Измена. Мой непрощённый
Шрифт:
Я не знаю, к кому обратиться! К Денису? Он и сам «зависает» с друзьями. Он взрослый. Почти.
К Машке? Нет! Та примчится, конечно. Наведёт шороху. И только сильнее меня взбаламутит.
Самойлов? О, нет! Его тон, с укоризненной ноткой — это не то, что мне хочется слышать сейчас. Я и сама обвиняю себя. Это я упустила её! Я, увлечённая собственным эго, проводившая с Витей все дни напролёт. Я не была рядом с ней, когда Динка нуждалась. Так какое я право имею её упрекать…
Где она, эта девочка? Милое, нежное, рождённое в муках, дитя. Которое мчалось ко
Мне казалось, что Динка смогла пережить наш развод с минимальным ущербом. Что даже Денис не сумел. Он — открытый. Всегда был таким! Всё наружу.
А Динка, она научилась казаться. С виду сильная, дерзкая, палец в рот не клади. Но что скрывается там, за этим бесстрашием? Вдруг она, эта девочка, всё ещё там? Вдруг, я нужна ей? Или мне легче так думать. Я понимаю, с таким сожалением в сердце, что никогда не знала свою дочь. Не знала, чего она хочет от жизни. Мне казалось, она ещё слишком мала. Вот, подрастёт, а уж после…
И вот! Она подросла. Но яснее не стало. И теперь мы далеки друг от друга настолько, что краёв не сыскать. Кричи не кричи, но ответа не будет. Это я виновата! Это я упустила её.
На смартфоне горит смс. Это Витя.
«Как ты?», — волнуется он.
Я пишу: «Хорошо».
Но, по этому слову, без смайликов, знаков, он сразу же видит, что плохо. Звонит.
— Насть, я проехался по клубам. Зашёл в пару таких. Я могу ошибаться, но, похоже, её там нет.
— Она может быть где угодно, — вздыхаю я, глядя в одну точку.
— Скорее всего, у кого-нибудь дома, — соглашается он, — Ты звонила подругам?
— Да, конечно.
Я всех обзвонила! И школьных, и прочих. Кто-то видел её. Кто-то — нет. Одна проболталась, что Динка «у Гоши». А кто такой Гоша? Я вцепилась и стала давить: «Расскажи!». Но ничего, кроме имени. Игорь. Её первый парень? А сколько ему? Где искать?
— Простите, тёть Насть, я не знаю, — сказала подружка, — Она ничего не рассказывает о нём. Знаю только, что он не из местных. Учится здесь. У него ещё байк, пару раз подвозил её в школу.
— Ему есть восемнадцать? — спросила я строго.
В ответ — тишина. Ну, конечно! Он взрослый. Он старше её. Он боится огласки. Боится тюрьмы.
«Я засажу тебя, тварь! Если ты только посмеешь обидеть её», — думаю яростно. И что есть силы, кусаю губу…
Замок на двери оживает, когда я, утомлённая, нервная, засыпаю лицом на столе. Из кухни мне слышно, как Динка крадётся. Боится меня разбудить!
Сперва — облегчение. Готовность простить ей любую провинность. Слава Богу, жива! Но потом… Злость, как цунами, вздымается, мечется, ищет лазейку.
Выхожу в коридор. Застаю её возле комода. Что-то прячет в своём рюкзаке. Сигареты? Презервативы? Что-то более страшное?
Когда свет озаряет прихожую, то я вижу её. Мою дочь. В изорванных джинсах. И в куртке с чужого плеча. На лице — вся её косметичка. Губы бесстыдно припухли. Глаза, подавляя мелькнувшую искорку страха, продолжаю взирать свысока.
Даже
не будучи доктором, я констатирую факт равнодушия. А ещё… Слышу запах мужских сигарет!— Где ты была? — говорю, и сама ужасаюсь тому, как звучу.
Злость так и рвётся наружу! Её не унять. Да и повода нет. Ибо эта бесстыдница, цокнув, бросает:
— Где надо, — и пытается смыться наверх.
Я цепляю рукав её куртки. Той, что скрывает костлявые Динкины плечи. Развернув, осознав её истинный вид, говорю:
— Это чьё?
— Взяла поносить, — усмехается Дина.
Стоит у подножия лестницы. Но я не даю ей уйти! Хватаю дочь за руку, рву на себя.
— Ай! — восклицает она.
— Ты курила? — я нюхаю воздух, как пёс. Я и впрямь как животное! Нервы зудят в предвкушении ссоры.
Динка толкается, мнётся на месте:
— Ой, мам, отвали.
Я, встряхнув, призываю смотреть на меня:
— Где ты шляешься? Ты на время смотрела? — рычу ей в лицо.
Она держит в себе этот воздух. И сверкает глазами, как маленький дикий зверёк.
— Ты сама-то где шляешься вечно? — бросает, как будто плюёт мне в лицо.
Какая-то сила, меня захватив, подчиняет себе. Я теряю рассудок! И прихожу в себя только после…
Когда ладонь с хлёстким звуком скользит по щеке.
Динка отрывисто ахает. Голова, запрокинувшись, обнажает на шее засос… Я хочу впиться в неё! В эту шею. Порвать. Задушить. Кто эта грязная девка? И что она сделала с ней, с моей дочерью?
Я смотрю на ладонь. Будто это не я! Словно кто-то другой завладел моим телом.
«Прости», — порываюсь шепнуть. И обнять её. Динка толкает меня. Прикрывает лицо. В свете лампы видны её слёзы.
— Дина…, - шепчу.
Но она, перебив, ускользает.
— Ненавижу тебя! — ещё долго звучит её голос в ушах. Я сползаю на пол по стене. Слышу, как хлопает дверь её спальни.
«Ненавидишь меня? Свою мать. А кого же ты любишь? Отца?», — порываюсь я крикнуть вдогонку. И по-детски, с обидой, реву. И кусаю губу, ощущая во рту привкус крови.
Глава 35. Илья
Пиво в стакане такого же цвета, как и глаза у Олежи. Или это мне кажется? Он пьёт, и пенка висит у него на усах. Отрастил себе бороду, чтобы выглядеть старше!
Ему всегда не хватало весомости. Веса. Чего-то всегда не хватало, чтобы быть вровень со мной. Хотя, я, несмотря ни на что, продолжаю считать его другом. Помню, когда я назначил его своим другом на свадьбе, он сказал мне:
— Ты недостоин её.
Мы сидели и пили. Тоже пиво. Но только не из стаканов, а из жестянок. И не в баре, а на окраине города, оставив своих двухколёсных «коней» на дороге. Я был удивлён, хотя и ждал услышать нечто подобное.
— А кто же достоин её? Может, ты? — спросил у Олежки и ткнул его банкой.
Он усмехнулся. Себя он никогда не считал Настиной ровней. Ещё меньшей, чем я.
— Про себя я молчу, — подтвердил он догадку.
Я наехал:
— Давай, говори! Точно ведь метился? Ждал, что я соскочу?