Избранное в двух томах. Том 2
Шрифт:
войне, опираясь в основном на опыт войны гражданской.
Положение командования секторов было, как я узнал впоследствии, непростое: сектора эти были, так сказать, не вполне законнорожденными и ни по
штатам, ни по техническому оснащению, ни даже по четко очерченному кругу
прав и обязанностей не имели всего, что нужно.
Полгода спустя командование корпуса в «Отчете о боевой работе 6-го
истребительного авиакорпуса ПВО Москвы» с сожалением констатировало, что
«начатое хорошее дело — разбивка авиации по секторам—
должного развития»: не хватало людей для создания при начальниках секторов
оперативных групп, не хватало и техники для организации узлов связи. Главную
причину всего этого авторы «Отчета» усматривали в «нештатном существовании
указанных секторов». Примерно такие же взгляды высказал четверть века спустя
военный историк Н. Светлишин на страницах «Военно-исторического журнала»:
«Что касается командования секторов, то оно не могло осуществлять управление
полками из-за малочисленности своего состава и отсутствия необходимых
средств управления и наведения».
75
Слов нет, имей начальники секторов в своем распоряжении необходимые
технические средства и кадры, это нововведение, наверное, дало бы еще больший
эффект, чем дало в действительности. Но и при всех фактически сложившихся
неблагоприятных обстоятельствах начальники секторов сделали немало. Большая
польза — не говоря уже о всем прочем — была хотя бы от одного общения
летчиков с опытным и вдумчивым авиационным начальником, специально
занимающимся лишь несколькими расположенными по соседству частями.
Не следует понимать сказанное в том смысле, что наш начальник сектора
ограничил свою деятельность функциями консультанта. Нет, конечно, командир
есть командир, и ему приходится использовать всю гамму находящихся в его
руках средств управления подчиненными.
Но начал Якушин именно с того, что постарался, как говорится, «составить
себе мнение».
Особенно, помнится, интересовали его сильные и слабые стороны наших
истребителей.
Сильные и слабые стороны наших истребителей!
Разговаривая с Якушиным, мы могли уже многое сказать о них. Несравненно
больше, чем каких-нибудь две недели назад.
Мы уже чувствовали себя «понюхавшими пороху». Боюсь, что по молодости
лет это обстоятельство придавало нашим высказываниям, в том числе и о новых
истребителях, некоторую избыточную безапелляционность. Но это касается
только тона, а по существу мы, конечно, многое, очень многое действительно
поняли, Война хотя и продолжала преподносить нам свои сюрпризы, но уже все-таки не в таком умопомрачительном количестве, как при первом столкновении с
противником. А главное, мы сами изменились. Бывают дни, меняющие человека
больше, чем годы. Именно такие дни мы и пережили. На многие категории
смотрели мы теперь новыми глазами. В том числе и на находящиеся в нашем
распоряжении самолеты.
У
нас возникло немало претензий: хотелось и обзора пообширнее, ивооружения более мощного, и чтоб выхлопа не слепили, и чтоб горючего было
хотя бы минут на двадцать побольше. . Много чего хотелось!
76
И к чести нашей авиационной промышленности надо сказать, что довольно
быстро — практически к весне сорок второго года — все это было реализовано.
Но и в сорок первом году, с самого начала войны, стало очевидно, что
воевать на этих машинах в общем можно! И МиГ-3, и Як-1, и ЛаГГ-3, и Пе-2, и
особенно Ил-2 прошли проверку боем и выдержали ее.
Я уже рассказывал о том, как воевали летчики Московской зоны ПВО.
Вскоре стали доходить до нас сведения и об успехах на фронте полков, сформированных из военных летчиков-испытателей.
Один из них — Юрий Александрович Антипов (ныне Герой Советского
Союза и заслуженный летчик-испытатель СССР) — поначалу, как и все мы, тоже
считал, что хотя по скорости, особенно на больших высотах, МиГ-3 вне
конкуренции, но маневренность у него не то чтобы очень. . Очень скоро ему
пришлось проверить свою точку зрения на практике.
В одном из первых же боев с «мессершмиттами» Антипова крепко зажали.
Немцев в воздухе — и над линией фронта, и в ближайших тылах — было в то
трудное время значительно больше, чем наших самолетов. Отсюда почти всегда
неравные воздушные бои. В отличие от противника наши летчики не уклонялись
от схваток в невыгодных для себя условиях. Да и что им оставалось делать —
иначе пришлось бы уклоняться едва ли не от всех соприкосновений с
противником. Это было очевидно, хотя и нерадостно. Естественное раздражение
летчиков против сложившейся обстановки выливалось чаще всего в несколько
неожиданном направлении: на головы журналистов, публиковавших в газетах
очерки о неравных воздушных боях — «Трое против восемнадцати», «Семеро
против двадцати пяти» и тому подобное. По существу, в этих очерках все было
правильно. Раздражал тон — такой, будто нашим богатырям воздуха прямое
наслаждение идти всемером против двадцати пяти — двадцать четыре им уже
мало..
Через полгода после начала воздушной битвы за Москву уже в другом месте
— на Калининском фронте — в аэродромной землянке собралась группа
летчиков, ожидавших вылета. Сидели в теплых комбинезонах, и не только
потому, что предстояло вскоре идти
77
в воздух. Было холодно. Железная печурка грела плохо. Через узкое окошко, прорезанное над самым уровнем земли, у потолка землянки, еле светило
сумрачным зимним светом. Разговор шел о бое, который летчики соседнего
полка — Алкидов, Баклан и Селищев — дали втроем восемнадцати самолетам
противника. Дали — и выиграли его: сбили несколько немецких машин, а