Изменяя прошлое
Шрифт:
И Ляля заливался соловьем, когда к их столику подвалил какой-то мужик и, обращаясь к нему, сказал:
— Ты же брат Ивахи, да?
Ляля согласно кивнул.
— Тебя там Иваха на улице ждет за углом, где кусты, — сказал, чтобы шел быстрее.
И тут же отвалил к выходу. Ляля длинно выругался, но старшего брата он побаивался, тот не отстанет, может и в рыло дать, если не пойти, откуда только узнал, что он здесь? Да, прошло то время, когда брат был горой за младшего, сейчас тому самому до себя. Млять, наверняка упадет на хвост, вот же не вовремя-то, а? Но деваться некуда, надо идти, тем более что и эти малолетки брата его знали и уважали.
Ляля нехотя встал из-за стола и, сказав приятелям, что он быстро, пошел на выход. Те понимающе кивнули, тут же забыв о нем, поскольку все их внимание сейчас привлекала компания девиц, гулявшая через столик от них. Может быть, кто-то из них даже подумал, что если Ляля (даже они за глаза называли его так) не вернется, то и хрен
Ляля же сбежал по крутой лестнице, на которой немало подвыпивших посетителей ноги поломало (кто в ресторане такие лестницы делает?) за время существования гостиничного комплекса, закрывшегося в девяностые, а потом постепенно и разрушившегося, и выскочил на улицу, решив не брать куртку в гардеробе. Оглядев тусующихся у входа людей и не увидев брата, вспомнил, что мужик сказал «ждет за углом, у кустов», и, поеживаясь от холода, быстрым шагом пошел направо. Свернув за угол, тут же увидел в полутьме после освещенного входа, фигуру брата, засунувшего руки в карманы и, ссутулившись, смотревшего в сторону кустов. Что странно, Ляля почему-то даже не усомнился, что это именно его брат. Неизвестно, что сыграло здесь свою роль: то ли водка, уже затуманившая мозг, то ли похожая в полутьме фигура в старой куртке, то ли желание быстрее разделаться с этой проблемой. А, скорее, все сразу, но он подбежал к ожидавшей его фигуре и хлопнул по плечу:
— Ну, чего ты хотел?
Молча смотревшая в темноту фигура резко обернулась, и Ляля вдруг понял, что это не брат.
Пастор широко улыбнулся и сказал:
— Здравствуй, козлик!
Что-то сильно ударило Юрку в живот, потом еще раз, и ещё. Режущая боль взорвала мозг. И в тот миг, когда сознание уже почти покинуло Лялю, лицо Пастора вдруг неуловимо изменилось так, что показалось, будто в глаза ему посмотрел какой-то старик.
***
«И где же эта падаль?» — лениво думал я, стоя за углом и глядя в темноту кустов. Не то чтобы я сильно торопился или о чем-то беспокоился, просто хотелось покончить с этим делом, да вернуться в тепло ресторана, где мой друг детства Леха уже, наверное, кадрит тех девиц, пребывавших в режиме ожидания. Там вкусный лангет с салатом и крепкая водка, а здесь холодно и темно. Впрочем, как-то отрешенно подумал я, надо быть уважительнее к таинству смерти, которое сейчас здесь совершится. Несмотря на то что я никогда в жизни никого не убивал, я почему-то нисколько не волновался. Интересно, почему? Может быть, подумал я, это из-за того, что я настоящий все же в будущем, а это все в далеком прошлом для меня? Но если меня примут, то и будущее мое изменится, готов ли я к этому? Подумав, я понял, что мне все равно, главное, что меня больше не будет мучить сожаление о том, что я так и не смог тогда (сегодня) отомстить этому паскуднику. Еще я подумал о том, что все это неправильно и мне вообще-то, не стоило бы его убивать, особенно, учитывая то, что он и так через пару лет сам скопытиться. Эта мысль засела во мне, сверля мозг, и мне никак не удавалось от нее избавиться. Дошло до того, что я уже хотел плюнуть на всё, вернуться в туалет, дать мужичку обещанный полтос, одеться и просто уйти. Лёха? Ну, потом как-нибудь встретимся, что-нибудь придумаю, какую-нибудь захватывающую историю… И тут я услышал шаги сбоку и голос Ляли в темноте:
— Ну, чего ты хотел?
Он почти подбежал и схватил меня за плечо. Но еще целый долгий миг я не мог оторвать взгляд от темноты, вопрошая ее о том, что мне делать. И когда темнота ответила, я повернулся навстречу своей новой судьбе:
— Здравствуй, козлик!
И широко улыбнувшись, с силой воткнул выскочившее из рукоятки лезвие ему куда-то в живот. Увидел его распахнувшиеся зрачки и быстро, словно боясь передумать, еще несколько раз выдернул и вновь воткнул нож в тело Ляли. Не знаю, сколько ударов я нанес, не считал, остановился лишь тогда, когда Ляля упал. Тогда я присел на корточки над телом и с каким-то болезненным интересом стал смотреть ему в лицо, перекошенное от боли. Но вот он перестал хрипеть и дергаться и, надо же, лицо очень быстро разгладилось, словно кто-то надел на него маску покоя. И когда я понял, что передо мной лежит труп, то тщательно вытер лезвие о его свитер, потом встал, на секунду посмотрел в темное, закрытое тучами небо и, ухватив тело за ногу, отволок его в самую темноту кустов у дороги. Если специально не искать или случайно не наткнуться, то, даже пройдя в метре от него, ничего не заметишь до самого рассвета. Хорошо, что в этом году снега еще не было. Я оглянулся — никого, развернулся и побежал по мерзлому асфальту.
Добежав до пруда с торца здания, вокруг которого стояли лавочки, в это время года пустые, остановился, размахнулся и закинул нож на середину пруда, покрытого у самого берега тоненьким льдом. Густая темная вода булькнула, принимая орудие убийства, а я посмотрел на свои ладони. На удивление, они были чистыми. Тогда я пожал плечами и побежал в сторону окна туалета. Еще раз остановился в свете, падавшем из окна, внимательно осмотрел себя и, не увидев нигде ни капли крови, ухватился руками
за карниз.Мужик, разглядев меня, залезающего с улицы, обрадовался, словно родному сыну и кинулся мне помогать причитая:
— А я уж думал, братишка, что ты кинул меня. Думаю, как я без куртки-то пойду, холодно же?
— Я никогда не обманываю по таким мелочам, — ответил я, стягивая куртку и незаметно еще раз осматривая ее. Кажись, и правда, все чисто.
Мужик схватил куртку и жадно уставился на меня. Я достал из заднего кармана пачку денег, отсчитал пять червонцев и, протянув их страждущему, сказал:
— Вали отсюда и забудь о том, что ты вообще сегодня здесь был и меня хоть когда-то в жизни видел. Если, конечно, жить хочешь…
Я улыбнулся, глядя прямо в глаза этому отбросу общества, впрочем, такому же, как и я. Да, такому же, как и я…
Мужик испугался (я знал, как действует мой взгляд на людей), засунул купюры в карман и с курткой в руках выпрыгнул из окна. А я подумал, что он меня не сдаст. Вернее, сдаст, конечно, если менты на него выйдут, но как они на него выйдут? Нет, я об этом не волновался. В конце концов, что будет, то пусть и будет.
Глава 18
1988 год
Ее звали Лена, и она казалось Николаю самой красивой девушкой на планете. Но если бы кто-то со стороны объективно взглянул на нее, то не нашел бы в ней ничего особенного. Девица как девица, самой средней внешности, которую она, как могла, старалась улучшить при помощи дешевой косметики. Впрочем, и сам Коля красавцем не был, так что они составляли, можно сказать, самую обычную, среднюю пару, каких абсолютное большинство в мире. А то, как они воспринимали друг друга субъективно, это, сами понимаете, исключительно работа химии нашего тела, которая, выполняя заложенную в генах программу воспроизводства себе подобных, преображает самый средний образ в нечто невообразимо прекрасное. Что, конечно, пройдет через пару-тройку лет, поскольку заложенный в нас Богом ли, природой ли счётчик полагает это оптимальным сроком для зачатия одного – двух детей, то есть, для выполнения программы-минимум. А дальше уж как получится, зависит только от них двоих.
Николай лишь недавно окончил МФТИ и сейчас трудился в одном закрытом НИИ, куда устроился по протекции своего отца, партийной шишки среднего звена, пока лишь мэнээсом, то есть — младшим научным сотрудником. Но сейчас, с внедренной матрицей сознания из будущего, он совсем иначе воспринимал все происходящее с ним. В том числе другими глазами взглянул и на Лену, поскольку матрица из будущего каким-то образом развеяла флер, а если по-русски, то весь покров таинственности, загадочности и привлекательности с его дамы сердца. Старое сознание скептически рассматривало сидящую напротив в кафе-мороженом девушку, пытаясь осознать, что именно он тогда в ней нашел? Он же и в будущем все время вспоминал о ней как о прекраснейшей из женщин, одной из самых красивых девушек города, которых он когда-то видел. А сейчас вдруг обнаружил, что перед ним сидит ничего особенного не представляющая из себя девчонка, — да, в меру смазливая, но мера эта идет, скорее, по нижнему краю шкалы. Нет, не подумайте, он о собственной внешности тоже никогда не был высокого мнения и прекрасно понимал, что для него она очень даже неплохой вариант, вряд ли, не имея ни денег, ни имени в науке, он сейчас может рассчитывать на что-то большее. Но слишком уж разительно отличались его воспоминания о ней с тем, что он увидел сейчас. Впрочем, это, наверное, касается всех людей, что когда-то любили. Любовь идеализирует даже самое среднее, недаром о ней говорят, что она зла. Можно даже сказать, что она порой откровенно издевается над людьми, словно ее забавляет, как мы вдруг начинаем обожествлять не пойми кого, приписывая этому или этой «не пойми кому» те черты и качества, которых у них отродясь не было и даже не предполагается. Любовь слепа и чрезвычайно субъективна.
Правда, стоило лишь чуть отпустить вожжи, как молодой Николай сразу же начинал таять от любви и желания. Можно было поступить, как, например, делал тот же Пастор со своей возлюбленной, лишь направляя молодые порывы опытной рукой и не оценивая их с точки зрения будущего опыта — просто получая удовольствие. Вот, только никакого особого опыта у Коли, считай, и не было. Ну, нельзя же считать за таковой недолгую интрижку с замужней бухгалтершей в их институте? Там опыт был, скорее, с ее стороны, а он всегда был ведомым, можно даже сказать: игрушкой в ее руках. Когда ей приперчивало, она просто овладевала им по-хозяйски, вот и вся любовь.
Лена о чем-то увлеченно болтала, он кивал, а сам вдруг вспомнил один разговор с Пастором. Они тогда выпили немного водки, ну, как немного? — Раздавили бутылку на троих с Нечаем, но для мужчин в России и в их возрасте эта доза соответствовала лишь легкому опьянению. И Пастора потянуло на откровения по, так сказать, «половому» вопросу, на что они с Нечаем посмеивались и поддакивали. Так вышло, что никто из них никогда не был женат, и вот как раз о преимуществах такого положения Пастор и распинался. Тогда Коля не сильно заморачивался, что он там тот болтает, хотя и соглашался с его доводами, а вот сейчас почему-то вспомнил.