Изгнанники

В общем, с тех пор началось возрождение США как страны лихих авантюристов, смелых первопроходцев и талантливых инженеров. Сейчас США были большой страной с крепкой диктатурой, развитой промышленностью, неплохой экономикой, сильной армией и мощным флотом, которая не раз давала по сусалам соседям и несколько раз рисковала задеть русских. Правда, результат был неизменен – русские войн не проигрывали и проигрывать не собирались, однако США были в списке тех немногих государств, которые Российская империя вообще учитывала в своих планах. Тоже своеобразный признак если не уважения, то признания. Наивно было ожидать, что американцы не сумеют сейчас применить свою нежно любимую еще со времен морских флотов игрушку, ставшую таким же символом Америки, как звездно-полосатый флаг-матрац и «Кока-Кола». Их авианосца следовало опасаться всерьез.

– Пятьдесят, – голос артиллерийского офицера как топором разрубил напряженную тишину, повисшую в боевой рубке корабля. Противник вышел на расстояние пятидесятипроцентной вероятности поражения его главным калибром, и артиллерист торопился сообщить об этом капитану. Не то чтобы Соломин не знал позиции, на его экран шла вся информация, но всегда лучше, когда на контроле сидит профессионал. В конце концов, капитан руководит ВСЕМ кораблем. Хорошо хоть, лишний раз голова не болит о совмещении залпов крейсеров – более новые орудия «Альбатроса», несмотря на меньший калибр, имеют ту же дальнобойность, что у флагмана. Данное обстоятельство очень облегчает работу и артиллеристам, и самому капитану.

– Ждем. Отсчитать до авианосца.

– Сорок пять.

– Докладывать через десять.

– Есть.

В рубке снова наступила тишина. Соломин сидел в кресле, внешне спокойный, как мамонт, хотя внутри все было напряжено, но командир должен оставаться для подчиненных образцом во всем.

– Шестьдесят. Пятьдесят пять.

– «Альбатрос»!

– Слушаю, – раздался в рубке голос бывшего старпома «Эскалибура», а ныне капитана крейсера.

– Работаю авианосец. Ваш залп по линкору. Дальше по плану.

Вот так вот, коротко и ясно. Первый залп будет дан одновременно, чтобы максимально ослабить конвой, а потом на долю «Эскалибура» достанется схватка с крейсерами, а «Альбатрос» начнет гонять транспорты. Ну а пока оставалось только ждать.

– Ваш кофе, капитан.

– Что? – Соломин резко повернулся. – Какого хрена? Я же сказал, все по местам! Что делают посторонние в рубке?

Бьянка, между тем, не обращая внимания на негодование капитана, подошла, изящно лавируя между немногочисленными офицерами, поставила на столик перед онемевшим от такой наглости Соломиным кружку с великолепно (у кока так никогда не получалось) заваренным кофе и так же изящно и бесшумно удалилась. Дисциплина, царящая в экипаже, на нее как будто не действовала, и Соломин уже начал задумываться над тем, что порка и добротно просоленные розги – отнюдь не самый плохой метод воспитания и не худшее изобретение человечества. Вот и сейчас явилась, хотя было ей это строжайше запрещено… В углу хрюкнул, давясь смехом, штурман и тут же, под гневным взглядом Соломина, изобразил кашель – капитан был страшен в гневе. Однако гнев гневом, а что-то с дисциплиной делать было надо, иначе это грозило крупными неприятностями. Вот только что конкретно делать, Соломин, пожалуй, впервые в жизни не знал. Что, уподобляться англичанам и рубку перед боем запирать? В русском космофлоте такой традиции отродясь не было – взаимное доверие на боевых кораблях было возведено в абсолют.

– Семьдесят. Шестьдесят пять.

Голос артиллериста вывел Соломина из состояния легкой прострации. Оглянувшись вокруг, он мрачно прорычал:

– Если она еще раз войдет в рубку, я за себя не ручаюсь. Все поняли? БЧ-2! Степан Васильевич! Цель – авианосец.

– Командир, я в курсе, разговор ваш, наверное, только глухой не слышал. Не волнуйся ты так, сработаем как обычно.

– Хорошо, поверю на слово. – Соломин механически отхлебнул кофе и склонился над экраном. – Степан Васильевич, я хочу подпустить его поближе, так что постарайтесь накрыть его сразу.

– Хорошо, капитан. Интересно, что они такое прут? Авианосец в охранении, в мирное время – это, знаешь ли, не шутка.

– А пес его знает, если честно, – Соломин пожал плечами. – Я даже задумываться не собираюсь. Меньше знаешь – крепче спишь.

– Тоже верно. Главное, платят хорошо.

– Это точно.

– Восемьдесят. Семьдесят пять. Капитан, они прибавили ход!

– Черт, неужели что-то заметили?

– Не должны.

Соломин и сам знал, что не должны. Пока его корабль не запустил двигатели или не открыл огонь, его не обнаружить. Американские радары неплохи, однако все равно с русскими их не сравнить. Просто уж больно не вовремя начал разгоняться конвой. Может, это заранее запланированный маневр, ничего особенного за собой не скрывающий, но капитану не нравились совпадения.

– Всем внимание. Приготовиться к перегрузкам.

Огромный корабль, казалось, замер. Наверное, так замирает хороший конь прежде, чем ринуться вскачь, или крепко сжатая пружина перед тем, как высвободить всю накопленную энергию. И сложно было позавидовать тому, на кого она выплеснется.

– Девяносто. Восемьдесят пять. Скорость прежняя.

– Очень хорошо. Доклад через пять.

Сейчас уже появлялась некоторая опасность – для повышения эффективности собственного огня Соломин подпускал конвой поближе, но в результате уже сам оказывался в зоне досягаемости главного калибра линкора. Кстати, если он правильно определил, то это один из самых мощных кораблей американского флота – линкор типа «Аляска». Действительно, интересно, что же он охраняет, а еще интереснее извивы человеческой мысли. Американцы традиционно называют линейные корабли именами своих штатов или планет. Аляска давно уже русская земля, так они специально планету назвали. Интересно, это верность традициям или маразм?

– Девяносто пять. Девяносто.

Ну что же, пора, наверное.

– Господа офицеры. Атака!

Спустя секунду корабль чуть заметно вздрогнул – бортовой залп гиперорудий главного калибра колыхнул даже этого гиганта. Полтора километра брони и электроники обладали огромной массой, но и артиллерия соответствовала габаритам линейного крейсера, и отдача, прямо как на морских кораблях далекого прошлого, была заметна.

В первый момент показалось, что ничего не произошло и залп не достиг цели, но затем на всех экранах загорелись яркие точки. Автоматика переключила радары на максимальную мощность – теперь не было нужды скрываться, и сразу же стало видно, как авианосец, окутанный облаком вырвавшегося из разбитых отсеков воздуха, неторопливо, как и положено такому великану, разваливается на куски. Артиллеристы не подкачали, сумев не просто накрыть вражеский корабль (на такой дистанции это было несложно), но и сконфигурировать залп таким образом, что полностью разрушили корпус. В случае, если бы авианосец раскололся, к примеру, пополам, часть ботов могла уцелеть и, теоретически, имела бы шансы взлететь. А сейчас взлетать там было уже некому. Еще через пару секунд один из обломков вспух от страшного внутреннего взрыва – очевидно, взорвались реакторы, а затем вспыхнуло все окружающее пространство, в пыль растирая останки авианосца.

С линкором было чуть иначе – этот корабль был лучше защищен, да и сама его конструкция была заметно прочнее. К тому же по нему били заметно более легкие орудия – «Альбатрос», все-таки, строился не для таких боев. Однако линкор горел, в его борту зияли огромные пробоины, и двигатели уже не работали. Пожары вряд ли угрожали американскому линкору – они погаснут сами, как только выгорит кислород. Пробоины тоже не были смертельными – если линкор не разрушился сразу, значит, набор корпуса уцелел, и максимум, что грозило линкору, это потеря части экипажа из-за разгерметизации отсеков и, разумеется, того оборудования и вооружения, которое было поражено огнем русской артиллерии. А вот потеря гиперпривода – это уже намного серьезнее – фактически корабль лишился хода. Даже если его двигатели и уцелели, без гиперпривода скорость линкора становилась черепашьей, а обездвиженный корабль в такой ситуации – не боец.

Бой еще только начался, но наиболее мощные американские корабли участия в нем принять уже не могли. Зато оба их крейсера моментально определили, откуда был нанесен удар, форсировали двигатели и устремились в атаку, ведя огонь из всех орудий. Теперь уже их залпы ложились в опасной близости от русских кораблей – правда, попаданий не было, дистанция для не такой уж и мощной артиллерии крейсеров была все-таки великовата. Однако американцы не были трусами и, несмотря на очевидное превосходство неизвестного противника, столь наглядно продемонстрированное в первый момент боя, стремились сблизиться и нанести ответный удар.

Ну что же, похвальная, но бесполезная храбрость. Орудия «Эскалибура», развив максимальную скорострельность, обрушили на них всю свою мощь, на глазах превращая красивый и мощный крейсер в кусок сыра. Во всяком случае, количество пробоин у американского корабля увеличивалось с ужасающей скоростью. Однако, несмотря на повреждения, американец продолжал атаку, а чуть отстав, подтягивался и его товарищ.

Вообще ему пока очень везло, этому храброму крейсеру – несмотря на многочисленные попадания, они все были от орудий среднего калибра и, вдобавок, не задевали жизненно важных центров корабля. Несмотря на то что крейсер уже напоминал вулкан и левый борт его был распорот почти по всей длине, он не потерял управления, а большая часть его орудий продолжала действовать. Главный калибр «Эскалибура» вел огонь заметно медленнее и никак не мог накрыть отчаянно маневрирующего противника, а вот его собственные орудия уже дважды достали «Эскалибур», и, хотя пока что их удары поглощались силовой защитой линейного крейсера, симптом был тревожный. К тому же к дуэли присоединился второй крейсер, а с дальней дистанции их поддерживал линкор. Конечно, его орудия были не слишком опасны просто даже потому, что вряд ли смогли бы попасть в цель, но все равно это было крайне неприятно. Хорошо еще, что маскировочное поле русского корабля по-прежнему серьезно затрудняло противнику прицеливание, однако с уменьшением дистанции это преимущество быстро сходило на нет, и было ясно, что скоро придется начинать маневрирование.