Качели
Шрифт:
В каком он был смятении, обнаружив небольшое поредение волос! Катастрофа, конец света! Необходимы срочные меры!
Последовал визит в медицинскую клинику, к профессору-светиле в области эндокринологии, курс электромассажа головы с помощью аппарата венгерского производства. Попутно мытьё волос через день омерзительным вонючим мылом, приём настойки женьшеня натощак три раза в сутки по пятнадцать капель. Были ещё рекомендации: прогулки на свежем воздухе не менее трёх часов в день без головного убора, здоровый сон без антидепрессантов, разумное снижение количества половых сношений.
Видя, как он мучается, Ксения предложила испытанное средство: азиатскую хну. Поколебавшись, он согласился. Смотрел
– Пожалуйста, не вертись, – ловко накручивая ему на голову тюрбан из вафельного полотенца.
Коричневые струйки текли по его лицу и ушам, выглядел он уморительно.
«Интересно, стала бы возиться с его головой Алла?» – мелькнула мысль.
– Ты уверена, что поможет, Ксюша? – произносил он голосом капризного ребёнка.
– Смотри на часы! – приказывала она. – Держим ровно семь минут. А то на всю жизнь останешься рыжим.
Как она любила его в эти минуты! Как бесконечно полно ощущала себя женщиной!
Косила крем глаза в открытую дверь кухоньки: там пыхтел на столе объятый паром старый астматик, мамина кофеварка. Неслась вытирая находу руки выдернуть шнур: не работали ни регулятор, ни выключатель: Валя пробовал починить и бросил, не разобравшись.
«Сейчас вымоем голову, – говорила себе, – высушимся под феном и сядем пить кофе. Проигрыватель включим, Валя расскажет что-нибудь интересное. Ласк, к сожаленью, не предвидится, у нас сегодня законный перерыв».
8.
Задело по-настоящему, когда после успешной защиты диссертации и последовавшего за этим банкета на сорок персон (без неё) Кицис, явившись, оповестил: в следующий понедельник улетает в отпуск на болгарские «Золотые пески». Удалось с помощью доброй старой знакомой из Театрального общества перехватить неиспользованную кем-то «горящую» путёвку в Дом творчества работников культуры Болгарии, место, говорят, замечательное, есть собственный пляж и даже фуникулёр с моря и обратно. Не одолжит ли ему Ксюша свою фирменную спортивную сумку? С ней ему будет удобно ходить на пляж. Она ведь всё равно сейчас ею не пользуется.
О её существовании ни звука. Недоумевал не встретив восторга с её стороны. Ведь такое, в сущности, приятное событие: наконец-то он сможет по-настоящему отдохнуть (Принципиально проводил отпуск, без семьи, это было ненарушимое правило существовавшее все годы, что он был женат, никто не смел на него покуситься, включая любовниц. Каждая очередная Пенелопа должна была ожидать отдохнувшего Одиссея дома, за прялкой).
Она проглотила тогда молча очередную пилюлю. Но что-то неотвратимо зрело в душе – протест, злая решительность: хватит! Хватит пресмыкательства и унижений! Она не прислуга, у неё есть человеческое достоинство, второй Женечкой она не будет!
Знала его к тому времени вдоль и поперёк. О привычках, странностях, о болезни, которая на самом деле существовала. Это произошло в первые месяцы близости у неё на квартире после бурных ласк на скрипучей тахте, когда он полез через неё освежиться под душем. Почувствовала неожиданно: Валя как-то странно потяжелел, обмяк. Обмерла привстав: у него было белое как мел лицо, бессмысленные закатившиеся глаза. Стиснув зубы он мычал, дико, по-животному.
Она схватила его за плечи, стала трясти, повторяла в ужасе:
– Валюша милый, что с тобой? Валечка, очнись! Ты меня слышишь, Валюша? Нe молчи, пожалуйста, ответь!
Он её не узнавал, рвался из рук, сползал на ковёр. Его жутко трясло точно
в лихорадке, на губах пузырилась пена…В доме не было телефона, ближайший телефон-автомат находился в конце улицы. Кинулась полуодетая к соседке на первом этаже, врачу-педиатру районной поликлиники, застучала в дверь спящей квартиры. Когда они влетели вдвоём в её комнату Валя ещё извивался голым на полу, громко стонал. Первое, что сделала соседка, схватила со стола чайную ложку и с силой просунула ему между зубов.
– Тяни язык! – крикнула. – Суй пальцы в рот!
Вдвоём они перенесли его на тахту, усадили между подушек. Кицис бессмысленно озирался по сторонам, медленно приходил в себя. Не помнил ничего, что с ним произошло.
– Как же ты так, моя милая, – выговаривала соседка тщательно намыливая под краном руки после того, как всё было позади. – Любовника завела, а того, что у него эпилепсия, не знаешь. Поздоровее кого не нашлось? С твоей-то внешностью. (Каждый раз потом встречаясь с ней и преувеличенно тепло здороваясь испытывала жгучий стыд, ждала неприятных вопросов)
Умоляла тогда Валентина остаться: два часа ночи, где он поймает такси? Ехать в таком состоянии! Домой ведь можно позвонить, придумать что-нибудь.
– Я привык спать в своей постели! – оборвал он её.
Застёгнул тщательно пуговицы макинтоша, поправил перед зеркалом кожаную кепочку, переложил в боковой карман портмоне.
– Спокойной ночи, моя королева, – произнёс театрально.
Идя следом к входной двери она просила его не садиться к частникам, но он её уже не слышал. Повернул защёлку замка, исчез за порогом…
Из Болгарии она получила от него две красочные открытки с видами морского побережья и письмо с цветной фотографией, на которой он был запечатлён сидящим в соломенной шляпе и плавках верхом на верблюде. Сообщал, что скучает, что отпуск вдали от любимой лягушечки-попрыгушечки кажется ему тягостным и пустым, что на «Золотых песках» довольно пёстрая публика, много иностранцев, главным образом западные немцы, что сюда часто наезжают с концертами прославленные болгарские оперные певцы и поют для отдыхающих на обычных летних деревянных эстрадках, без всякой акустики, а голоса всё равно звучат изумительно. Он слушал Николая Гяурова, впечатление непередаваемое, по приезду он всё ей подробно расскажет… У него к ней небольшая просьба. Не могла бы Ксюша перевести на его имя в адрес главпочтамта Варны триста рублей? Здесь баснословно дешёвые изделия из кожи, он присмотрел себе прекрасную лайковую куртку светло-коричневого цвета о какой давно мечтал, а наличные левы как на грех на исходе, он успел уже тут основательно потратиться. Не хочет обращаться к жене, есть на то причины. «Только умоляю тебя, Ксюшенька, не делай ничего себе в ущерб. Если свободных денег у тебя сейчас нет, не предпринимай никаких крайних мер. Я спокойно проживу и без куртки. Целую тебя всю от кончиков пальцев и выше»…
Свободных денег у неё не было. Оставалась неделя до выдачи зарплаты, сотрудники библиотеки занимали и перезанимали друг у друга десятки и двадцатки чтобы дотянуть до начала месяца. Была, правда, палочка-выручалочка, безотказная тётя Беата, милый добрый ангел-хранитель…
Утром, предупредив на работе что задержится, Ксения побежала на междугородный телефонный пункт: у тёти был домашний телефон. Очередь была, к счастью, небольшой, через четверть часа её пригласили в кабину. Слышно было хорошо, казалось, что тётя говорит из соседней комнаты. Удивительный человек: нe перебивала, не ахала. Записала адрес, по которому следует выслать перевод, переспросила фамилию адресата. Задала единственный вопрос: «Скажи, дитя, он стоит трёхсот рублей?» и тут же, не дожидаясь ответа: «Хорошо, хорошо, можешь ничего не говорить! Я сделаю всё, как ты просишь».