Изъян в сказке: бродяжка

Плакать хотелось отчаянно сильно, но почему-то слёзы, хотя и жгли веки, не желали литься. Она закашлялась, схватилась за грудь и попыталась успокоиться, но тщетно. Что-то сдавливало её изнутри, окатывало пламенем, истязало, как самый жестокий палач. Она тонко, жалко застонала, сухо захныкала, заскулила, но только раздражила горло и закашлялась опять.

Повалилась на кровать, зажмурилась, резко открыла глаза и замерла.

Комната вокруг мягко покачивалась. Балдахин плыл, как какой-то диковинный корабль. Она вытянула перед собой дрожащую руку, разглядывая её отстраненно и с неестественным интересом.

Она помнила, как светились кончики её пальцев, и сердцем чувствовала, что та вспыхнувшая и пробудившаяся в ней магия всё ещё с ней, никуда не делась, теплится внутри и готова откликнуться, стоит только её позвать.

Мэгг хотелось пить, она сосредоточилась на своей магии и пожелала воды. Запахло грозой, и ей на лицо упало несколько холодных дождевых капель.

Почти две недели у Мэгг ушло на то, чтобы оправиться от произошедшего и научиться худо-бедно ощущать проснувшуюся в ней силу. Вернее, её крохи. Мэгг читала про ведьм и видела, на что способна леди Майла — в сравнении с этим её способности были ничтожны.

Она могла открыть замок, коснувшись его, могла поджечь свечу или приманить к себе расчёску, но приподнять что-то тяжелее книги ей не удавалось. Она чувствовала в себе магию, как будто та была ещё одной частью её тела, как рука или нога: эдакий тонкий хрупкий ручеёк где-то под сердцем, в клетке рёбер. Он иссякал пугающе быстро и наполнялся подолгу. Он иногда высыхал настолько, что Мэгг переставала его ощущать, а иногда вдруг начинал бурлить, рождая по всём теле легкость, очищая разум от печальных дум.

В борделе к ней относились по-прежнему, разве что госпожа Дебю дважды обратилась к ней и предложила сменить работу на менее грязную — в смысле, стать одной из девочек. Мэгг оба раза решительно отказалась, чем, похоже, только обрадовала госпожу Дебю, которая считала её излишне жилистой и вертлявой.

Мэгг по-прежнему каждый вечер выходила в общий зал и носила подносы, но больше никто не проявлял к ней интереса, и того человека не было.

Когда выдался выходной, она решилась выбраться в город. У неё прохудились башмаки — так сильно, что латать их больше не было никакой возможности, да и отчаянно хотелось ненадолго выбраться из душных стен борделя.

Одевшись, набросив на плечи плащ и повязав на голову платок, как это делают крестьянки, она вышла на улицу, поморгала, позволяя глазам привыкнуть к свету, и зашагала по дороге.

Уже стояла зима, но в этих краях она была мягкой, малоснежной и тёплой. Вскоре Мэгг оказалась на оживлённой улице, которая быстро влилась в толпу на главной площади перед ратушей. Мэгг вздрогнула, увидев эшафот, на котором её пороли кнутом, но почувствовала облегчение от того, что он пустует.

Был базарный день: по краю площади как пёстрый забор стояли разноцветные лавки купцов и торговцев.

Немного потолкавшись, Мэгг подошла к сапожнику и осторожно, не привлекая внимания, начала присматриваться к готовым башмакам — конечно, у неё не было денег на обувь по ноге, какую когда-то носила леди Магарэт Кэнт.

Готовые башками были тяжёлые и достаточно уродливые, но всё-таки Мэгг присмотрела себе крепкую пару и уже собралась спросить усатого сапожника о цене, как вдруг толпа за её спиной заколыхалась. Сапожник поднял голову и воскликнул:

— Тю! Вешать будут!

Мэгг обернулась, но увидела только спины и затылки. А сапожник, заметив её, подмигнул ей и сказал:

— Влазь-ка сюда, — и показал на большой деревянный ящик.

Мэгг проворно вскочила на него и, став разом выше толпы, увидела, как от ратуши идут Жёлтые плащи, создавая коридор в толпе, а за ними тащатся, один за другим, пятеро: все в рубищах и со скованными руками.

— Кто это, дядя? — спросила Мэгг сапожника.

— Воры, видать, — отозвался он, подкручивая ус. — Точно вешать будут.

Последний вор был меньше других ростом и шёл с большим трудом. Мэгг прищурилась, и вдруг ей показалась знакомой его рвано остриженная голова и резкий подбородок. Он поднял голову — и даже на расстоянии Мэгг узнала Зои.

Сердце сжалось.

Зои была резкая, злая, но она ведь спасла тогда Мэгг. Пусть и не желая ей особого добра, но спасла, вытащила из тюрьмы — а теперь её повесят!

В груди у Мэгг забурлило, и она узнала в этом бурлении свою магию. Если бы только она была чуть сильнее! Если бы могла взять — и разом оказаться возле эшафота, а потом, схватив Зои за руку, исчезнуть куда-нибудь. Но она не могла. И что остаётся — просто смотреть?

Мэгг соскочила с ящика и ввинтилась в ряды спин. Она была маленькая и юркая, а толпа — не настолько плотная, чтобы её задержать. Кто-то обругал её, кто-то от души огрел по спине, но Мэгг не останавливалась и спустя каких-нибудь пару минут оказалась с самого краю, перед освобождённым Жёлтыми плащами проходом. Зои и остальные ещё не дошли до неё, и Мэгг отдышалась. Люди вокруг неё тянули вперёд руки, а кто-то сжимал в кулаках комочки стылой грязи. По поверью, прикосновение к осуждённому на казнь приносило удачу и исцеляло. А те, кто в это не верил, считали, что ворам пойдёт на пользу перед смертью получить несколько грязных плюх за свои бесчинства.

Мэгг ждала, вытягивая вперёд руку. Она не могла вытащить Зои, но должна была хотя бы попытаться ей помочь. Она ведь хитрая и быстрая — вдруг справится?

Вот с Мэгг поравнялся Жёлтый плащ. За ним прошёл бородатый детина, весь избитый и злой, потом — худой печальный паренёк с обритой головой, следом — усталая простоволосая женщина, потом тощий мужчина, одетый не в обычное рубище, а в изорванную и грязную монашескую рясу, и наконец подошла Зои. Она быстро смотрела по сторонам исподлобья — живые тёмные глаза так и бегали из стороны в сторону, губы дрожали. Она вся была собрана и сосредоточена, как загнанный, но ещё готовый драться зверёк. Мэгг вытянула руку, крепко схватила Зои за запястье. В её глазах мелькнуло узнавание, рот открылся, а потом с тихим, почти неслышным, но ощутимым по вибрации щелчком расстегнулся замок в кандалах.

Зои вздрогнула, быстро облизнула серые губы и едва заметно кивнула. Жёлтый плащ, замыкавший ход, рявкнул, чтобы она шевелилась, и она пошла вперёд, а Мэгг зажмурилась и начала молиться Всевышнему. Пусть Зои выберется, пожалуйста!

Ничего не происходило, и тогда Мэгг поспешила сквозь толпу вперёд, к эшафоту. Её не желали пускать, её ругали и пинали, но она не замечала синяков и всё протискивалась, пока наконец не оказалась возле самого помоста. Он был грязный, из потемневших от воды и крови досок, плохо обструганный, но надёжный.

Мэгг добралась до него раньше, чем дошли осуждённые, и следила за тем, как они один за другим поднимаются по ступеням.

Зои шла медленно, крепко сцепив пальцы в замок. Кандалы были на ней, но Мэгг уже знала, что они не сковывают руки — вот только что с того? Руки — не крылья, на них не улетишь!

Мэгг попыталась поймать взгляд Зои, но она смотрела только перед собой. Требовалось что-то придумать, но вокруг было слишком много людей, Жёлтые плащи и простая стража окружали эшафот и стояли возле виселиц.