Измена

Но стоило ему к ней приблизиться, и оказалось, что годы забвения и праведных трудов ничего для нее не значили! До чего же низка человеческая природа. Или это только она одна такая? Может быть, она совершенно не знает себя, и полюбила графа потому, что натура у нее такая же подлая и себялюбивая, как у него? Осознавать это было так страшно, что Фелиция принялась молиться, стараясь уйти от этих страшных откровений.

На общей молитве в монастыре все прошло как подобает. Но все монахини знали, что ночью их спас от поругания нескио. И их матушка настоятельница. Все смотрели на нее с благодарностью и кланялись ниже обычного. А она чувствовала себя порочной предательницей.

После заутрени выяснилось, что ночью сбежала Амелия Паккат. Никто не знал, когда именно, все замки на ее доме были целы, только в дальнем маленьком, узеньком оконце, была сорвана решетка и выставлена рама. Как она со служанкой умудрились вылезти через эту бойницу, через которую не выскользнул бы и ребенок, никто не понимал.

Кто-то радовался, кто-то удивлялся, а настоятельница была обеспокоена. Амелия Паккат была опасным человеком. И если она теперь с графом Контрарио, то неизвестно, чего можно ждать от этой страшной парочки.

Амелия Паккат в самом деле сидела во главе большого стола в роскошной трапезной в городском доме графа, изображая из себя рачительную хозяйку.

– Дорогой кузен, у тебя здесь не слишком уютно. Думаю, мебель давно пора поменять. И посуда слишком стара для званых обедов. Ковер на полу совершенно вышаркался, я помогу тебе выбрать новый. Кстати, повар у тебя отвратительно готовит фрикасе. Я думаю...

Графу надоело слушать эти бредни.

– Я думаю, что тебе пора отправиться в свое имение и проверить, что делается там.

– Но это невозможно!
– Амелия усердно пригорюнилась.
– Муж тотчас пошлет меня обратно в этот жуткий монастырь. Мне там даже гулять не позволяли!

– Если бы ты вела себя прилично, то тебе позволяли бы все. Впрочем, если бы вела себя прилично, то тебя бы и муж не отправил восвояси. Насколько я знаю, он даже любовницы не завел. Нет возможности?

Амелия призадумалась, вертя в руках вилку.

– Ну, возможно, я и была слишком строга с ним. Но это ничего не значит.

– Вот как? Ну, возможно, я порой тоже был слишком строг со своими любовницами. Но ты права - это ничего не значит.

Она попробовала поданное ей блюдо и неистово завопила:

– Какая гадость! Прикажи всыпать повару двадцать плетей! Немедленно!

Граф спокойно встал со своего места и подошел к ней. Схватив за горло, приподнял и тряхнул. Она тотчас замолчала, выпучив глаза.

– Чтоб я в своем доме этих твоих мерзких воплей не слышал! А то тут же вылетишь на улицу! Будешь базарной шлюхой, ни на что другое ты не годишься!

Он отпустил ее, и, как ни в чем не бывало сел обратно. Упав на стул, Амелия отчаянно закашлялась, схватившись за покрасневшее горло и глядя на графа выпученными от ужаса глазами.

– Что, умею я угодить дамам из рода Сордидов?
– язвительно поинтересовался Контрарио.
– Недаром мы с тобой одной крови. Если б с тобой так же поступал твой муж, в вашей семье царил бы мир и покой, не так ли, дорогая кузина?

– Как ты смеешь так со мной обращаться?
– сквозь хриплый кашель просипела Амелия.
– Я знатная дама!

– И что из того? Ты психопатка, а их вообще держат прикованными в подземельях цепями к стенам. Не хочешь попробовать?

– Ты не посмеешь!
– ее голос дрожал от пережитого ужаса.

– Что-то слишком много народу указывает мне, что я смею, а что нет, - лениво заметил Контрарио.

– Вот только попробуй еще раз нарушить мой покой, и узнаешь, посмею ли я всыпать тебе двадцать плетей, которые ты требовала для повара!

Он спокойно доел, насмешливо поклонился кузине и ушел, оставив ее в гордом одиночестве. Она в ярости подняла было серебряное блюдо с жареными голубями, собираясь запустить его ему вслед, но передумала, осторожно поставила блюдо на место и задумалась.

– Ничего, дорогой кузен, ты еще поплатишься за обращение со мной как со своей жалкой шлюхой-простолюдинкой!

Задумавшись, она прикидывала, как бы ему отомстить. Отравить? Неплохо, но куда потом денется она сама? Она не знала, кто является законным наследником графа, но понимала, что в доме графа ей никто жить не позволит.

Нет, торопиться она не будет. Вот когда увидит, что можно без последствий для себя нанести удар, вот тогда она его и нанесет. Это будет славная месть!

Она тихо захихикала и принялась за еду. Та была остывшей и показалась ей пресной, но она стерпела, не желая проверять на себе суровые обещания жестокого кузена.

Граф ехал к лэрду один, верхом, без охраны. Вокруг него давно витал ореол ужаса и отвращения, и это ему нравилось. Этот ореол прекрасно защищал его от всяких неожиданностей.

Ему было подозрительно поведение лэрда. По его разумению, он давно уже должен был передать шкатулку Зинелле, и сообщить ему об этом. Но тот до сих пор этого не сделал. Неужели отступился, как нескио? Граф сердито поджал губы. Понятно, после неудачного обращения в адепта нескио его возненавидел. Но как это все не вовремя! Полностью подготовленный мятеж после исчезновения кольца рассыпался, как песочный домик. Прислуга тоже посматривает на него с возмущением, чего никогда не позволяла себе прежде.

Да будь проклята эта Агнесс! Кто бы мог подумать, что она так просто выскользнет из-под его власти, вернее, что ее вдруг выпустит кольцо! А оно не только ее выпустило, но еще и помогло сбежать. Без помощи кольца ей никогда бы не ускользнуть из замка. И теперь кольцо у нее, а, возможно, и у его врагов.

Он был беспечен, позволив Агнесс завладеть кольцом, это нужно признать. А теперь без камня все то, над чем он так кропотливо и упорно трудился все эти годы, начинает расползаться по швам, как истлевшая рубаха. Толпа, которая должна была штурмовать поместье наместника и убить его самого, вдруг рассыпается, завидев ничтожные два десятка стражников.

Восстание в столице, призванное провозгласить его королем, сходит на нет, лишь слегка пошумев да попугав обывателей. Королевская стража, по наущению Зинеллы обыскивавшая город в поисках переодетой в монашеское платье Агнесс, никого не поймала, лишь возмутив и настроив против себя верующих.

Из всей его затеи получился пшик. Ну, не совсем, - поправил он себя, томно прикрыв глаза, - по крайней мере он выяснил, что Фелиция по-прежнему его любит. Нужно только не дать ей выбирать между разумом и чувством, и она все-таки станет его! Вот только кем ее сделать? Любовницей или женой? Граф сокрушенно рассмеялся. Как будто в этом могут быть сомнения! Конечно, женой, законной супругой. Она ему по-прежнему безмерно дорога.