Избранная демоном

Я, наконец, тоже увидела того, кто оказался столь щедр. Толстый, словно состоял сплошь из одних шаров человек, с густой черной бородой и маленькими бегающими глазками.

– Она тебя забодает!
– крикнули из толпы, и вся публика взорвалась хохотом.

– Итак, пятьсот золотых монет!
– возвестил торговец и зашел за мою спину.

Я была так шокирована происходящим, что совсем забыла о том, что рабынь продают обнаженными. Поэтому сначала не поняла, зачем торговец потянул завязки на моих плечах, а когда туника белой лужицей осела к ногам, было уже поздно.

Толпа восторженно взревела, а я отчаянно покраснела под вуалью. Я оставалась стоять с закрытым лицом, но полоски ткани на груди и бедрах ничуть не скрывали изгибов и выпуклостей тела, наоборот, подчеркивали их.

– Пятьсот пятьдесят!
– раздалось в толпе.

– Пятьсот семьдесят!

– Шестьсот!

– Семьсот!
– обиженно пробасил почтенный Вахинбай, когда понял, что добыча уплывает из его рук.

– Последняя цена - семьсот золотых!
– объявил торговец и неуловимым движением снял вуаль с моего лица.

– Тысяча!
– проорал Вахинбай и ударил себя кулаком в жирную грудь. Затем рванул ворот, словно вот-вот задохнется, и я увидела, что грудь почтенного Вахинбая густо покрыта волосом, словно шкура медведя.

– Две тысячи, - раздался спокойный голос и я, увидев темнокожего ханского евнуха, почтенного Абу Амина, облегченно выдохнула.

– Анахита, - прошептала я одними губами.
– Смилостивься! Не дай завладеть мной этому жирному хорьку!

– Две с половиной тысячи монет!
– крикнул Вахинбай, и толпа восторженно взвыла.

– Три тысячи, - спокойно произнес невысокий человек у самой сцены в большой чалме и с золотыми зубами.

Я вздрогнула, но Абу Амин тихо произнес:

– Три с половиной тысячи.

Толпа замерла, напряженно прислушиваясь к торгам.

Ловким движением торговец сорвал повязку с моей груди и, вопреки ожиданиям, тишина стала гробовой. Показалось даже, что я слышу, как сотни глоток сглатывают слюну.

– Три с половиной тысячи!
– возвестил торговец.
– Последняя цена - три с половиной тысячи! За редкую красавицу с коралловой кожей! За небожительницу, почтившую нашу грешную землю своим присутствием!

– Три тысячи семьсот, - сказал человек с золотыми зубами.

Видя сомнение на лице почтенного Абу Амина, торговец сдернул повязку с бедер и картинным жестом подбросил ее вверх. Одновременно он выдернул деревянный шип из волос и те тяжелым рубиновым покрывалом окутали фигуру до середины бедер.

Мне показалось, началось небольшое землетрясение. А еще я оглохла от криков и рева толпы. Когда все стихло, главный евнух Аоса сказал:

– Четыре тысячи.

– Четыре тысячи - раз, - начал отсчет торговец.
– Четыре тысячи - два!

– Четыре двести!
– возопил жирный Вахинбай и распахнул рубаху на волосатой груди.

– Четыре триста!
– тут же воскликнул человек с золотыми зубами.

– Четыре пятьсот!
– перебил его Вахинбай.

– Пять тысяч, - спокойно объявил Абу Амин, и оба, Вахинбай и тот, что с золотыми зубами, принялись грязно ругаться, а затем стали проталкиваться сквозь толпу к выходу.

Я облегченно выдохнула и воздала мысленную хвалу Анахите.

– Пять тысяч раз!
– громогласно повторил торговец под восторженный шепот, видимо, пять тысяч монет и в самом деле высокая цена за рабыню.

– Пять тысяч золотых монет - два!

– Десять тысяч, - раздалось от входа.

Вниманием толпы завладели двое невысоких людей: с острыми, но непримечательными чертами лица, пожалуй, несколько большими, чем у остальных, глазами.

Мое сердце ухнуло, а внутри что-то оборвалось.

По досаде, проступившей на лице главного евнуха, я поняла, что он не будет поднимать ставку, ибо десять тысяч золотом - немыслимая цена даже для рабыни в гарем великого хана.

Те двое что вошли в шатер и с порога переполошили всех, быстрым шагом двигались по проходу прямо к сцене.

Один из них нес сундук, другой, тот, что объявил цену, опирался на посох.

– Энки, - зашептали в толпе, - энки, энки…

Я вздрогнула.

Я читала об энках, но никогда не видела вживую. Мифами о загадочном лесном народце, что любит золото и умеет отыскивать самые глубокие клады под землей, развлекают у нас детей на ночь.

Приглядевшись, я поняла, что передо мной и вправду не люди. Было в них что-то знакомое, но что, никак не могла сообразить. От накатившего ужаса мысли путались, были вязкими и тягучими, как слишком густой кисель.

Оба одеты в черные плащи, капюшоны откинуты за спины. Волосы зачесаны назад, отчего и без того длинные носы кажутся острыми.

Перед глазами встала роковая ночь и площадь человеческого города. Тэнгерии, один за другим, возносятся на Вершину мира. Оставшихся окружают вот такие люди в черном, из-под пальцев которых ползет зеленый туман… Услышав шепот толпы «энки», я вспомнила, что именно так назвали их пери, когда я рассказывала о том, как провалилась в пространственные врата. Кажется, они называли энков хранителями врат… или хранителями магии…

– Анахита… Мама! Будь милосердна, - прошептала я побелевшими губами, понимая, что происходит страшное.

– Что скажешь, почтенный Абу Амин?
– неуверенно спросил торговец главного евнуха Аоса.

Тот сдвинул широкими плечами.

– Сегодня гарем великого хана пополнился несравненной жемчужиной, - сказал он.
– Если вторая небожительница так нужна лесному народу, не мне вставать у них на пути.

– Десять тысяч золотых монет - раз! Десять тысяч золотых монет - два! Десять тысяч золотых монет - три! Продано!
– возвестил торговец.

– Возьми, человек!
– сказал энк и ударил посохом, а второй поставил сундук, что прижимал к груди, на помост.

Ловкие пальцы открыли замок и откинули крышку. Несмотря на яркий свет, бьющий из-под верхушки шатра, сияние драгоценных камней осветило первые ряды, расцветило жадные лица смертных яркими сполохами.

– Здесь больше, чем десять тысяч, - сказал энк с посохом.
– Много больше. Но нам нужна эта пери.

Лица у тех, что стоят в первом ряду, вытянулись, кто-то тяжело задышал, кто-то застонал и вырвал у себя клок волос. Странно, но я только сейчас заметила Мулея, который замер с левой стороны помоста, облокотившись о него.