Из тьмы

Когда она оглянулась через плечо, то не увидела никого, кто следовал за ней. Она склонила голову набок и прислушалась. Группа все еще играла, что означало, что Этельхельм все еще был там, где ему было место. Ванаи вздохнула с облегчением и пошла дальше. Она позволила Саксбурху пройти рядом с ней несколько шагов, держа ее за руку. После этого малышка, похоже, решила, что она действительно очень крупный человек, и не хотела снова возвращаться в свою упряжь.

В вестибюле многоквартирного дома Ванаи попробовала открыть почтовый ящик. К ее удивлению, в нем был конверт с изображением короля Беорнвульфа в одном углу - довольно размазанным изображением, явно сделанным в спешке, чтобы избежать использования надписей из Алгарве или времен короля Пенды. Конверт был адресован ей как Телберге и Саксбургу.

“Это твой отец!” - воскликнула она Саксбурху. Кто еще мог знать имя ребенка? Но это был не почерк Эалстана, который она знала так же хорошо, как свой собственный. С дочерью и едой в руках вскрывать конверт здесь, внизу, было непрактично. Она сунула его в сумочку и помчалась вверх по лестнице в свою квартиру быстрее, чем когда-либо прежде.

Она вынула ребенка из ремня безопасности и поставила ее на пол. Как всегда, после посещения рыночной площади Саксбурх была рада убежать и поползать вокруг. Ванаи разорвала конверт, и ей пришлось быть осторожной, чтобы не порвать и письмо внутри. Она развернула листок бумаги и начала читать.

К ее удивлению, письмо внутри было на точном классическом каунианском, а не фортвежском. Моей невестке и внучке: приветствую вас, Ванаи Рид. Я надеюсь, что это письмо застанет вас обоих в добром здравии и благополучно дойдет до вас. Теперь, когда Громхеорт и Эофорвик снова находятся под одной администрацией, у меня есть некоторая надежда, что это может быть так, и я посылаю его в этой надежде.

Она улыбнулась; это было такое же официальное вступление, как и любое другое в сохранившихся письмах времен славы Каунианской империи. Но улыбка сползла с ее лица, когда она прочитала дальше: Я должна сказать вам, что Эалстан был ранен в ногу во время последней атаки ункерлантцев на Громхеорт. Он узнал, что мы прошли через осаду, благодаря одному из тех совпадений, которые поставили бы в неловкое положение автора романов: за ним ухаживала на станции для раненых его сестра Конбердж.

Рана заживает. Это не угрожает ни жизни, ни конечности, хотя он может немного прихрамывать даже после завершения заживления. Я делаю все, что в моих силах, чтобы его официально освободили от службы в Ункерлантере. Он не только пролил свою кровь за короля Свеммеля, но и вряд ли встанет на ноги до окончания войны с Алгарве. Если бы я имел дело с рыжеволосыми варварами, дело было бы проще. С теми, кто с запада, это сложнее, но я надеюсь, что смогу с этим справиться.

Он посылает вам свою любовь, что не должно вас удивлять. Среди ункерлантских солдат активно не поощряется писать письма домой, но я сделаю все возможное, чтобы тайком передать записку, если ему удастся ее предъявить. А пока позвольте мне сказать, что я с большим нетерпением жду встречи с вами и вашей дочерью, и что вам обоим будут рады в этом доме, в каком бы обличье вы ни были. Твой тесть, Хестан.

Это должно было положить этому конец. Этого было достаточно, и более чем достаточно. Но отец Эалстана также написал: Ты должен знать, что мой брат, Хенгист, все еще жив, и что мы с ним настолько отдалились друг от друга, насколько это возможно для двух мужчин. Когда я в последний раз слышал, сын Хенгиста, Сидрок, тоже выжил. Поскольку он остается в бригаде Плегмунда, возможно, такое положение дел не будет продолжаться бесконечно.

Ванаи посмотрела на Саксбур, которая только что поднялась и снова упала. Ее собственные слезы размыли маленькую девочку в ее глазах. “Твой отец ... все еще жив”, - сказала Ванаи. То, что он был ранен, было меньше, чем она надеялась, но намного лучше, чем могло бы быть. “С ним все будет в порядке, или почти в порядке. Возможно, он даже скоро выйдет из армии Ункерлантеров. Силы свыше, сделайте так, чтобы это было так ”.

Саксбур не обратил на это внимания. Когда Эалстан вернется домой, его дочери придется узнавать его заново. Ванаи медленно кивнула. Все было в порядке. У Саксбурха был бы шанс сделать это. Иметь шанс - вот все, что действительно имело значение.

“С ним все будет в порядке”, - снова сказала Ванаи. Она просмотрела письмо во второй раз, затем снова кивнула. Читая слова Хестан, она увидела, или подумала, что увидела, многое о том, как Эалстан стал таким, каким он был. Она всегда была рада напоминанию, что не все фортвежцы презирали каунианцев, которые жили в их королевстве рядом с ними.

С Эалстаном... все будет в порядке. Даже это пело внутри нее. Она начала думать о том, на что все будет похоже, когда война наконец закончится и Фортвег начнет приходить в себя. Мне не придется оставаться в этой убогой квартире до конца своей жизни. Саксбур и я могли бы отправиться в Громхеорт. Я мог бы узнать, действительно ли лицо Телберджа, которое я ношу, похоже на лицо Конберджа, как говорил Эалстан.

Я могла бы встретить других людей, которым не все равно, буду я жить или умру. После всего, через что она прошла, эта мысль показалась ей странной. Затем она покачала головой. Альгарвейцам тоже было небезразлично, жива она или умерла. Проблема была в том, что они хотели ее смерти. Хестан и его жена - Элфрит, так ее звали - не захотели. Предположительно, Конбердж тоже не стал бы. То же самое могло бы быть справедливо и для ее мужа, чье имя Ванаи не смогла бы вспомнить, даже если бы от этого зависела ее жизнь.

Она подошла, взяла Саксбур на руки и крепко, громко, причмокивающе поцеловала ее. Саксбур подумала, что это самая забавная вещь в мире. Ванаи отнесла малышку к окну. Ей нужен был весь солнечный свет, который она могла найти.

Мгновение спустя она снова отстранилась. Если это не Гатфрит шел вверх по улице ... Но это был он, и она не хотела, чтобы он увидел ее здесь. Почему ты не включаешь музыку? сердито подумала она. Если бы он вошел в этот многоквартирный дом, ее гнев превратился бы в страх.

К ее облегчению, вместо этого он прошел мимо. Но под этим облегчением скрывалось беспокойство. Она пошла искать листок бумаги, чтобы ответить Хестан. Очень скоро гражданские лей-линейные караваны снова будут курсировать между Эофорвиком и Громхеортом. Возможно, ей не мешало бы отправиться на восток так скоро, как только она сможет.

Впереди, за Леудастом, горела Трапани. Теперь он мог видеть столицу Алгарве, видеть высокие здания, которые отмечали сердце великого города. Некоторые из них были явно ниже ростом, чем до того, как драконы начали сбрасывать на них яйца. Если они все упадут, Леудасту было все равно.

Он просто хотел быть там в конце боя, когда - если - это, наконец, произойдет. Ункерлантцы пробились в пригороды Трапани. Они окружили город. Но впереди все еще оставалась пара последних колец обороны. Как и все то отвратительное волшебство, которое оставили рыжеволосые.

Град яиц обрушился на альгарвейские позиции перед людьми Леудаста. Пара бегемотов неуклюже двинулась к ним и забросала яйцами все, что не успели расплющить придурки за линией фронта. Леудаст дунул в свой офицерский свисток. “Вперед!” - крикнул он.

Не все альгарвейцы были мертвы, как бы сильно он ни желал, чтобы они были мертвы. Они знали все, что нужно было знать о том, как найти убежище. Как только ункерлантцы вышли из-за укрытия, чтобы броситься к ним, они выскочили и начали палить. Люди в каменно-серых туниках падали, некоторые были ранены, некоторые нырнули в укрытие.

“Руки вверх!” Леудаст крикнул по-альгарвейски. “Палки опустить!”

Альгарвейец вышел из-за стены. Он действительно высоко поднял руки. Леудаст сделал деловой жест концом своей трости. Рыжеволосый поспешил прочь. Леудаст сомневался, что ему больше пятнадцати лет. Король Мезенцио скреб дно бочки.