Из тьмы

“Э-э, есть, сэр”. Сидрок кивнул. Он бы тоже не хотел, чтобы король Ункерланта добрался до него.

“Тем временем...” Мезенцио снова вспыхнул. Он кивнул, но затем поморщился. “Я должен был победить, Алгарве должен был победить. Это королевство показало себя слабым. Это не заслуживает того, чтобы жить ”.

И кто привел его туда, где он находится? Подумал Сидрок. Но он не представлял, как он мог сказать такое королю Альгарве. Пока он искал способы, которые не прозвучали бы слишком прямолинейно, момент был упущен. Из задней части дворца донесся сильный грохот лопающихся яиц, крошащейся каменной кладки и криков людей.

Рыжеволосая подбежала к Мезенцио, крича: “Ваше величество! Ваше величество! Сукины дети внутри! У нас есть несколько баррикад в коридорах, но только высшие силы знают, как долго они продержатся ”. Грохот и новые крики говорили о том, что одна из них только что упала.

“Все кончено”, - сказал Мезенцио мягким и печальным голосом. “Мы были так близки, но все кончено. Мы были недостаточно сильны. Мы все заслуживаем того, чтобы отправиться в огонь”. Он поклонился Сидроку. “Окажешь ли ты честь?” Когда Сидрок оцепенело кивнул, король обратился к посланнику: “Знай, что этот человек убивает меня по моей просьбе. Пусть он будет вознагражден за это, и ни в коем случае не наказан. Ты понимаешь?”

“Да, ваше величество”. По лицу рыжей потекли слезы.

Мезенцио снова поклонился Сидроку. “Делай то, что нужно. Постарайся излучать истину, чтобы сделать это как можно быстрее”. Он закрыл глаза и стал ждать.

Сидрок сделал это. Он уже не раз делал это для раненых товарищей. Вид короля Мезенцио, спотыкающегося о мертвеца, не вызвал в нем особого ужаса. Казалось, что внутри у него вообще ничего не осталось. Сеорл положил руку ему на плечо. “Силы свыше”, - прошептал негодяй.

Новые крики донеслись с задней части дворца, на этот раз гораздо ближе. Сидрок поднялся на ноги. “Давай”, - свирепо сказал он. “Там еще немного осталось сражаться”. Когда он и люди, которых он вел, побежали вперед, охваченные паникой альгарвейцы побежали обратно к ним. “Трусы!” - крикнул он и побежал дальше. Поскольку внутри него ничего не осталось, что ему было терять?

Луч попал ему в бок, когда он заворачивал за угол. Он упал, но продолжал светить. Еще один луч ударил, на этот раз глубоко. Он почувствовал вкус крови во рту, когда его палка выскользнула из пальцев, которые не хотели ее держать. Он все еще немного двигался, когда ункерлантский лейтенант остановился, увидел, что он не совсем мертв, и направил луч ему в висок, прежде чем броситься в атаку.

Хотя сержант Иштван получал лучшую еду и лучшее жилье в своем новом жилище за пределами основного лагеря для военнопленных на Обуде, он скучал по обществу своих собратьев-дьендьосцев. Когда он проворчал об этом Ламми, судебный маг Куусаман поднял тонкую черную бровь. “Но они избили тебя”, - сказала она. “И они сделали бы это снова, если бы у них был шанс”.

Широкие плечи Иштвана поднялись и опустились, пожимая плечами. “Я знаю. Но все равно это мой собственный народ. Вы, куусаманцы, - он снова пожал плечами, - я не думаю, что звезды освещают вас”.

Кто-нибудь из его собственного народа пришел бы в ярость от такого оскорбления. Ламми в свою очередь только пожала плечами, что доказывало, какой чужой она была. Она хорошо знала дьендьосские обычаи, но они ее не связывали. От этого она вызывала у него еще большую тревогу, не меньше. Она сказала: “Я готова рискнуть”.

Немногие жители Дьендьоси, если таковые вообще были, согласились бы на это. Ламми не говорил о шраме на левой руке Иштвана или о том, что он означал. Если бы его товарищи по плену знали, что это значит, они поступили бы с ним хуже, чем из-за простого подозрения в измене. Что может сделать измену простой! Козлоед мог, и Иштван знал это слишком хорошо.

Его похитители время от времени позволяли ему видеть Кана. Каждый из них был настороже с другим, поскольку каждый знал, что другой, пусть и неохотно, признался в мерзости, которую они оба совершили. Кун казался более довольным вдали от своих соотечественников, чем Иштван. “Они - кучка дураков, большинство из них”, - надменно сказал он.

“О, а ты нет?” Сказал Иштван.

“Во всяком случае, не такого рода”, - ответил ученик бывшего мага. “Меня достали люди из горных долин задолго до того, как эти хамы набросились на меня”.

“Я человек из горной долины”, - напомнил ему Иштван, его большие руки сжались в кулаки.

“Доказывает мою точку зрения, не так ли?” Кун ухмыльнулся, увидев ошеломленное выражение лица Иштвана. “А ты, мой дорогой друг, ты миришься со мной гораздо лучше, чем большинство”.

Иштван немного подумал об этом. Он сказал: “Мы через слишком многое прошли вместе. Если мы двое не смиримся друг с другом, никто никогда этого не сделает”.

Кун поморщился. “И если это не приговор нам обоим, звезды померкнут, если я знаю, что было бы”.

Через пару дней после этого Ламми вызвал их обоих. Это удивило Иштвана. Их никогда не допрашивали вместе. Не допросили и в этот раз. Куусаманский маг оживленно заговорил: “Как бы вы двое отнеслись к тому, чтобы получить свободу и вернуться на свою землю?”

“Не играй с нами”, - грубо сказал Иштван. “Этого не случится, и ты это знаешь. Мы здесь, пока война не закончится”. И кто знает, как долго после этого?

Но Ламми покачала головой. “Не обязательно. И я не прошу тебя о предательстве. Клянусь звездами, я этого не делаю. Все, о чем я прошу, это чтобы вы поднялись на борт корабля, вернулись в воды у Бечели, понаблюдали кое-что определенное, а затем, когда вас отпустят, рассказали своему начальству в точности, что вы видели.” Она подняла руку, предупреждая вопросы. “Вы были бы не единственными мужчинами, делающими это - далеко не так”.

“Почему мы?” Спросил Кун.

“Потому что ты здесь в определенной степени затруднен, - ответил Ламми, - и потому что ты проявил больше, чем определенную долю остроумия. Мы уверены, что ты сказал бы правду тем, кто стоит над тобой”.

“Почему бы нам просто не помолчать?” Спросил Иштван. “И что, собственно, не так?” Они оба знали жалкий маленький остров к востоку от Обуды лучше, чем хотели; их там схватили.

Ламми сказал: “Ты увидишь, что происходит, потому что. И ты, я думаю, найдешь веские причины говорить правду такой, какой ты ее видишь. Конечно, если ты предпочитаешь остаться здесь, на Обуде ...”

“Я пойду”, - сказал Иштван. Кун поколебался, но лишь на мгновение.

Ламми улыбнулся. “Я подумал, что это может оказаться убедительным. Соберите все, что у вас есть. Лей-линейный крейсер будет здесь завтра с первыми лучами солнца”.

У Иштвана был наготове вещевой мешок заблаговременно. Ни у одного пленника не было много вещей. Вещевой мешок Куна был тяжелее, но Кун заботился о книгах больше, чем когда-либо Иштван. Карета доставила их обоих в гавань, которую отремонтировали с тех пор, как кровожадная магия капитана Фрайджеса сделала свое дело. Крейсер был длинным, гладким и смертоносным, почему-то выглядевшим более опасным, чем дьендьосский корабль. “Когда они поднялись на борт судна, военный писарь Куусамана сверил их имена со списком. Парень в зеленоватой военно-морской форме Куусамана проводил их в каюту.