Избранное

Ожидание

Опять считать часы, минуты До возвращенья твоего И что-то говорить кому-то, Не зная толком для чего. И все ж я не кляну нимало Жизнь, что порою тяжела, — Она опять иною стала И больше смысла обрела.

Остров Святой Надежды

Все то, что раньше с нами было, Не существует. И теперь Само грядущее открыло Нам предназначенную дверь. Войдем ли мы в нее как люди, Борцы, любовники, друзья? Ужели в жизни, той, что будет, За счастье биться нам нельзя?

Скорая помощь

Знала бы — разбилась в доску И взяла, сейчас, вблизи, Нашу нищенскую роскошь — Ленинградское такси. И, собрав святые силы, Позабыв про все дела, — Может быть, похоронила, А быть может, и спасла.

«Я еще иногда залюбуюсь тобой…»

Я еще иногда залюбуюсь тобой, Как чужою невестой — чужою судьбой. Где оно — обручальное наше кольцо? Где — чужое — навеки родное лицо?

Тост

За то, что я счастья тебе не принес, Желавший его до болезни, до слез, Мы, может быть, выпьем с тобою вдвоем, И люди нам скажут: напрасно мы пьем.

«Когда мы устроим наш царственный пир…»

Когда мы устроим наш царственный пир, При блеске придуманных звезд, Стакан подыму я, реальный как мир, И короток будет мой тост...

Ссора

Но мы решили: будь что будет, И, вопреки молве худой, Пусть победителей не судят И жизнь не будет им судьей.

«И полночь, и звезды, и дверь — на засов…»

И полночь, и звезды, и дверь — на засов. И милые губы прильнут... Я выдумал это за двадцать часов, За тысячу двести минут.

«На печальном своем изголовье…»

На печальном своем изголовье Ты глаза потихоньку открой. Называется это любовью, А не жалкой любовной игрой. Называется это судьбою, Где далекая даль впереди. Ты почувствуй — я рядом с тобою, Головой у тебя на груди.

«Обещанья, потери, попреки…»

Обещанья, потери, попреки — А чего же мне лучшего ждать? Жизнь свои преподносит уроки, И все это еще благодать. Далеко ли до смерти? Не знаю, Не пророк я в домашнем аду — Не тоскую по лучшему краю, Но чего-то хорошего жду.

Встреча весны

Весна, о которой скворцы голосят, Ее я встречал не одну — пятьдесят. Так что же мне делать с последней весной, Когда тебя нет и не будет со мной?

1958

Болезнь (Пять стихотворений)

1. «Что-то было, что-то будет…»

Что-то было, что-то будет — Бог когда-нибудь рассудит, А пока что день да ночь — Все бессмысленней, все хуже. Сердце вымерзло от стужи, И дровами не помочь.

2. «Куда мне, деревенщине…»

Куда мне, деревенщине, До городских услуг, — Но где ж такая женщина, Чтоб почитала вслух, Чтоб прочитала сказочку, Веселую до слез, А я ей — без указочки — Все б рассказал всерьез.

3. «Вот она — дорога торная…»

Вот она — дорога торная, Вот она — твоя расплата: Не помогут ни снотворное, Ни больничная палата. Все равно душа измаяна, И живет она во мраке, Как собака без хозяина И хозяин без собаки.

4. «Хоть не один лежишь без сна…»

Хоть не один лежишь без сна — Другие тоже вроде, А на миру и смерть красна, Как говорят в народе. А там, где был здоровых суд, Там — по своей природе — Стакан воды не поднесут, Как говорят в народе.

5. «Не потому, что опустились руки…»

А. Т. Чивилихину

Не потому, что опустились руки, А вышло так, что в горестной разлуке Я не довел работу до конца. Мой старый друг! Я вспомнил на мгновенье Зловещее твое стихотворенье: «Когда ожесточаются сердца».

1962

Глава, не вошедшая в поэму «ГОРОД В ГОРАХ»

Как далеко до Азии. Деревья Всю ночь бушуют на снегу седом. В Елизаветине, В глухой деревне, Литфонд мне приготовил стол и дом. Наполнил лампы светлым керосином, И, наконец, Желая мне добра, Хотел, чтоб я писал пером гусиным, Но я не отдал вечного пера. Вы знаете — Само понятие «вечный» Приятно для поэта. Что-то в нем Горит в годах эпохи быстротечной Честолюбивых замыслов огнем. И вот теперь мы не в своей тарелке, Когда природа шепчет нам хитро: — Нехорошо, чтоб вечные безделки Писало вечное твое перо. Прислушайся, усилий не жалея, К зеленому изделию «Прометея», Оно скрипит тебе в тиши ночной: «Уж если ты вооружился мной, Раскинь мозгами, милый человек, Пиши надолго — если не навек». Как хорошо болтать на эту тему, Когда заря зажгла свои огни. А севшему впервые за поэму Не избежать излишней болтовни. Что ж, болтовней залечиваешь раны. Я не имел — в коротеньких стихах — Возможности поговорить пространно И о своих И о чужих грехах. А тут валяй, дружище, днем и ночью Не упускай возможности такой. И водит дьявол болтовни, как хочет, Поэта неуверенной рукой. Но меру знай: Смиряй свои мечты, А то совсем заговоришься ты И сможешь уподобиться поэту, Который тем обрадовал планету, Что, чудною невинностью влеком, Любимую свою назвал «дубком». Да это что! Я знаю поименно Тех, поднятых случайною волной, Братишек, окружающих знамена Еще доходной лирики блатной, Явившихся незваными гостями В военный лагерь, Приглашая нас Сменить ремень на поясок с кистями, Винтовку бросить — и пуститься в пляс. Мы помним их, Когда у самовара Затренькает зловещая гитара Или жаргон бесстыдно воровской... Нет, братцы, нет. Уж лучше Луговской. А лучше — мне подумалось — Движенье Той молодежи, рвущейся вперед, Что не продаст республику в сраженье Не хнычет в жизни И в стихах не врет. Мир хорошо, по-моему, устроен. Я — за него. И я веду к тому, Что вот уже — не двое и не трое Теперь любезны сердцу моему. Вы скажете — Январскою тоскою Полемика пустая рождена, И автора коснулась седина, И он смешон с наивностью такою, Короче — Груз ему не по плечам, И, на обратной стороне медали, Заметно всем, что это нервы сдали, Что душу тратит он по мелочам. И многое еще у вас найдется, Чтобы совсем унизить стихотворца. Друзья мои! Вас хлебом не корми, А дай поиздеваться над людьми. Но тут шалишь. Тут даже не минута Случайной слабости. Тут сам с собой Поговорил поэт довольно круто, Но он — живой. И он не бьет отбой. Табак дымит — и трубка разгорелась, Свет ремесла идет ко мне опять, И эту наступающую зрелость Мне тяжелей, чем молодость, отдать В пустынный клуб редакций и журналов. …………………… Да и к тому же просто надоело Выслушивать советы — Каждый рад Учить других, А разобраться делом, Так врач больного хуже во сто крат. Другое дело — С дружеских позиций Мне указать на промах боевой,— Что неразумно столько провозиться Над бестолковой этою главой, Узнать ночной бессонницы соседство И увидать к утру, часам к шести, Что это не глава, А просто средство, Чтоб хоть немного душу отвести.

1938

Из драматической поэмы «ЛЕРМОНТОВ»

...Я имел случай убедиться, что первая страсть Мишеля не исчезла. Мы играли в шахматы. Человек подал письмо, Мишель начал его читать, но вдруг изменился в лице и побледнел. Я испугался и хотел спросить, что такое? Но он, подавая мне письмо, сказал: «Вот новость — прочти», — и вышел из комнаты. Это было известие о предстоящем замужестве Лопухиной.

А.П. Шан-Гирей

Лермонтов один у себя, на Садовой. Он сидит за столом, гусарский мундир висит на спинке кресел. Рубашка, в которой он остался, бела ослепительно. На столе бутылки, много бутылок. И слышится, чудится Лермонтову спор двух голосов, от которых ему никак не избавиться.

Лермонтов

Ладно, если мне уж вас не унять, то хоть говорите по порядку.

Первый голос