Избранное в двух томах. Том 2

домой и посмеивается над мазилой истребителем, который по нему бил, бил, да

так и не сбил.

На земле, докладывая о выполненном боевом вылете, я закончил донесение

тем, что противник накренился, занес хвост и вывалился из прожекторов.

По этому поводу один из моих коллег заметил:

— Чего тут копаться: вывалился — не вывалился. Доложил бы просто —

сбил, мол, и все тут.

— А вдруг не сбил?

51

— Да нет, по всему похоже, что сбил. А потом, знаешь, сейчас это нужно.

Каждая сбитая машина нужна. Для подъема духа.

Мой товарищ явно путал моральный эффект от сбитого самолета врага и от

бумаги, где об этом было бы написано.

Во времена, о которых идет речь, еще не была разработана классификация

правды по различным видам: «мобилизующая» и «демобилизующая», «окопная»

и, видимо, «стратегическая», «малая» и «большая» и тому подобное. Но

определенное стремление к разработке, а главное, внедрению в жизнь подобной

классификации, как мы видим, уже намечалось.

— Нет, — сказал я. — Давай лучше подождем подтверждения земли. Вернее

дело будет.

Подтверждение пришло назавтра.

Но все это было потом, на земле.

А в полете, потеряв противника из виду, я даже несколько растерялся. Вся

сила моих душевных устремлений, направленных на одно — сбить врага! — как-то осеклась, не получив выхода. Это было похоже на то, как, поднимаясь по

лестнице в темноте, встречаешь на каждом шагу очередную ступеньку и вдруг

нога проваливается — лестница кончилась.

Что делает человек в состоянии растерянности, хотя бы минутной? Известно: озирается. Осмотрелся вокруг себя и я. Все выглядело так же, как несколько

минут назад: и россыпь разноцветных — от вишнево-красного до слепяще белого

— больших и малых пожаров подо мной, и шарящие по небу тонкие стволы

прожекторов, и зависшие внизу на парашютах люстры светящихся авиабомб, и

сплошная черная тьма кругом..

Я перенес взгляд в кабину, на слабо подсвеченные циферблаты приборов, —

и очень хорошо сделал, что перенес: показания одного из них мне решительно не

понравились. Это были, как нетрудно догадаться, часы. По ним выходило, что

хотя бой с «Дорнье» длился считанные минуты, но до этого я потерял немало

времени, без толку гоняясь за двумя первыми обнаруженными мной самолетами, а еще ранее потратил сколько-то минут, чтобы прилететь к Москве с нашего

аэродрома, находящегося в нескольких де-

52

сятках километров от нее. Словом, бензин в основных баках моего «мига»

должен был кончиться с минуты на минуту. Я узнаю об этом по перебоям в

работе мотора — такой прибор, как бензиномер, в те времена на истребителях

ставился не всегда — и сразу же, пока мотор не встал, переключу трехходовой

кран на дополнительный бачок, которого хватит еще на двенадцать, от силы

пятнадцать минут. До их истечения — хочешь не хочешь — надо быть на земле.

Но как?

До этого голова у меня работала, так сказать, в наступательном направлении

— взлететь, искать противника, атаковать! — и, наверное, поэтому извечный

вопрос «как отсюда слезть» в сознании до поры до времени не возникал. Теперь

эта проблема встала во весь рост. Надо возвращаться домой, причем

возвращаться не как-нибудь, а по-быстрому. Бензина мало!

Никаких технических средств, обеспечивающих выход к своему аэродрому, у

меня не было. Не было ни радиокомпаса, ни какого-нибудь иного

радионавигационного устройства. То есть вообще в природе подобные вещи уже

существовали — техника, так сказать, дошла, — но во всем пашем авиакорпусе

ПВО города Москвы имелось. . шесть (шесть!) простейших радионавигационных

приборов — радиополукомпасов,— которые в спешном порядке устанавливались

на «лагах» 24-го истребительного авиаполка. Капля в море!

На моем же самолете не было ни радиополукомпаса, ни даже обычной

радиостанции. Впрочем, обычной на борту машины истребительного типа она

тогда в нашей авиации еще не была. Потребовалось всего несколько месяцев —

повторяю, война учит быстро! — чтобы на всех «мигах», «яках» и «лагах» были

установлены приемники, а на каждом третьем из них, по идее предназначенном

для командира звена (оно тогда состояло из трех самолетов), — и передатчик. А

еще несколько месяцев спустя полнокомплектная радиостанция — приемник и

передатчик — стала обязательным элементом оборудования всех без исключения

боевых летательных аппаратов. Правда, с этим возникли новые трудности: пользу, вернее, жизненную необходимость радиосвязи пришлось доказывать —

консервативен человек.

53

Известный летчик-истребитель, участник войны в Испании, а в годы Великой

Отечественной командир авиадивизии Г. Н. Захаров писал об этом в своих

мемуарах: «Летчики настолько привыкли к тому, что они ничего не слышат, что

сама информация, поступающая по звуковым каналам, а не по зрительным, мешала им, выводила из равновесия, дробила внимание. Не сразу и не просто

осуществлялся этот не столько технический, сколько психологический переход

летчиков к беспрерывному использованию радиосвязи в воздухе, и немало трудов

всем авиационным командирам стоила эта перестройка. Но это произошло — в

середине, скорее даже во второй половине сорок третьего года».

Да, конечно, произошло.

Появилось и управление самолетами внутри группы, и наведение с земли, и

радионавигация. Сейчас, в наши дни, просто невозможно представить себе, как

это — очутиться ночью в воздухе без спасительной стрелочки по крайней мере