Качели
Шрифт:
Валя, узнав по возвращению каких усилий стоило ей раздобыть злополучные деньги, серьёзно её упрекнул: зачем надо было идти на крайности? Он же предупреждал: нет, так нет, не сошёлся свет клином на этой куртке!
Привёз в подарок из Болгарии флакончик розового масла и деревянные бусы с гранёными фишками чудно на ней смотревшиеся. Снова царили между ними теплота и мир.
Осенью уехала отдыхать в Прибалтику с двумя сыновьями жена, Валя ей об этом сообщил приглашая на холостяцкий ужин как выразился. Не знала что и подумать: с ним происходило что-то непонятное, шёл внутренний какой-то перелом, рушились священные табу. Так ей, во всяком случае, казалось.
Кицисы жили в респектабельном районе неподалёку от
Дом генерал-интенданта Советской Армии Горячева, доставшийся в наследство единственной дочери, прятался в переулке напоминавшем из-за густой листвы белоствольных красавцев-платанов крытую галерею. Отыскивая по написанному на клочке бумаги адресу нужный номер Ксения испытывала смутную тревогу – ей было не по себе. Впервые, кажется, отчётливо осознавала постыдность своей роли по отношению к обманываемой жене. Глупостью было согласиться на этот ужин. Зачем, спрашивается? Когда есть своя квартира. Поднималась досада на Валентина: кому нужна эта конспирация, блуждание в сумерках с бумажкой в руке? Если уж решил наплевать на условности, мог, по крайней мере, привезти на такси, встретить, хотя бы, на остановке.
Едва не повернула назад. Помешала вынырнувшая из-за угла моложавая дама в спортивном костюме цвета «электрик» державшая на поводке беременную болонку. Взяв собачку на руки дама осведомилась, какой именно номер дома Ксения ищет?
– Ах, вам к Кицисам, – заблестели любопытством глазки. – Мы соседи… Видите живую изгородь? – показала в конец тротуара. – Сразу за ней будет их калитка. А следующая наша…
Шагая в указанном направлении Ксения чувствовала почти физически как её провожают взглядом.
– Не бойтесь, собаки у них нет! – крикнули вдогонку.
Калитка за аккуратно подстриженной зелёной изгородью была приоткрыта, она вошла в небольшой дворик и тут же попала в объятия Вали: высматривал, оказывается, из-за куста шиповника.
Вид у него был ослепительный: строгий синий костюм, белоснежная сорочка, галстук-бабочка в мелкий горошек, итальянские остроносые туфли на высоком каблуке – крик моды.
– Заблудилась, моя девочка? Долго искала номер? – говорил бережно ведя под руку по песчаной дорожке, целуя в волосы, в висок, с восхищением оглядывая, делая комплименты туалету (велюровый Женечкин ансамбль), причёске, духам. Когда он этого хотел Валя умел очаровывать…
Пятикомнатный дом Кицисов сиял огнями. Мерцали тяжёлые медные бра в коридоре, пылала под высоким лепным потолком гостиной хрустальная люстра, горели на безупречно полированном белом пианино голубые и розовые свечи в стильных подсвечниках, искрились тусклым золотом рамы картин на стенах. Фамильное дворянское гнездо.
С бокалами коктейля в руках они проходили через комнаты, и он с удовольствием объяснял происхождение и ценность каждого предмета… Это подлинный Коро… Эта вещичка изготовлена в восемнадцатом веке… Обрати внимание, Ксюшенька, этот туалетный дамский гарнитур на витых ножках имеет клеймо знаменитого немецкого мастера-краснодеревщика… Да, да, ты совершенно права: сервиз из Мейсена. Видишь скрещённые голубые мечи?
Интендантский генерал Горячев закончивший в сорок пятом войну с нацистами под Магдебургом был человеком практичным. Когда с ведома верховного главнокомандующего воинам-победителям разрешено было вывезти домой в строго контролируемых пределах энное количество принадлежавшего врагу имущества, генерал, не долго думая, загрузил в железнодорожный вагон-«пульман» содержимое небольшого немецкого замка, принадлежавшего потомкам брауншвейгского барона, включая коллекцию средневекового оружия и доспехов. Опечатанный пломбами, с выведенной
наискосок через стенку надписью «Государственный груз! Осмотру не подлежит!» пульман прокатил через разорённую войной Европу в далёкий Южный, где ожидала возвращения с войны мужа-генерала верная супруга с маленькой дочкой…– Можешь пожать ему руку, он чрезвычайно галантен по отношению к дамам! – смеялся Валя, подталкивая её в угол просторного холла, где стоял в полный рост (латы, шлем с открытым забралом, пика в руке) брауншвейгский рыцарь. – Ну же, не бойся!
– Оставь, не надо! – уклонялась она. – Валя, я тебя прошу!
«Зачем я здесь?» – мучила мысль. Богатый дом где незримо присутствовала соперница вызывал жалкое чувство приниженности, подавлял.
От Вали не укрылось её настроение.
– Какой же я осёл! – хлопнул рыцаря по плечу. – Ведь ты у меня наверное проголодалась? А я кормлю тебя баснями… извини! Идём, моя хорошая, ужин на столе.
Увлёк обняв за талию в соседнюю комнату.
– Оцени мои скромные усилия…
Постарался наславу. На безупречно сервированном столе в гостиной стояли салаты, закуски, свежеотваренные крабовые клешни в ярко-алых панцирях в окружении пучков зелени.
– Вырвал из лап директора «Океана»! – сообщил с удовольствием Валя подставляя ей стул, поправляя приборы на белоснежной скатерти, пододвигая поближе салаты. – Божился, негодяй, что крабов не осталось ни грамма, представляешь. Пришлось звонить его сыночку-шалопаю… помнишь, белобрысый был такой, комсомольский вожак? С мерзкими усиками. Учился вместе с Аллой на историческом… – он осёкся. – Положить тебе редиски?
Она отодвинула стул, встала…
– Что с тобой, Ксюша? Погоди… – удерживал он её на месте.
Ксения кусала губы: с неё хватит! Он должен немедленно проводить её домой. Не останется здесь больше ни минуты!
Он не мог понять, просил объяснить, в чём дело. Что с ней происходит?
Ксения уже не владела собой.
– Я хочу домой, понятно! – кричала. – У меня есть собственный дом! Я хочу ужинать у себя дома, яичницей с колбасой!
Валентин хватал её за руки, пытался усадить на диван, она вырывалась, искала глазами сумочку.
Её ярость передалась и ему.
– Никуда ты не пойдёшь, психопатка! – заорал как бешеный.
Схватил за кофточку, стал толкать к дивану.
– Сядь немедленно! Сядь, я сказал!
– Пусти меня!
Пробовала его оттолкнуть, Валентин её не отпускал, наваливался всё яростней, прижимал к стенке дивана. У него было красное, в испарине лицо. Тяжело дышал, грубо раздвигал ноги, лез пальцами под трусики…
Волна негодования всколыхнулась в ней. Не помня себя ударила кулаком по губам, раз и другой. Он охнул, замычал, закрыл ладонями лицо…
Позже она прикладывала ему в ванной комнате холодные примочки на рассечённую губу, а он, взъерошенный, в забрызганной кровью сорочке, похожий на клиента медвытрезвителя, гладил нежно её врачующие руки. Шептались спустя короткое время в бархатистом полумраке на трофейном венском диване, и он неожиданно разрыдался у неё на груди, и Ксения долго его успокаивала, жалела и ласкала.
9.
В оба последующих за Болгарией отпуска он снова умудрился от неё улизнуть. Формально по вескому поводу. В первом случае речь шла о поездке в Ленинград на встречу с вероятным научным руководителем планируемой в обозримом будущем докторской диссертации, профессором-театроведом, пригласившим Кициса по окончанию переговоров погостить у него недельку-другую на даче под Выборгом. Во втором, назрела необходимость в хирургическом устранении усиливавшегося косоглазия у младшего сына, в связи с чем Валя повёз его в Одессу, в офтальмологическую клинику академика Филатова где они провели вдвоём полтора месяца сочетая лечение с отдыхом на море.