Изгнанники Эвитана. Том Третий. Вихрь Бездны

Роджер чуть не отвел взгляд. Плещущаяся за стеклом темно-рубиновая горечь слишком напоминает кровь.

– А если я не передумал жениться на Эйде?

– Роджер!
– вздохнул Ревинтер-старший, залпом осушая бокал.
– Ее теперь никто за тебя не отдаст. Смирись. Всеслав еще получит свое, дай только срок!

– Разве лорд Таррент не понимает...

– Он понимает, что если отдаст тебе дочь, между тобой и титулом будут стоять лишь две жизни - его и его щенка!
– прорычал отец.
– Он еще не настолько сошел с ума. Не убивайся так - обеспечу я тебя другим титулом. Графский не обещаю, но виконтом или бароном станешь, дай только срок!

С чего ты взял, Роджер Ревинтер, что отец поймет тебя сейчас - если не понимал прежде? Что никогда не мешало ему прекрасно тобой манипулировать...

– Да не горюй ты так!
– не потерявший ни поста, ни Регентства матерый интриган хлопнул сына по плечу. Что ему свойственно еще меньше, чем пьянство.
– Нам ничего не грозит. Эдвард Таррент теперь будет сидеть тише воды, ниже травы. У него еще две дочери - пожалеет хоть их. А сынок у него - трусливый, безвольный слизняк, поверь на слово. Я таких издали чую.

Как много, оказывается, общего у Роджера Ревинтера с Леоном Таррентом. А он-то и не знал...

– Наиболее опасна средняя дочурка. Ты видел ее глаза?

Видел. Но полагал, что отец тогда прожигал полным ненависти взглядом Всеслава Словеонского.

Ошибка. Очередная. У Бертольда Ревинтера - два глаза.

– Но и здесь проблем не будет. Запуганный папаша ей не поможет. Про брата я вообще молчу. Значит, будущий супруг... Плохо, что она уже в брачном возрасте... и хорошо, что имела место та история с Тенмаром. При умелом подходе весь высший свет заговорит, что средняя девица Таррент - любовница покойного мятежника...

– Она - действительно любовница, а он - действительно покойный?
– уточнил Роджер. По-настоящему интересуясь лишь второй частью вопроса.

– К сожалению, не покойный, но свету об этом знать незачем!
– хохотнул отец.

Длиннопалая, унизанная перстнями рука уже привычно тянется к ополовиненному графину. Алое в светлом. Будто кровь наполовину вытекла из тела...

– А девица?

– Не покойная, к сожалению. Пока. А, ты о том, лишил ли ее Тенмар невинности, и было ли ей еще чего лишаться? Знаешь, а я бы не удивился. В Лиаре полно конюхов... не смейся, конюхи разные бывают.

Кто - Роджер смеется? Он больше никогда не сможет смеяться - даже над собой!

– Ну, хорошо, не конюхи - солдаты лиарского гарнизона. Ты ведь видел эту девицу? У нее совершенно бесстыжие глаза. Такие не бывают у нормально воспитанных барышень...

Нормально воспитанных. Таких, как Эйда. Готовых жертв для любого подонка.

– ...я такие видел у Кармэн Вальданэ - тоже, кстати, любовницы Тенмара. Ни один нормальный мужчина не женится на женщине с подобными глазами...

А теперь нормальный - это такой, как Бертольд Ревинтер? Или как его сын? Ирия Таррент точно с радостью обойдется без любого из них.

– ...если не желает стать рогоносцем, разумеется. А уж после ее выходки на площади - поверят в десятки ее любовников. Нам останется лишь подтолкнуть сплетню в нужное русло. А на гулящей подстилке мятежника - хоть живого, хоть мертвого - не женится даже проигравшийся в карты седьмой сын нищего рыцаря.

А вот теперь вопрос: тот подсмотренный неким солдатом поцелуй Тенмара и девицы Таррент существовал на самом деле? Или тоже - удачный плод очередной задумки предусмотрительного отца? А солдат получил за передачу байки остальным звонкую монету. Чтобы никто из "нормальных" людей не жалел о казни Таррентов. В этой семье, дескать, еще и девицы гулящие.

– Есть еще младшая...

В пьяном виде отец, оказывается, вдобавок склонен философствовать. Долго и занудно.

Нет, Роджер Ревинтер все-таки будет сейчас смеяться. Хохотать в голос. Слушая фантазии отца теперь уже об Иден Таррент и горячих лиарских конюхах. И о вышколенных солдатах гарнизона, готовых выполнить любой каприз юной хозяйки.

– ...но ее можно не бояться - с такой-то внешностью. Подобная тихоня и серая мышь подцепит в лучшем случае провинциального барончика. И будет рада, что польстился хоть такой! У тихонь не бывает ни связей, ни влияния. Иден Таррент никогда не станет хоть сколько-нибудь привлекательной - разодень ее хоть в какие шелка-бархаты. Запомни это, Роджер...

Роджер запомнил. Особенно речи отца в походном шатре - на границе Лиара и Ритэйны. Итак, Бертольд Ревинтер, это тоже было ложью? Иден Таррент никогда не была опасна, не так ли?

– А как же твои слова неделю назад? Что следует опасаться ее будущего супруга?

– Лучше не рисковать, если можно риск исключить!
– Отец раздражен. Оттого, что поймали на вранье, или просто много выпил?
– Да и ты должен был перестать распускать сопли.

– Ты добился успеха.
– Кажется, отчеканить получилось. Только Бертольд Ревинтер даже не дрогнул.
– Сопли распускать я больше не стану.

– Я рад, - кивнул отец. Вновь протягивая руку ко второму - пузатому, на глазах пустеющему - собеседнику.
– Будешь?

– Нет.

Что решено - нужно делать на трезвую голову.

Роджер вернулся в свою комнату. В ту самую, где вырос, прочел столько замечательных книг... ничему его не научивших. Где грезил о подвигах, мечтал поступить в Академию.

Обитые шелком стены. Портьеры в золотистых тонах. Такой комната была при матери, такой сын ее и оставил. В незначительных мелочах отец шел Роджеру навстречу. Чтобы в главном всегда заставить сделать по-своему.

Роджер молча переоделся в мундир лейтенанта. Военный, не парадный. Открыл чернильницу, достал перо.

"То, что я сделал, несовместимо с честью офицера".

На белом квадрате чернеют подсыхающие строки. Всё, что останется от него самого, его чувств и поступков. Вся жизнь поместилась в нескольких словах.

А тело и следы крови уберут.

Кресло. Тоже мамино любимое. Она всегда здесь сидела, когда заходила в комнату сына.

Пусть это произойдет здесь.

Роджер Ревинтер сел, выпрямился, насколько смог. Приставил пистолет к груди и спустил курок...

4

...Неизвестно чью карету подбрасывает на ухабах. Будто дорога вдруг стала взбунтовавшимися волнами Альварена. Только на сей раз лодка снабжена крышей и стенами и темна, как зимняя ночь. Не видно ошалевшего озера.

Остановилась колымага резко - Роджера аж швырнуло вперед. Едва успел схватиться за край узкой скамьи.

Дверца резко распахнулась, впуская солнечный совет и прогоняя иллюзию былого ужаса.

– Выходите, капитан Ревинтер.