Из тьмы

“Когда война закончится...” Фернао тоже не звучал так, как будто он действительно верил в такую возможность. “Пусть это будет скоро, вот и все - и пусть у нас никогда не будет другой”.

“Силы свыше, сделайте так, чтобы это было так!” Сказал Пекка. “Еще одна война, начинающаяся с самого начала со всего, чему мы научились во время этой? С того, что еще мы узнаем впоследствии, тоже? Я не думаю, что от мира что-то останется, когда мы пройдем через это ”.

“Возможно, ты прав”, - сказал Фернао. “И знаешь, что еще?" Если мы настолько глупы, чтобы вести еще одну войну после всего, что мы видели за последние несколько лет, мы не заслуживаем жизни: я имею в виду всю человеческую расу ”.

“Я не уверен, что зашел бы так далеко”. Но потом Пекка немного подумал об этом. Намеренно вызвать эти ужасы снова, на примере Дерлавайской войны, все еще живущей в памяти? Она вздохнула. “С другой стороны, я не уверена, что я бы тоже этого не сделала”.

Хаджжадж вошел в комнату кристалломантов, расположенную дальше по коридору от офисов министерства иностранных дел в королевском дворце. Дежурный кристалломант вскочил на ноги и поклонился. “Добрый день, ваше превосходительство”, - сказал он.

“Добрый день, Кавар”, - ответил Хаджжадж. Кристалломант просиял. Хаджжадж уже давно понял, насколько важным может быть знание и запоминание имен подчиненных. Он продолжал: “Каковы последние новости с юга?”

“Это зависит от того, чьи эманации вы слушаете, ваше превосходительство”, - сказал Кавар.

“Я не ожидал ничего другого”, - сказал министр иностранных дел Зувейзи. “Изложите мне обе стороны, если будете так добры, и я надеюсь, что смогу разобраться в них сам”.

Поклонившись, Кавар сказал: “Как вы требуете, сэр, так и будет. По словам Ункерлантцев, Трапани окружен, отрезан от внешнего мира и наверняка падет в ближайшие несколько дней. Бои в остальной части Алгарве затихают, поскольку рыжеволосые понимают, что сопротивление - это самоубийство, причем бесполезное самоубийство ”.

“И каков ответ альгарвейцев на это?”

“Ваше превосходительство, судя по тому, что альгарвейцы передают в эфир, они все еще думают, что войну можно считать выигранной - хотя ни одно из их сообщений больше не поступает из Трапани”, - ответил Кавар. “Они говорят, что их столица останется Альгарвейской. Говорят, Громхеорт и маркизат Ривароли снова станут альгарвейскими, и говорят, что их тайное колдовство сокрушит дикарей Свеммеля. Так они говорят , сэр.”

Этим Кавар, без сомнения, имел в виду, что не верит ни единому слову из этого. Хаджадж понимал такой скептицизм. Он тоже не верил ни единому слову из этого. Заявления альгарвейцев напомнили ему последний бред человека, который вот-вот умрет от лихорадки. Они не имели никакой связи с реальностью, которую он мог найти. Он вздохнул. Люди Мезенцио были помощниками Зувайзы в борьбе с Ункерлантом - хотя рыжеволосые, по некоторым причинам, восприняли бы это наоборот.

Ни одно из этих отражений не было тем, что кристалломанту нужно было слышать. Хаджжадж сказал: “Спасибо тебе, Кавар. Звучит так, как будто все скоро закончится”.

Кавар кивнул. Произнеся еще одно слово благодарности, Хаджадж покинул комнату кристалломантов. То, что могло произойти после того, как битва, наконец, прекратится, сильно беспокоило его. Король Свеммель предложил Зувейзе относительно мягкие условия для выхода из Дерлавайской войны - он был достаточно проницателен, чтобы не провоцировать королевство Хаджаджа на отчаянное сопротивление, пока все еще разгоралась более масштабная битва с Алгарве. Но выполнит ли он условия мира, который он заключил после того, как ему больше не придется беспокоиться об Алгарве? Свеммель не был известен тем, что держал обещания.

Это вызвало следующий интересный вопрос: если Свеммель попытался сильнее захватить Зувайзу, что должны - что могли бы - зувайз предпринять по этому поводу? Не очень был ответ, который сразу же пришел в голову Хаджаджу. Он не думал, что королю Шазли это понравится. Ему самому это не нравилось. Но любить это и быть в состоянии что-либо с этим сделать - это, вероятно, две разные вещи.

Когда он возвращался в свой офис, его секретарша приветствовала его: “И что нового?”

“Примерно то, чего ты и ожидал, Кутуз”, - ответил Хаджадж. “Предсмертные муки Алгарве, за исключением того, что альгарвейцы отказываются признавать, что они что-то такое”.

Кутуз хмыкнул. “Как ты думаешь, что для этого потребуется? Самый последний из них мертв, а их последний дом разрушен до основания?”

“Возможно, потребуется что-то недалекое от этого”, - кисло сказал Хаджадж. “Никто никогда не станет утверждать, что альгарвейцы не упрямый народ”.

“Никто никогда не станет утверждать, что они не глупый народ, продолжающий сражаться, когда все, что это приводит к тому, что их убивают все больше”, - сказал Кутуз.

“В этом есть доля правды, я бы не удивился”, - признал министр иностранных дел Зувейзи. “Но я думаю, что в большей степени это происходит от нечистой совести. Они знают, что натворили в этой войне. Они знают, что могут сделать с ними все их соседи, и особенно ункерлантцы, если те сдадутся. По сравнению с этим смерть в бою может показаться не такой уж плохой.”

“Хм”. Кутуз поклонился. “Осмелюсь предположить, что вы правы, ваше превосходительство. Если бы Свеммель хотел вонзить в меня свои крючки, я мог бы хорошенько подумать о том, чтобы совершить долгую прогулку с крыши высокого здания ”.

“Даже так”, - сказал Хаджадж. “Да, даже так”.

Он сел на ковер за своим низким письменным столом и принялся за работу. Восстановление связей с королевствами, которые были врагами Альгарве, - и с королевствами, которые альгарвейцы оккупировали в течение многих лет, - вызвало поток бумажной волокиты. Король Беорнвульф Фортвегский только что официально принял посланника, отправленного к нему королем Шазли, и назначил некоего графа Трумвайна фортвегийским посланником при Зувейзе. Хаджадж никогда не слышал о Трумвине и не знал никого, кто слышал. Каким бы он был? Министр иностранных дел Зувейзи пожал плечами, подумав: Он не может быть хуже Ансовальда. Министр короля Свеммеля при Зувейзи установил стандарт раздражительности, по которому судили всех посланников из других королевств.

После написания краткого приветственного письма для Trumwine - я достаточно скоро увижу, какой я большой лицемер - Хаджадж занялся парой других вопросов, еще более тривиальных. Он как раз насухо шлифовал меморандум, когда Кутуз вошел из своего приемной и сказал: “Извините, ваше превосходительство, но здесь офицер из верховного командования армии. Он хотел бы поговорить с тобой минутку”.

“От верховного командования армии?” Удивленно переспросил Хаджжадж. С тех пор как Зувайза сдался ункерлантцам, верховному командованию армии особо нечего было делать. Хаджжадж кивнул. “Впусти его, во что бы то ни стало”.