Избранное в двух томах. Том 2

стремились примирить две основные самолетные схемы истребительной авиации, особенно остро соперничавшие как раз в то время.

Машина была построена и успешно летала. Испытывал ее наш товарищ Г. М.

Шиянов.

Правда, попытка примирить моноплан с бипланом тогда не удалась: машина

в серию не пошла — помешали присущие ей, как, впрочем, любой новой

конструкции, «детские болезни». А развитию ее последующих модификаций

помешала война. И идея, казалось бы, совершенно заглохла. В самом деле, долгие

годы ничего похожего на эту машину в авиации не появлялось. Однако пришло

время — и идея воскресла. Конечно, в новом обличье, но тут уж ничего не

поделаешь: кажется, это единственно возможный в природе вариант воскрешения

— в новом обличье. Во всяком случае, я неизменно вспоминаю полеты Юры

Шиянова на самолете Шевченко каждый раз, когда вижу самолеты с

изменяющейся геометрией крыльев: на взлете и посадке передняя кромка крыла

располагается у них почти перпендикулярно набегающему на

62

нее встречному потоку воздуха, а в полете, когда нужно выйти на большие

сверхзвуковые скорости, отгибается стрелой назад. Конструктивные формы

новые, но идея. . Идея, пожалуй, весьма родственная той, которую пытались

реализовать В. В. Шевченко и его товарищи по КБ.

В ту первую ночь успешно слетали и А. П. Якимов, и М. Ф. Федоров, и

другие. В последующие налеты многие летчики нашей эскадрильи — В. Л.

Расторгуев, В. Н. Юганов, Г. М. Шиянов, В. П. Федоров, Е. Н. Гимпель —

находили в темном небе самолеты противника и решительно вступали с ними в

бой.Пусть не всем нашим товарищам посчастливилось сбить противника, но

чрезвычайно важно было отогнать его от Москвы или хотя бы не дать ему

спокойно произвести прицельное бомбометание. И действительно, прорывалась к

городу лишь весьма малая часть бомбардировщиков противника, брошенных на

нашу столицу.

Много лет спустя, когда все, о чем я сейчас рассказываю, стало историей, я

узнал из архивных документов, что в первом налете из участвовавших в нем 200

—220 фашистских самолетов побывало над городом и сбросило на него бомбы не

более сорока. А за полгода войны — со дня первого налета 22 июля до 20 декабря

1941 года — статистика еще более убедительная: 8278 самолето-вылетов на

Москву и всего 207 прорвавшихся к городу бомбардировщиков.

Недаром Москва — наименее пострадавшая из всех европейских столиц, подвергавшихся бомбардировкам во время второй мировой войны.

И таково не только мое мнение. В его подтверждение я могу привести хотя

бы компетентные свидетельства И. Г. Эренбурга и А. Н. Толстого, для которых

бомбардировка Москвы была не первой, пережитой ими. Алексей Толстой

выступил 29 июля — ровно через неделю после первого налета на Москву — в

газете «Красная звезда» со статьей «Несколько поправок к реляциям Геббельса».

Вот что пишет об обстоятельствах появления этой статьи в своей книге «Время

не властно» Д. И. Ортенберг, бывший в те годы главным редактором нашей

центральной военной газеты: «Во время июльских массированных налетов

немецких

63

бомбардировщиков на Москву Геббельс распространялся по радио: Москва

превращена в руины, Кремль стерт с лица земли, электростанция разрушена, в

городе прекратилось движение. . Об этом шумела и гитлеровская пресса, кричали

специальные немецкие листовки, сбрасываемые над нашими войсками. . Ответил

на это Алексей Толстой. Он сел в нашу редакционную машину и объездил улицы

столицы. Конечно, он увидел и обгорелые дома, и кое-где разрушенные здания. И

откровенно об этом написал. Побывал писатель и в Кремле и установил, что

Кремль. . как стоял, так и стоит. Стоит там же, где стояла, и Центральная

электростанция. Трамваи и троллейбусы ходят по всем маршрутам, и улицы

Москвы полны народу».

А Илья Эренбург в книге «Люди. Годы. Жизнь» дал свою лаконичную

оценку: «В конце июля начались бомбежки Москвы. После Мадрида и Барселоны

они мне казались слабыми — противовоздушная оборона работала хорошо» —

похвала тем более веская, что силы, брошенные несколькими годами раньше

фашистами с воздуха на Мадрид и Барселону, составляли ничтожно малую часть

от того, что они использовали при бомбардировках Москвы.

Кстати, надо заметить, что бомбардировка бомбардировке рознь. Гитлеровцы

стремились бомбить не как-нибудь, а прицельно. У их сбитых летчиков находили

подробные, с немецкой аккуратностью и высокой полиграфической культурой

выполненные карты Москвы, на которых были отмечены наиболее важные цели: железнодорожные вокзалы, аэродромы, крупные заводы, Кремль.

Но, например, на территорию Кремля за все время вражеских налетов упало

всего несколько бомб. Об этом в течение войны по понятным причинам — зачем

облегчать противнику анализ результатов своих бомбардировок? — не

сообщалось. (Менее объяснимо, почему это держалось в тайне еще без малого

сорок лет.)

В целом фактическое распределение упавших на город бомб носило явно

выраженный случайный характер: их бросали беспорядочно, видимо думая не

столько о том, куда, сколько о том, как бы поскорее.

Правда, некоторые фашистские экипажи старались, так сказать, и невинность

соблюсти, и капитал приобрести: и более или менее подходящий объект для

бомбометания подобрать (чтобы выглядело прилично

64

в боевом донесении), и в то же время сделать это, по возможности, подальше от

зон действия прожекторов, истребительной авиации и зенитной артиллерии —