Избранное

«Но кто сказал — с презренного похмелья…»

Но кто сказал — с презренного похмелья, Что сломан меч и продырявлен щит? Молчит провал Аргинского ущелья, Но память у поэта не молчит. Его звезда горит в беззвездном мраке, И он увидит, став на перевал, Что не подымут голову дашнаки И будет так, как Ленин завещал.

«Армения! Бессмертен твой народ…»

Армения! Бессмертен твой народ, Он не числом прославлен, а уменьем — И на него глядят с недоуменьем: Что он предвидит? Что изобретет? В какой еще посмотрит телескоп, Какое чудо вырастит в долине, Через какой перемахнет окоп, Чтоб вместе с нами ликовать в Берлине?!

«С балкона, сверху, видно было мне…»

С балкона, сверху, видно было мне, Как на дорожке, выметенной чисто, Стояли иностранные туристы У памятника Павшим на Войне. А зной плясал по черепице крыш, И сон пришел, незримо и нежданно, И снились мне Отвага, и Париж, И улица Мисака Манушяна.

1964

Прощальный пир

Вступление

Поэзия! Будь на ногу легка, Чтоб в гости ездили поэт к поэту, Чтоб разум не сидел у камелька, А бодро путешествовал по свету. Быть может, в этом-то и корень зла, Что — как признала братская беседа — Недалеко от глупости ушла Безрадостная мудрость домоседа [1] .

Тост

1

1

«Недалеко от глупости ушла домоседская мудрость». Шекспир.

Итак, в объятьях дружеского пира Я стал как будто духом посмелей: Я ловко процитировал Шекспира, Учитывая близкий юбилей. Не покидай меня, лихая лира, И в грозный рог еще вина налей, Прибавь мне сил и выдумки для тоста, Которым здесь блеснуть не так-то просто.

2

«Друзья мои! Как будто с колыбели Я с вами связан в сумраке времен. Пусть с нами нет могучего Орбели, Иосифа Абгаровича, он Всегда следил, чтоб мы не оробели И свято чтили божеский закон: Чтобы никто на донышке стакана Не оставлял ни капли «Еревана».

3

И он учил, что у судьбы-злодейки Ты должен вырвать, хоть из-под земли, Зачем богатство? — только три копейки И первая копейка — для семьи, Вторая — для совсем другой семейки, Где празднуют товарищи твои, Ну, а поскольку есть и свет и тень, То третья, так сказать, на черный день.

4

И вот теперь, среди друзей пируя, Гостеприимство горное ценя, Я буду пить сегодня за вторую, Что сберегли армяне для меня, — Хотел бы греться у ее огня До той поры, покамест не умру я, И да простит семья мои стихи, Как прочие немалые грехи».

Эпилог

Нам ни к чему преуменьшать удачи,

Столь редко посещающие нас, —

В Армении мы стали побогаче

И кое-что скопили про запас.

На склоне лет мы сможем вспомнить пир

Во всем его языческом размахе —

Свободу, а не ханжеский трактир,

Где втихомолку пьянствуют монахи.

1964

Воображаемое свидание с Ованесом Ширазом (Неправильные октавы)

...Больше ничего

не выжмешь из рассказа моего.

А. Пушкин

1

Нам ненавистны варварские пьянки — Мы пьем степенно, Ованес Шираз. И, если это правда без прикрас, Закажем, друг, по порции солянки Такой, где, радуя голодный глаз, Блестят маслины, как глаза армянки, Что многократно, но не впопыхах, В твоих изображаются стихах.

2

Вот это значит уважать культуру, А не бесчинствовать в дыму и мгле, Где пьют пижоны «под мануфактуру», Чтоб через час валяться на земле.

3

Обед по-царски и шашлык по-карски — Синонимы. Тут разных мнений нет. Мы не нуждаемся ни в чьей указке, Чтоб сочинить наш княжеский обед. Пока есть деньги, мы живем как в сказке, Ну, а наутро, чуть забрезжит свет, Мы дома вывернем свои карманы И как-нибудь опять нальем стаканы.

4

И вот плывут, не ведая смущенья, Как равные, солянка и шашлык: То двух культур, достойных восхищенья, Немой, по выразительный язык, — И дух взаимного обогащенья Над ними вьется, важен и велик. И, понимая это, мы запьем Солянку - водкой, а шашлык — вином.

5

Могучей кулинарии наука Ты хороша и ныне, как в былом, Ты и теперь, не зная слова «скука», Объединяешь нас таким теплом, Что даже фаршированная щука Была бы тут не лишней за столом. Хотя тогда, Шираз, придется снова Потребовать у девушки спиртного.

6

«Да будет так, — кивает Ованес, — Я замечаю, что с твоим приездом В меня как будто бы вселился бес, Он прямо в душу, окаянный, влез, Усевшись там определенным местом, И не видать, чтоб скоро он исчез. И если это, друг мой, предпосылка, То следствием пусть явится бутылка».

7

По мне, хоть две бутылки: я не жмот, — Они ускорят ровный ритм рассказа, — Но люди скажут, что виновен тот, Кто совратил непьющего Шираза, Который духом трезвости слывет От Закавказья до Владикавказа. Я не хочу, чтоб от меня народ Шарахался, как от дурного глаза. И так тревога прибавляет сил, Что я октаву эту удлинил.

8

А впрочем, пусть десятки зорких глаз, Слегка знакомых или незнакомых, Все это видят: нам пришлось не раз Спокойно пить в прославленных хоромах

9

И что ж? Мы живы, Больше ничего Не выжмешь ив рассказа моего.

1965

«Хмельного от хлеба и соли…»

Хмельного от хлеба и соли, Меня развлекали друзья — Но думал старик поневоле О том, о чем думать нельзя. Спала под снегами Европа. А тут уже знал человек Звериную злобу потопа, И разум, и Ноев ковчег.

1965