Изменяя прошлое
Шрифт:
— Само собой, попытался бы все исправить и в тюрьму не попасть, — уверенно ответил полковник Курчатов.
— Вот и я так думаю, — кивнул Рябинин. — Предположим, он отправляется назад во времени и пытается все исправить, но и в этот раз у него ничего не получается. Более того, в этот раз он еще и обзаводится раной в ноге от выстрела Залевского. Отсюда мы имеем два разных рапорта о происшествии. Но никто, имей такую возможность, на этом бы не остановился, верно?
— Наверняка, — подтвердил полковник ГРУ.
— Значит, что? — Рябинин не стал ждать ответа, и ответил сам. — Вернувшись назад и обнаружив, что для него, по сути, ничего не изменилось…
— Подожди, Серега, — прервал
— Это только мое предположение, — поморщился эфэсбешник, — но оно логично укладывается в версию. Давай это потом обсудим, хорошо?
Полковник из соседнего ведомства согласно кивнул.
— Так вот, — продолжил Рябинин, — тогда он отправляется в прошлое в очередной раз, и в этот раз решает поступить иначе. Он стучит на Залевского в нашу Контору, мы его при помощи физика, записавшего их разговор, берем, пакуем, колем, а Сурков остается на свободе и с машиной времени. Прошлое меняется, мы забываем обо всех предыдущих делах, поскольку в этом варианте прошлого их просто не было. И если бы не старые рапорта, так бы все и осталось шито-крыто.
— А почему рапорта тогда не исчезли? — наконец, задал главный вопрос полковник Курчатов.
— Вот! — стукнул рукой по ручке казенного полукресла Рябинин. — Хороший вопрос: почему? Если честно, я не знаю, это только предстоит выяснить. Возможно, рукописи не только не горят, как утверждал Воланд, но еще и не исчезают во времени? Что написано пером… и так далее. Либо что-то еще, может, какая-то третья сторона в игру вступила? Так или иначе, но есть еще один интересный факт: четыре дня назад Сурков ездил на краткосрочное свидание в ИК-3, где встречался с неким Андреем Николаевичем Пастором по кличке «Пастор», рецидивистом, всю свою жизнь не вылезающим из тюрем. Я прошерстил известную нам биографию Суркова, он этого Пастора знать просто не мог, если только…
— Если только они не сидели вместе в предыдущих вариантах прошлого, которые отражены в тех двух рапортах — закончил фразу Курчатов.
Они помолчали, а потом полковник из ГРУ сказал:
— Допустим, ты все разложил верно, но все же, что не так с этой машиной времени?
Рябинин рассмеялся:
— А ты молодец, сразу ухватываешь суть! То, что в прошлое нельзя отправиться, так сказать, физически, это еще Сурков в своей статье писал, и дальше по докладам Залевского известно. Я не специалист, возможно, что-то не так с самой природой времени или с изобретением. В прошлое, как он утверждал, можно запустить только некую матрицу сознания реципиента, которая там, в прошлом, совместится с его же собственным сознанием. То есть если ты родился, скажем, в 1990 году, то в 1989 год ты уже не попадешь никак. Путешествие в прошлое ограничено сроком жизни реципиента, а если точнее — его сознательного возраста, поскольку нет смысла переноситься в себя младенца. Это первое: можно попасть только в самого себя и ни в кого более. А вот о втором я могу лишь догадываться, но, думаю, что прав: время нахождения матрицы сознания в прошлом ограничено и, скорее всего, это достаточно небольшое время. Возможно, несколько часов, этим объясняется первая неудачная попытка.
— Ну да, — добавил Курчатов, — если время ограничено, то ты можешь не успеть сделать то, что тебе нужно, или не сможешь узнать, получилось ли у тебя так, как задумывал.
— Да, — согласился Рябинин. — Но если машина по-прежнему работает, то можно, пусть даже не сразу (не знаю, какие там у нее ограничения) повторить попытку.
— Что Сурков и сделал, на этот раз так, как надо, — завершил Владимир. — План мероприятий у тебя уже есть?
— Как раз собирался сейчас заняться этим, — ответил Сергей. — Но теперь
уже вместе подумаем, что и как будем делать.— Может, для начала стоит пообщаться с этим, как его, Пастором? Припугнем его, надавим?
***
«Ах, какой же я молодец, — думал я, молча слушая заезжего мента. — Как в воду глядел, вечером же того дня после свиданки позвонив Сурку и все обтяпав».
После обеда меня дернули к куму. Впрочем, то, что меня именно к куму вызвали, я узнал уже позже, когда подвели к его кабинету. Однако кум не стал задерживаться, убедившись, что я это я, он покинул кабинет, оставив меня наедине с двумя деловыми ментами в штатском. Правда, насчет того, что это именно менты у меня поначалу возникло некоторое сомнение, которое развеялось после того, как они представились, назвав, правда, только свои звания и ведомственную принадлежность. Ну и ладно, мне их имена совершенно неинтересны. Два полковника, один эфэсбешник, а другой вояка из ГРУ, охренеть! Где же это так Сурок прокололся, интересно?
— Если куришь, можешь курить, — предложил мне вояка, протянув пачку сигарет.
— Не курю, — отказался я, ни к чему сейчас это.
— Ну, тогда рассказывай, где и при каких обстоятельствах ты познакомился с Сурковым Николаем Александровичем: еще в СИЗО или уже здесь, на зоне? — это уже эфэсбешник подключился.
— Тот Коля Сурков, который известен мне, — решил я косить под простачка, — вроде бы не сидел. По крайней мере, мне он об этом не рассказывал. Но, может, мы о разных людях говорим?
Полканы переглянулись, а я внутренне усмехнулся: что, ментяры, не ждали, что я сразу признаю свое знакомство с физиком?
— Где и при каких обстоятельствах ты познакомился с ученым-физиком Сурковым? — перефразировал вопрос гэрэушник.
— С Колей что-то случилось? — поддал я тревожности в голос. — Он только недавно был у меня на свиданке, все было нормально.
— Отвечай на вопрос, Пастор! — вступил вторым номером полковник ФСБ.
— А то, что будет? — вяло поинтересовался я.
— Послушай, Андрей Николаевич, — сменил тон вояка, — к тебе приехали два старших офицера серьезных государственных служб. Как думаешь, стали бы мы сюда переться, если бы дело не касалось вопросов государственной безопасности?
— Не хватало мне еще ваши загадки разгадывать, — спокойно парировал я. — Я тебе, полковник, простой вопрос задал: что с Колей?
— Да нормально все с ним, — махнул рукой тот. — Живой и здоровый, насколько мне известно.
— И с какой стати вы им тогда заинтересовались? — не унимался я.
— Рот закрой, Пастор, — с чекистским металлом в голосе отметился эфэсбешник. — Вопросы здесь задаем мы. Повторяю вопрос: где, когда и при каких обстоятельствах ты познакомился с Сурковым?
Я молчал и честными глазами смотрел на полковников.
— Отвечай, Андрей Николаевич, это важно, — сказал вояка, бросив, как мне показалось, недовольный взгляд на коллегу.
— Можно, да? — невинно поинтересовался я. — Вы бы, граждане начальники, между собой разобралась сперва. А то один молчать приказывает, другой просит ответить. Совсем голову мне заморочили, а ведь я уже далеко не молод.
И я показательно тяжко вздохнул. Они опять переглянулись и вдруг одновременно заржали как кони. А я подумал, что люди они не совсем пропащие, коли чувство юмора еще имеется при их собачьей работе.
— Да, Пастор, — отсмеявшись, продолжил чекист. — Сразу видно, что калач ты тертый и допросами тебя не удивишь.
— Эх, начальник, — ответил я с грустью, — допросы для меня так же привычны, как для какой-нибудь красотки признания в любви. По сути, они часть моей жизни, постоянно от меня ваша братия чего-то хочет.