормально, - лениво отозвались от кассы.
У дверей раздался шум, очередь заколыхалась, и хриплый бас пьяно и весело прокричал:
– Кто последний, что дают?…
Сквозь толпу ломился лохматый рослый мужик в серой, вольно распахнутой на груди рубахе.
– Расступись, народ!…
– Рычало… - прошелестело в очереди, и люди начали вжиматься в стенку.
– Пьяный…
– А он и не просыхает…
Рычало пролез к кассе, загородил окошко:
– Что осталось, красавица?
Очередь послушно молчала. Что-то неразборчиво ответила кассирша, и вновь пророкотал хриплый бас Рычалы:
– А интересно?
Сергей вдруг шагнул вперед, схватил за плечо Рычалу, рванул к себе:
– А ну, убирайся отсюда!…
– Я?… - Рычало непонимающе моргал пьяными глазками.
– Это ты - мне?… - Он чуть ворохнул плечом, сбросил руку, повернулся, огромный, уверенный.
– Ах ты, морячок-дурачок!…
Сергей подобрался и, нырнув под руку, что есть силы ударил кулаком в живот. Рычало охнул и стал оседать на пол, хватая воздух.
Очередь молчала, скорее с удивлением, чем с восторгом глядя на него. Еленка сжала локоть, ткнулась лбом в грудь: