Избранное в двух томах. Том 2

Он не успел еще договорить, как механик, не дожидаясь моих распоряжений, протянул руку в кабину и несколькими движениями рукояткой заливного шприца

отправил в мотор порцию бензина, нужную для запуска.. Шипение сжатого

воздуха из баллона. . Лениво, толчками проворачиваются невидимые в темноте

лопасти винта. . Лапки зажигания на «включено».. Кнопка вибратора. . Мотор

дает вспышку, другую — и начинает работать. Добавляю ему газу, чтобы

прожечь после стоянки свечи, и сталкиваюсь с сюрпризом. Первым из, увы, достаточно обширной серии сюрпризов, с которой мне пришлось столкнуться в

эту ночь.

Итак, первый сюрприз: из выхлопных патрубков мотора бьют здоровенные, полутораметровые, слепящие летчика синие хвосты пламени. А надо сказать, обзор из МиГ-третьего был и без того не богатый: глубокая посадка летчика в

кабине, низкий козырек, массивный и высоко задранный вверх капот мощного

мотора. Все это было нужно — иначе большой скорости не получишь, — но

улучшению обзора как на земле, так и в воздухе отнюдь не способствовало.

Оставалось смотреть

38

под углом к направлению полета — вперед-влево и вперед-вправо — между

мотором и крылом. Днем мы так и поступали. . Но что делать сейчас? Надо было

что-то придумывать, причем придумывать незамедлительно: на взлете МиГ-3, как я уже говорил, для поддержания направления требовал от летчика действий

весьма решительных. Упустить же направление означало создать такие боковые

нагрузки на шасси, которых оно могло не выдержать. Тогда в лучшем случае

авария, если не катастрофа.

В пятидесяти метрах от меня запустился мотор соседнего «мига», в котором

находился Якимов. Наверное, сейчас он ошарашен тем же, чем я.

Издавна принято в затруднительных случаях возводить очи к небесам. Чисто

рефлекторно я сделал то же самое и. . увидел звезды. Вот оно — решение! На

взлете буду смотреть не столько вперед, сколько вверх. Так сохраню

направление, взлечу, а там — когда окажусь в воздухе — видно будет!

Собираюсь уже взлетать, как внезапно в кабину просовывается еще одна

голова: мой друг, в то время еще совсем молодой летчик Леонид Иванович

Тарощин торопливо обнимает меня, взволнованным голосом желает удачи в бою

— и в ту же секунду исчезает за бортом машины.

Перед тем как опустить на глаза очки, кричу механику:

— Скажи ребятам: на разбеге, чтоб не слепило, смотреть поверх капота, на

какую-нибудь звезду! Понял?

Механик кивает и по моему взмаху рукой отскакивает от машины в сторону.

В сущности, мой совет — что-то вроде первого обмена опытом. В эту ночь все

первое: первый ночной полет на «миге», первый боевой вылет, первая встреча с

противником. . Впрочем, противника пока нет. До него предстоит еще добраться.

Плавно увеличиваю газ. . Показания приборов в норме. . Отпускаю тормоза. . Не

спуская глаз с намеченной только что звездочки, удерживаю самолет от разворота

вправо (кто это придумал выражение «путеводная звезда»? Молодец! Очень

точно придумал). . Ручку потихоньку or себя — все делаю почти на ощупь. . Так, достаточно.. Два-три легких толчка — и я всем телом чувствую отделение

машины от земли. Конвульсивно вздыхаю, — оказывается, во время разбега я

задержал

39

дыхание. . Осторожно переношу левую руку с сектора газа на рукоятку шасси, быстро поворачиваю ее — и по импульсу всего самолета вперед, на увеличение

скорости, чувствую, что шасси убралось. Правильно, вот и сдвоенный хлопок

закрывающихся створок по брюху фюзеляжа. Ничего. Все в порядке: взлетели!

Оказывается, МиГ-3 прекрасно взлетает и в темноте.

Круто набирая высоту, разворачиваюсь в сторону, где должна быть Москва, и

чувствую, как меня бросает в холодный пот от того, что я увидел.

Москва была в огне.

Москва — в огне!

Кто из нас всего месяц назад мог иначе, как в кошмарном сне, представить

себе что-нибудь подобное? В нас прочно, как нечто само собой разумеющееся, успело впитаться представление о будущей войне: только «малой кровью» и

только «на чужой территории»...,

Вскоре мы узнали, что любая паршивая зажигательная бомба—«зажигалка»,

— особенно на фоне окружающего затемнения, дает такое зарево, будто горит по

крайней мере целый квартал. Внешний эффект от ночного пожара, к счастью, несравненно больше, чем реальный вред от него.

В ночь первого налета гитлеровской авиации на Москву, как нам через день

рассказали представители штаба ПВО, во всем городе возникло всего четыре по-настоящему серьезных пожара. А тысячи сброшенных противником «зажигалок»

были своевременно потушены москвичами, дежурившими на крышах и во дворах

своих домов. Выяснилось, что домовый актив способен не только на то, чтобы

придираться к соседу, закурившему папиросу или вышедшему на улицу в белой

рубашке.

Правда, мне так и осталось не совсем ясно, кто же главным образом тушил

зажигательные бомбы: те, кто делал замечания за нарушения режима

светомаскировки, или те, кому эти замечания адресовались.

Скорее всего — и те и другие вместе! Многое, очень многое во

взаимоотношениях и жизненных позициях людей было решительно сдвинуто

войной (хотя, что еще более удивительно, очень скоро вернулось на исходные

позиции, когда война осталась позади).

Но, подходя в ту памятную ночь к Москве, я ничего

40

о том, как выглядят горящие «зажигалки», еще не знал. Я видел множество ярких

огненных точек, сливающихся в отсвет сплошного зарева. В голове мелькнули

ассоциации с той, первой Отечественной войной 1812 года, когда тоже

разгорелся пожар московский. Но то был другой пожар — и другая Москва!

Вид горящей столицы мгновенно привел меня в то душевное состояние, с