Изъян в сказке: бродяжка

Отец Гай выдохнул, его лицо смягчилось.

— Что ж, — произнёс он, — женское тело изменчиво и непостоянно. Но терпение приличествует моей персоне. Когда ваш… — он чуть поджал пухлые губы, — недуг пройдёт, мы продолжим нашу беседу. А пока — желаю вам доброй ночи.

И, мягко развернувшись, он вышел из столовой.

У Мэгг подкосились ноги, она упала на стул.

Лицо отца Гая и весь его образ стояли у неё перед глазами — Всевышний, это было отвратительное видение! Милое, приветливое лицо святейшего отца в её воображении превратилось в чудовищную похотливую маску. Его борода почернела, глаза запали глубже — и вот он превратился в насильника с Лиррийского тракта, убитого ножом Рея.

Мэгг резко встала, бездумно, повинуясь силе привычки, собрала со стола грязную посуду, отнесла её на кухню, где быстро оттёрла и отполоскала в холодной воде. Потом вернулась, прибрала стол, потушила свечи и шмыгнула к себе в комнату.

В темноте, под ненадёжной, но всё-таки защитой, которую давала хлипенькая дверь, думать было проще.

Присев на край кровати и обхватив себя руками, Мэгг с абсолютной ясностью поняла: оставаться в доме отца Гая дольше нельзя.

Сегодня она отговорилась, не иначе, Всевышний подсказал ей правильный ответ. Но пройдёт пара дней — и ей некуда будет деться.

Противный, подлый голосок шепнул изнутри: «А что если согласиться?» — но Мэгг отвергла его. Рей никогда не позволил бы ей такого. И сама она скорее умрёт от отвращения, чем разделит супружеское таинство с отцом Гаем! Он был мил ей как заботливый старший родственник, хозяин дома, священник. Но он был омерзителен как любовник. Она знала, что не сможет согласиться. Это будет предательством самой себя.

Переживания утомили её, но времени отдыхать не было. Она приняла решение сбежать от отца Гая — и не следовало его откладывать. Кто знает, не решит ли он завтра проверить правдивость её слов?

Двигаться не хотелось.

Накинув на плечи тонкое одеяло, Мэгг завернулась в него и зажмурилась. Здесь, в доме святейшего отца, она прижилась. У неё была работа, кров, пища — что ещё нужно? Куда она пойдёт, без денег, одна?

Рей всегда требовал от неё думать о последствиях. Заставлял морщить детский лоб и рассуждать о каждом поступке — а потом хвалил с какой-то особенной серьёзностью. Будь он рядом, он бы сказал: «Ну-ка, малышка, подумай, что будет, если ты останешься?»

И так, как ответила бы Рею, Мэгг сказала самой себе: «Я ни за что не останусь. Потому что…» — дальше она даже мысленно не договорила, но картины того, что с ней будет, предстали перед её внутренним взором отчётливо.

«Что будет, если ты сбежишь?» — продолжил Рей.

Мэгг сняла с плеч одеяло и встала. В её комнатке окна не было, но она помнила тёплую погоду на улице. Даже ночью уже не холодно. Можно спать на земле. Можно идти целыми днями, только изредка укрываясь от жарких солнечных лучей, как не одно лето они ходили с Реем.

Вот только она — не Рей. Её не будут привечать в тавернах, она не заработает себе на хлеб и чистую воду с вином.

Значит, нужно было найти себе место.

Она решительно принялась разбирать свои немногочисленные пожитки и готовиться к побегу, продолжая так и эдак крутить эту мысль.

Теперь она будет осторожней, не согласится на ласковые предложения святейших отцов или богачей — найдёт женщину, пожилую и одинокую, которой нужна помощь по дому. И будет в безопасности.

Её руки как раз сворачивали запасное платье и вдруг остановились. Свёрток рассыпался.

Да, она может укрыться у какой-нибудь старушки и день за днём, год за годом облегчать её жизнь. А потом, когда старушка отойдёт в сады Всевышнего, снова остаться одной, бедной, уже не юной девушкой. Совсем никому не нужной.

Рей бы этого для неё не хотел.

Она сглотнула ставшую густой и горькой слюну. Рей хотел для неё красивой жизни, настоящей сказки, и почти добился этого.

Он говорил не раз: «Я дам тебе то, что дали бы твои родители», — и не велел задавать вопросов.

Но он точно знал, что она имеет право на титул и на положение. И всё-таки бродил с ней по стенийским дорогам, а тем временем (думать об этом всё ещё было больно, но необходимо) зарабатывал на жизнь, грабя богатые дома.

Она опять села на постель — сознание путалось, вопросов было слишком много, а пережитый сегодня испуг туманил разум.

За дверью раздался шорох, Мэгг замерла в ужасе.

Послышались шаркающие тяжёлые шаги, и Мэгг сумела выдохнуть — это была всего-навсего Бесс. Она, судя по звукам, дошла до кухни, повозилась тем несколько минут и снова ушла к себе. Опять стало тихо.

Вслушиваясь в эту тишину. Мэгг точно поняла, что не будет искать никакую старушку. Она не простит себе, если не узнает, что от неё скрывал Рей. Если он говорил неправду, если самой судьбой и Всевышним от рождения ей уготована бедная крестьянская жизнь — она смирится, может (она уже думала об этом однажды) попросится навсегда в обитель серых сестёр. Но если её родители действительно имели все права высокородных, если она и правда леди по рождению — она хотела об этом знать.

Значит, нужно было разузнать, откуда забрал её Рей — а дальше всё станет ясно.

На то, чтобы принять это решение и прийти к этой мысли, у Мэгг ушло почти три часа. На сборы потребовалось меньше десяти минут.

Она уложила платье, панталоны и пару платков в небольшой узел, плотно зашнуровала башмаки, накрыла голову тёмной тканью и осторожно вышла из комнаты.

Дом уже спал — ни единого отблеска света, ни единого шороха, ни скрипа, ни дыхания. На цыпочках Мэгг прокралась по коридору почти до самого чёрного хода, а потом остановилась.

Ей предстоял долгий путь: нужно было сбежать как можно дальше от Стина, чтобы, вздумай отец Гай искать её, не попасться ему на глаза. Обеднеет ли дом святейшего отца, если она прихватит с собой в дорогу немного еды?

Глава девятнадцатая. Нищая?

Мэгг сложила в холщовый мешочек хлеб, сырную головку, немного кореньев, пригоршню орехов и пучок свежей зелени — всё то, что не испортилось бы на жаре через несколько часов. А потом её взгляд упал на кошель на столе. Отец Гай складывал в него каждую неделю семь золотых — на покупки. Мэгг сама брала из него деньги и шла с ними на рынок.

Сегодня был третий день недели, так что в кошельке должно было оставаться ещё четыре золотых. Скромная сумма. Мелочь для святейшего отца из крупного города.

Эта мысль заставила Мэгг отшатнуться. Неужели она и правда думала об этом? О воровстве. Что бы ни двигало поступками отца Гая, он спас её, приютил, дал кров — и теперь она думает, как его обокрасть? Да что с ней такое! Рей никогда бы не допустил такого!

Она сглотнула.

Рей, которого она знала, и мысли не допустил бы о воровстве. Но тот Рей, которого она похоронила, который несколько недель болтался в петле и которого называли Соловьём — что сказал бы он?