Качели
Шрифт:
Большая часть выпускников библиотечного факультета избрала местом будущей работы районы Сибири и Дальнего Востока разумно посчитав, что, один чёрт, госкомиссия по распределению лучшего региона всё равно не предложит, а так хоть по праву добровольцев можно получить от государства небольшую дотацию на первичное обустройство, бесплатный билет до пункта назначения, суточные.
Ксению распределение не волновало: куда пошлют, туда пошлют. А вышло так, что она осталась в Южном. За неё горой встало местное спортивное руководство не желавшее отпускать на сторону перспективную
Разъезжались кто куда выпускники. Уезжала к месту новой работы, свободной и незамужней, дипломированный инженер-геолог Женечка. Все её мечтания и фантазии, попытки культурно и нравственно возвыситься до любимого человека пошли прахом. Кицис год уже как был женат на Алле, у них был ребёнок, с Женечкой он больше не встречался.
Накануне её отъезда они решили посидеть где-нибудь вдвоём. Выбрали любимый студентами недорогой ресторанчик неподалёку от университета, заказали бутылку шампанского, котлеты по-киевски, фирменное мороженое – кутить, так кутить!
Был душный вечер перед дождём, в зале стоял полумрак, горели только настенные бра. Знакомый официант Алик зажёг на столике три свечи в подсвечнике, пожелал приятного аппетита.
– Ну, – подняла бокал Ксения, – давай! Зa всё хорошее! Чтоб не забывать друг друга!
– Я тебя, Ксюша, никогда не забуду! – горячо отозвалась Женечка! – До гробовой доски!
Привстала чокаясь с мокрыми глазами.
Они прожили вместе бок о бок пять лет, считались подругами, но только сейчас, глядя на залитое слезами лицо Женечки утомлявшей её часто приставаниями и откровениями, Ксения поняла, какой Женечка, в сущности, чистый, цельный человек, как они близки.
В зале танцевали, пели, играла музыка. Возникали в разных местах пьяные стычки, кого-то повели мимо их столика с завёрнутыми за спину руками милиционеры. Крутилась рядом бессмысленно-улыбавшаяся личность в ковбойке со взъерошенной шевелюрой, приглашала Ксению на танец. Она отказывалась, говорила, что не танцует.
– Давай, я с ним пойду! – дурачилась захмелевшая Женечка. – На рок-н-ролл! Ради хохмы! А, Ксюш?
В конце вечера погрустнела, смотрела пристально в окно, где шелестел в каштановой листве тихий дождь.
– В одном тебе завидую, – говорила вполголоса. – Ты можешь его случайно встретить. На улице, в кино. А мне уже не придётся. Никогда… Он тебе не нравится, я знаю. Но когда-нибудь ты поймёшь, какой это удивительный человек. Он так много мне дал! Господи, ведь я была дуб дубом, Ксюша! Думала, что любовь это наши кобели из мужского общежития. Которым всё равно: где, как. Хоть под забором. А он мне руки целовал, называл «моя королева». Королева, представляешь? Скрипку от альта не могу отличить…
Они бежали под проливным дождём к автобусу накрывшись болоньевым плащиком Женечки, вымокли до нитки. Сушили волосы под феном в полупустой комнате общежития с несколькими не вынесенными кроватями, хихикали как дурочки вспоминая общие приключения,
шептались в темноте, долго не могли уснуть.У Женечки был ранний самолёт. Когда Ксения пробудилась на другое утро с головной болью в затылке, соседняя кровать была пуста. На голом, без постельного белья пружинном матраце лежал свёрток и записка сверху: «Носи на здоровье, я тебя очень люблю».
Развернула свёрток. В нём лежал свежевыглаженный, аккуратно свернутый костюмчик из итальянского серебристо-бежевого велюра…
6.
Поди, знай, как повернётся жизнь, какой неожиданный преподнесёт сюрприз. Исчезнувшая Женечка точно передала ей по наследству вместе с велюровым костюмчиком мысли об идеальном любовнике. Наваждение, не иначе: не выходил из головы.
«Что, чёрт возьми, происходит? – казнила себя. – Какое мне дело до этого человека?»
Дошло до полного идиотизма. Похолодела войдя в разгар рабочего дня в читальный зал для учёных, увидев за столиком склоненного над книгой доцента. Кинулась к двери, сидела с бьющимся сердцем у себя в закутке. Вскочила, направилась в отдел регистрации. Отыскала в картотеке его формуляр, стала просматривать список литературы, который он последнее время запрашивал. Тема во всех случаях была неизменной: русский театр восемнадцатого-девятнадцатого веков, миновать её отдел Кицис не мог.
«Думай, Ксения, думай»…
Сила воли у неё всё же была. Ожидаемая встреча, нюансы которой анализировались потом на досуге, завершилась без ущерба для самолюбия. Она, пожалуй, даже взяла над ним верх. Не оплошала, во всяком случае.
– Вот это да! – вскинул он картинно руки на пороге хранилища (был в джинсовом костюме и ярко-красной водолазке). – Если не ошибаюсь, наша прекрасная спортивная руководительница по горным тропам?
Шагнул к конторке приятно благоухая лосьоном.
Что-то в ней сработало – как перед прыжком с вышки.
– Здравствуйте! – окинула взглядом. – Если не ошибаюсь, ценитель красивых горных пейзажей?
Усмешка у него на лице погасла.
– Почему, кстати, вы сравнили тогда хребет, помните, мы смотрели на него в бинокль? С замком графа Монте-Кристо? Вы имели, вероятно, ввиду замок Иф, да? Где Монте-Кристо держали в заточении. Он, по-вашему, был красив? Так написано у Дюма, да? Садитесь, пожалуйста…
Кицис смотрел на неё с недоумением.
– А вы злючка. Помните до сих пор то, что я сказал…
– …три года тому назад, – подсказала она.
– Слово в слово! – съязвил Кицис. – Можно подумать, вы держали в лифчике подслушивающий аппарат.
– У меня абсолютная слуховая память, – Ксения очаровательно улыбалась. – И, кроме того, я тогда была без лифчика.
– А сейчас?
Игра, судя по всему, ему нравилась, он ласкал её взглядом.
– Давайте вашу бумагу.
Картинно склонившись он протянул заполненный бланк:
– Прошу…
– Репетируете новую роль? – пробегала она глазами письменное ходатайство на имя руководства библиотеки быть допущенным в отдел редких рукописей.