Иверский свет

аминокислот...

Есть идея! Если разрезать земной шар

по экватору и вложить одно полушарие

в другое, как половинки яичной

скорлупы...

Конечно, придется спилить Эйсрелеву башню,

чтобы она не проткнула поверхность в

районе Австралийской низменности.

Правда, половина человечества погибнет,

но зато вторая вкусит радость эксперимента!.. »

И только на сцене Президиум секции квази-

искусства сохранял порядок. Его члены

сияли, как яйца в аппарате для просве-

чивания яиц. Они были круглы и поэто-

му одинаковы со всех сторон. И лишь

у одного над столом вместо туловища

торчали ноги подобно трубам пери-

скопа.

Но этого никто не замечал.

Докладчик выпятил грудь. Но голова его, как

у целлулоидного пупса, была повернута

вперед затылком. «Вперед, к новому ис-

кусству!» — призывал докладчик. Все

соглашались.

Но где перед?

Горизонтальная стрелка указателя (не то

«туалет», не то «к новому искус-

ству!») — торчала вверх на манер де-

сяти минут третьего. Люди продолжали

идти целеустремленной цепочной по ее

направлению, как по ступеням невиди-

мой лестницы.

Никто ничего не замечал.

НИКТО

Над всем этим, как апокалиптический знак,

горел плакат: «Опасайтесь случайных

связей!» Но кнопки были воткнуты ост-

рием вверх.

НИЧЕГО

Иссиня-черные брови были нарисованы не

над, а под глазами, как тени от кар-

низа.

НЕ ЗАМЕЧАЛ.

Может, ее называют Оза?

Ты мне снишься под утро,

как ты, милая, снишься!..

Почему-то под дулами,

наведенными снизу,

ты летишь Подмосковьем,

хороша до озноба,

вся твоя маскировка —

30 метров озона!

Твои миги сосчитаны

наведенным патроном,

30 метров озона —

вся броня и защита!

В том рассвете болотном,

где полет безутешен,

но пахнуло полетом,

и — уже не удержишь.

Дай мне, господи, крыльев

не для славы красивой —

чтобы только прикрыть ее

от прицела трясины.

Пусть еще погуляется

этой дуре рисковой,

хоть секунду — раскованно.

Только пусть не оглянется.

Пусть хоть ей будет счастье

в доме с умным сынишкой.

Наяву ли сейчас ты?

И когда же ты снишься?

От утра ли до вечера,

в шумном счастье заверчена,

до утра? поутру ли? —

за секунду от пули.

IV.

А может, милый друг, мы впрямь сентиментальны?

И душу удалят, как вредные миндалины?

Ужели и хорей, серебряный флейтист,

погибнет, как форель погибла у плотин?

Аминь?

Но почему ж тогда, заполнив Лужники,

мы тянемся к стихам, как к травам от цинги?

И радостно и робко в нас души расцветают...

|К А. Вознесенский . 11(1

Роботы,

роботы,

роботы

речь мою прерывают.

Толпами автоматы

топают к автоматам,

сунут жетон оплаты,

вытянут сок томатный,

некогда думать, некогда,

в оффисы — как вагонетки,

есть только брутто, нетто —

быть человеком некогда!

Вот мой приятель-лирик:

к нему забежала горничная...

Утром вздохнула горестно, —

мол, так и не поговорили!

Ангел, об чем претензии?

Провинциалочка некая?

Сказки хотелось, песни?

Некогда, некогда, некогда!

Что там в груди колотится

пойманной партизанкою?

Сердце, нам безработица.

В мире — роботизация.

Ужас! Мама,

роди меня обратно!..

братно — к истокам неслись реки,

братно — от финиша к старту задним

ходом неслись мотоциклисты.

Баобабы на глазах, худея, превращались в пру-

тики саженцев — обратно!

Пуля, вылетев из сердца Маяковского, пролетев

прожженную дырочку на рубашке, юркну-

ла в ствол маузера 4-03986, а тот, свернув-

шись улиткой, нырнул в ящик стола...

...Твой отец историк. Он говорит, что человече-

ство имеет обратный возраст. Оно идет от

старости к молодости.

Хотя бы средневековье. Старость. Морщинистые

стены инквизиции.

Потом Ренессанс — бабье лето человечества.

Это как женщина, красивая, все познав-

шая, пирует среди зрелых плодов и тел.

Не будем перечислять надежд, измен, приклю-

чений XVIII века, задумчивой беремен-

ности XIX...

А начало XX века — бешеный ритм револю-

ции!.. Восемнадцатилетие командармов.

«Мы — первая любовь земли... »

«Я думаю о будущем, — продолжает историк, —

когда все мечты осуществляются. Техника

в добрых руках добра. Бояться техники?

Что же, назад в пещеру?.. »

Он седой и румяный. Ему улыбаются дети и

собаки.

V.

А не махнуть ли на море?

6 час отлива возле чайной

я лежал в ночи печальной,

говорил друзьям об Озе и величье бытия,

но внезапно черный ворон

примешался к разговорам,

вспыхнув синими очами,

он сказал:

«А на фига?!»

Я вскричал: «Мне жаль вас, птица,

человеком вам родиться б,

счастье высшее — трудиться,

полпланеты раскроя... »

Он сказал: «А на фига?!»

«Будешь ты — великий ментор,

бог машин, экспериментов,

будешь бронзой монументов

знаменит во все края... »

Он сказал: «А на фига?!»

«Уничтожив олигархов,

ты настроишь агрегатов,